Я знал, о чем она собирается спросить, поэтому тут же добавил: во-первых, когда кто-то узнает о секрете, он перестаёт быть секретом. Даже если она уверена, что Вика никому не расскажет. Даже если ей кажется, что она умеет хранить секреты. Случиться может всякое, и это обречёт нас на провал. А во-вторых, мы до сих пор не знаем, кто прячется под маской анонима, а значит, не можем быть железно уверены, что это не… – О чем ты говоришь?! – от нахлынувших эмоций Даша вылетела из-за стола так, что стоящий на нем чайник едва не повалился на пол. – Успокойся, Даша, – я тут же поймал ее руку и, потянув, вернул девушку на место. Я делал это уже не в первый раз, и мне нравилось, как Даша легко сдается. Она прислушивалась ко мне. – Я ничего не имею против Вики и ни в чем ее не обвиняю. Но это как в медицине – хирург должен относиться к каждому пациенту как к потенциально ВИЧ-инфицированному, у него нет права на ошибку. Так и у нас нет этого права. Отправитель записок где-то среди нас, и им может оказаться кто угодно, ровно как у любого пациента, ложащегося под нож хирурга, может оказаться ВИЧ. Он не будет пренебрегать правилами безопасности в надежде, что это не так. – Это…так страшно. – Даша! Тебя преследует какой-то псих – вот что страшно! – Ну ладно, – отмахнулась она – рассуждать об этом можно было бесконечно, – а второе условие какое? – Это должно быть далеко. Там, где этот псих нас точно не найдёт, до куда он не сможет добраться. – Есть какие-то варианты? – Я хотел спросить об этом у тебя. Куда хочешь ты? Не долго думая, Даша ответила: – На Камчатку. – На Камчатку? – переспросил я. Я ожидал каких угодно предложений, но только не самый далекий полуостров нашей страны. – Но почему? – Там красиво, – пожала плечами Даши. – Есть горы, океан и медведи. Я всегда мечтала побывать на Камчатке. И, если уж на то пошло, там нас точно никто не найдёт. Мне потребовалось некоторое время, чтобы переварить эту идею. – Хорошо, если хочешь на Камчатку – поедем на Камчатку. – Ты серьезно?! – взвизгнула девушка. – Правда согласен? Боже, мы едем на Камчатку! Знаешь, а увидев ее, вполне себе можно и умереть! – Три недели, – я крепко сжал ее руку, тем самым ставя печать на нашей идее. – У нас есть двадцать один день, чтобы уладить все проблемы здесь. – Каков наш план? Я хищно улыбнулся. Это было так странно – просто бросить все, и я едва мог бы подумать, что такое бывает в жизни. Но только что мы решили бежать. Это было не сказкой, не выдумкой. Мы просто уедем. Это волнительно, страшно, но в то же время невероятно захватывающе. – Для начала – сообщить о путешествии твоим родителям. – Стой, – воодушевлённо воскликнула Даша и подбежала к грифельной доске, висевшей на стене возле холодильника. – Мы должны все записать. Итак, пункт первый: знакомимся с родителями и сообщаем им о нашей «поездке выходного дня». Развалившись на мягком кресле, я с интересом наблюдал за ней. В глазах этой девушки было столько энтузиазма, что его хватило бы на то, чтобы утопить в энтузиазме весь мир. Она была такой счастливой, такой энергичной, что я невольно позавидовал самому себе. В ее глазах горел огонь. Его хватало, чтобы согреть нас обоих. Растопить то, что я так долго подавлял в своей душе. – Ты уверена, что твои родители захотят со мной знакомиться? – не мог не спросить я, продолжая упиваться ее красотой. – Слушай, тебе всего лишь двадцать семь, а не пятьдесят. И совершенно точно у тебя за спиной нет багажа в виде жены, детей и алиментов. – Но я твой препод! – Бывший препод. Я думаю, мама меня поймёт. В конце концов, рано или поздно я закончу этот ВУЗ, и нас не будет связывать ничего, касающегося учебы. Или заберу документы прямо сейчас. – Ладно, допустим, – уступил я, – тогда пункт два – уволиться с работы и закрыть долги по учебе. – Отлично. Пункт два – уволиться с работы… – повторила Даша, выводя слова мелом на чёрной доске. – Знаешь, – усмехнулся я, – если однажды аноним проникнет в мой дом, то весь наш план окажется у него перед глазами. Она не смогла подавить нервный смешок, но продолжила писать. – Пункт три – составить список необходимых вещей и купить их. – Пункт четыре – уехать! ДАША Протаптывать почву к успешному выполнению пункта номер один я начала в тот же день. Домой получилось вернуться не многим раньше родителей – не успела и переодеться в домашнюю одежду, как в замочной скважине зашуршал ключ. – Ты недавно пришла домой?! – воскликнула мама, но в ее голосе не было злости. Кажется, она просто устала со мной бороться. – Ну да, – невозмутимо ответила я. – Чем вы занимались с Викой почти целые сутки? Нет, я понимаю, если бы у тебя появился мальчик, но