— Совсем сдурела, макитра? Занималась бы лучше диссертацией. Ты, кстати, сделала, что я рекомендовал? — Да, составила кое-какую таблицу. Может, не откажетесь посмотреть на днях? — Ну, приноси, чёрт с тобой, — вздохнул Петров, устало проводя рукой по лицу. — Может, вы бы и диссертацию за меня написали? — Не наглей, макитра! Обойдёшься. — Да вам же это никакого труда не составит! — продолжала дразнить Юна. — Ещё чего! Мало я на тебя потратил времени? Да вот только сегодня… — Петров замолчал, прикидывая в уме. — Я потратил на тебя уже не менее пятидесяти девяти процентов своего личного свободного времени! Юна мгновенно сориентировалась: выхватила очки из нагрудного кармана Петровской рубашки и отобрала их со словами: — Отличная оправа. Мне пойдёт. Правда, линзы придётся вставить другие. — Да ты не охренела ли, дурында! Отдай немедленно — знаешь, с каким трудом на мою рожу очки подбираются? — возмутился Петров. — