— Это мой брат, мой родной брат. — Она уткнулась Илье лбом в плечо и так застыла, закрыв глаза, не видя и не слыша ничего, что происходит вокруг. Взгляд Лунина в этот момент был прикован к Ирине, и он не обратил никакого внимания на проезжавший мимо небольшой белый автомобиль, из которого за ним наблюдала Светочка. Глава 24, развязка — Я не хотел этого, — щелчком пальцев Трошин отправил окурок в полет. — Я представить себе не мог, что так будет. — Но получилось именно так. Ирина сидела рядом с братом на нагретой солнцем траве в двадцати шагах от пустого здания «Восточного». Набравшее полную силу лето, радуясь самому себе, щедро делилось со всеми желающими теплом, солнечным светом, беззаботным щебетом птиц и тихим жужжанием насекомых, беспрерывно кружащих над полями, заросшими одуванчиками. Лето делилось со всеми счастьем, ибо лето и было счастье. И все же, на совсем небольшом пространстве, ограниченном несколькими десятками метров, находились сразу три человека, которые этого счастья не испытывали и не замечали. Николай и Ирина сидели, погруженные каждый в свои мысли, касаясь друг друга плечами и испытывая странное ощущение, когда ты с человеком совсем рядом, но в то же время постепенно отдаляешься от него. Не можешь понять почему и силишься сделать шаг назад, но не можешь, какое-то невидимое, но непреодолимое препятствие не дает тебе вернуться. Незаметно эта преграда становится все шире, она по-прежнему невидима, но все же облик скрытого за ней человека постепенно становится размытым, стирается, и вот это уже какое-то серое бесформенное пятно, а вовсе не тот, кого ты так хорошо знал и любил всю свою жизнь. В двадцати пяти метрах к северо-востоку от них, на четыре метра ниже уровня окружающей здание мотеля отмостки, находился еще один равнодушный ко всему человек. Марина Княжевич. Конечно, ее равнодушие было гораздо сильнее, чем у Ирины и Николая, каким только может быть равнодушие мертвого человека. Хотя никто не может сказать точно, можно ли считать гниющее под землей, изъеденное червями тело человеком, или же то, что составляет его человеческую сущность, давно покинуло жалкие, разрушающиеся останки. Но сейчас совсем не этот вопрос волновал сидящих на траве брата и сестру. — И что дальше? — Николай задал вопрос, не поворачивая головы. — Ты должен сам прийти и написать явку с повинной. — Ирина безуспешно старалась, чтобы ее голос звучал твердо. — Тот человек, который обо всем догадался, дал мне время поговорить с тобой, но если ты сам не придешь в следственное управление, то… — Ирина зажмурилась, собираясь с силами. — То он пойдет к твоему шефу, — закончил за нее Трошин. — Нет, — Шестакова наконец взглянула на брата, — я сама пойду к Летягину и все расскажу. А заодно подам рапорт об отставке. — Даже так? — удивленно пробормотал Николай. — Не жалко будет? — Тебя или себя? — Кого-нибудь. — Поздно уже жалеть, — неожиданно жестко отозвалась Ирина, поднимаясь на ноги, — и для тебя поздно, и для нее тоже. Она кивнула в сторону бетонной громадины, под которой было похоронено тело Княжевич. — А меня жалеть не надо, — продолжила Шестакова. — В следствии карьеру мне теперь не сделать, конечно, но это не страшно. Может, переберусь в Новосибирск или в Среднегорск тот же, пойду в адвокатуру. — Будешь таких, как я, защищать, уголовничков? — Николай грустно усмехнулся. — А ты такой, как они? Под пристальным взглядом сестры Трошин тоже медленно поднялся. Сделав шаг вперед, он обнял Ирину за плечи и неподвижно застыл, не зная, что ответить. — Дай мне хоть день с семьей побыть, попрощаться, — прошептал наконец Николай. — Езжай, — Ирина поцеловала брата в щетинистый подбородок, — завтра в девять буду ждать на крыльце управления. В пять минут десятого я пойду к Летягину, с тобой или без тебя. Трошин кивнул. — Спасибо, Ирка! — Он стиснул сестре руку. — Только, Коля, не подведи меня! Глупостей не делай, смысла ведь нет, все равно найдут. — Ты что? — удивленно поднял брови Трошин. — Думаешь, что я могу в бега податься? Нет, сестренка, это уже перебор будет. — Тогда жду тебя завтра в девять. На несколько мгновений они прильнули друг к другу, затем Ирина нехотя сделала шаг назад, провела рукой по лицу брата и быстро, не оборачиваясь, зашагала к своей машине. * * * В то самое время, когда Шестакова прощалась с братом, Лунин в очередной раз ехал в Старое Ясачное. Как он и ожидал, договориться о встрече оказалось совсем несложно, хотя поначалу Головков-младший отнюдь не горел желанием общаться с заезжим следователем. — Вам вообще что от меня надо? — В голосе его слышалось явное раздражение. — С Ириной Владимировной я уже разговаривал. На момент убийства меня в поселке не