с подругой… – А что если и появился? – я пошла в наступление. Мама, прежде расстёгивавшая сапог, медленно выпрямилась, так и оставив его расстёгнутым лишь наполовину. На нахмурившимся лбу выступили мелкие морщинки. – А с этого места, пожалуйста, поподробнее. – Да так, ничего особенного, – будто бы между делом бросила я. – Ладно, я к себе. Я знала, что она поднимется в мою комнату. Мама буквально ворвалась в нее вместе с ароматом Гуччи Флора и свежестью зимнего дня. – Кто он? – сдвигая мягкие игрушки, которыми была заполнена моя кровать, она присела рядом. – Ну-у… – смущенно протянула я, ковыряя носком край ковра, – не то что бы он совсем мальчик… Мама молчала, и продолжать мне было неловко. Вся смелость вдруг разом куда-то испарилась, оставляя место напряжённости. – Он на шесть лет старше меня. Ему двадцать семь. – Подумаешь! – облегченно выдохнула мама, словно ожидала, что я скажу ей, что влюбилась в женатого мужчину с десятком детей. – У нас с папой разница в возрасте почти такая же. – Он хирург, – продолжила я, выкидывая козырь. Знала, чем подкупить мамину медицинскую натуру. – Хирург? Да ладно?! А как его зовут? Может быть, я его знаю? Начинается. За двадцать один год жизни с мамой-врачом я четко усвоила одну вещь: кажется, в медицинском мире все друг друга знают. Через знакомых или знакомых знакомых, но здесь обязательно можно найти нужную ниточку, бесплатно проконсультироваться с любым специалистом или за коробку конфет пройти любое обследование. – Герман Андреевич Северянин. Вряд ли ты его знаешь, мам. – Герман Андреевич… – Он преподаёт на кафедре в нашем университете. – Так, стоп, ты что, закрутила роман с преподавателем? – Мам, только не начинай. – Да ты та еще оторва. Вся в мать! – с этими словами мама широко улыбнулась. Я даже не сразу нашла, что ответить – никак не ожидала от нее хоть чуточку похожей реакции. – Мы обязаны с ним познакомиться, – заявила мама, и тем самым сама поспособствовала осуществлению нашего плана. Мне почти не пришлось стараться. Знакомство Германа с родителями состоялось через неделю. Мама пригласила его на семейный ужин и тот день провела на кухне почти с самого утра. А накануне в пятницу, придя с работы, она весь вечер терроризировала меня рецептами из Телеграма, пытаясь придумать, какие блюда приготовить, чтоб они точно понравились Герману. – Если ты говоришь, что он богатый, то в его доме наверняка работает повар, который ежедневно готовит ему фуа-гра и панна-котту, – суетилась она, на что я заверила ее, что никто никакую панна-котту Герману не готовит, да и вообще у него нет повара, а с готовкой он прекрасно справляется и сам. Но на это мама ответила: – Тогда мне тем более нельзя ударить в грязь лицом. Вопреки всем переживаниям, Герман понравился моим родителям. Они с мамой очень быстро нашли общий язык на свои любимые медицинские темы, на что мы с папой лишь ворчливо переглядывались. Казалось, им можно было просто устроить ужин для двоих – эффект был бы тот же. Чтобы сохранить родительское спокойствие, историю нашего знакомства пришлось немного изменить. Для них мы встретились на вечеринке, самое банальное, и в то же время самое частое место, где можно познакомиться. О том, что на самом деле мы встретились в стенах университета, а также об обстоятельствах, при которых это случилось, знать родителям было не обязательно. По крайней мере, пока. Зато мы гордо и радостно сообщили, что на зимние каникулы собираемся поехать в Питер. После, когда Герман уже ушёл, мама вновь поднялась ко мне в комнату и, обняв, сказала, как рада за меня, ведь после гибели Туре она потеряла надежду, что я смогу вновь стать счастливой. В общем, она была готова отправить нас хоть в Питер, хоть на Камчатку, хоть на край света. И от этого я почувствовала первый укол совести: обманывать маму было невыносимо. Уезжать из родительского дома – тоже, и я упорно пыталась убедить себя, что мы делаем это ради нас всех, ради всеобщего спокойствия и безопасности. Второй укол совести я почувствовала, когда Герман отправил мне СМС. Всего три слова: «Я написал заявление». Он любил эту работу. Я прекрасно это знала. Герман был настоящим энтузиастом: он не просто преподавал студентам оперативную хирургию, а отдавал этому делу всего себя. Это чувствовалось в каждом его слове, в каждом действии. А что сделала я? Украла у него эту возможность. Эгоистка. Он написал это заявление из-за меня. Если бы не я, ничего бы этого не было. Он бы не впутался во всю эту историю, на него бы не напали (а я до сих пор была уверена, что наш преследователь приложил к этому руку), нам бы не пришлось бежать. – Ты уверен в том, что это того стоит?