было, свидетели у меня тоже имеются. — Вы уверены, что точно понимаете разницу между свидетелями и лжесвидетелями? — уточнил Илья. — Хотя папа, думаю, должен был вас просветить. У меня есть запись с камеры наблюдения, на которой видно, что вы приехали в поселок в день убийства еще до обеда, а уехали только на следующее утро. Так что, я полагаю, нам найдется о чем поговорить. Да, я не буду возражать, если Михаил Эдуардович будет присутствовать при нашем разговоре. Несколько мгновений телефон молчал, затем в трубке послышался неуверенный голос: — Где вы хотите встретиться? И когда? — Вряд ли нам стоит затягивать. Так что я готов встретиться хоть сейчас, — тут же отозвался Илья, — а насчет места, думаю, дом вашего отца — это самый подходящий вариант. — Хорошо, — согласился Роман, — давайте там и встретимся. Через час. Очевидно, Лунина уже ждали. Не успел он остановить машину у ворот Головкова, как стальная створка отъехала в сторону, приглашая заехать внутрь. Подумав, Илья решил оставить машину на улице. Пройдя в ворота, он обернулся на перегораживающий выезд с участка «хайландер» и нажал кнопку, ставя автомобиль на сигнализацию. — Какие люди нас посетили. — На крыльце дома появился Головков-старший. — Один приехал или с кавалерией? А то ведь говорят, один в поле не воин. — Подполковник зло рассмеялся, неприязненно глядя на Лунина. — Так ведь это смотря какое поле. — Илья неторопливо поднялся по ступеням. Головков прошел в дом первым, Лунин, обернувшись еще раз, последовал за ним. В просторной гостиной с высоким потолком и, несмотря на солнечный день, включенным освещением их уже ждал Роман. Он сидел у большого, рассчитанного на восемь человек, обеденного стола и потягивал чай из массивной кружки с нарисованным на ней бульдогом. Прямо перед ним на столе лежала деревянная разделочная доска, на которой Лунин увидел несколько уже приготовленных бутербродов с вареной колбасой, остатки от нарезного батона, пучок свежей зелени и большой кухонный нож. — Чайку не желаете? — обернулся Михаил Эдуардович. — Нет, спасибо, — Илья покачал головой, — у меня, после того как с вами выпью, голова болит слишком сильно. — Уж прям так и со мной, — усмехнулся Головков, усаживаясь на один из свободных стульев, напротив которого стояла вторая кружка с чаем и бульдогом, — помнится, вы тогда в ресторанчике с кем только не пили. — Вот только всем остальным, в отличие от вас, не надо было скрывать, что ваш сын находился в поселке в тот вечер, когда произошло убийство Мещерской. Более того, он встречался с ней здесь, в этом доме. Мне кажется, два этих обстоятельства могли бы направить расследование совсем по другому руслу, если бы стали известны с самого начала. — Я же говорил тебе, он до всего докопается! — с отчаянием выкрикнул Головков-младший и ожесточенно потер потемневшее от волнения родимое пятно на щеке. Михаил Эдуардович вздохнул и перевел взгляд на лежащий на разделочной доске нож. * * * Капля крови упала на уже успевший побелеть одуванчик. Взглянув на разбитую руку, Лунин вздохнул и вновь надавил на кнопку звонка. — Кого принесло? — послышался раздраженный голос. — Это я, тетя Тань. — Илья улыбнулся распахнувшей калитку раньше, чем он успел ответить тетке. — Илюша! — Та радостно всплеснула руками. — Ну наконец-то пожаловал, а то я уж думала, ты ко мне совсем не зайдешь больше. А мне ведь Нинка рассказывала, что ты приезжал к ней, расспрашивал. — Обещала ведь не говорить никому. — Илья поцеловал тетку в щеку и прошел во двор. — Кто, Нинка? Вот ты скажешь тоже, у нас с ней отродясь секретов друг от друга не было. А мы с ней уж полвека друг дружку знаем. А что это у тебя с рукой? Кровь-то вон, капает. — Ерунда, — Илья пренебрежительно махнул здоровой рукой, — зашел к соседу вашему, Головкову. — И что же, неужто подрались? — опешила тетка. — Тетя Таня, — покачал головой Илья, — вы как скажете, я и не знаю, откуда у вас такие мысли берутся. Выходил от него, калитку сам открывал, вот щеколдой и прищемило. Кожу содрал, видите? — Вижу, конечно, вижу, — заторопилась Татьяна Васильевна, — пойдем-ка в дом, я тебе зеленкой полью да пластырем потом заклею. — А нельзя без зеленки, сразу пластырем? — жалобно спросил Лунин, у которого рука сразу перестала болеть, да и кровь стала капать значительно реже. — Нет уж, дружок, обработаем, как положено, — отрезала тетка, — не боись, зеленка — это ж не йод, она почти и не щиплет. Оказалось и впрямь не больно. Дома, на кухне, тетка быстро промокнула ссадину смоченной в зеленке ваткой, а затем аккуратно заклеила телесного цвета пластырем. — Спасибо, тетя Тань. — Илья осторожно пошевелил пальцами, чтобы убедиться, что пластырь сразу же не отклеится.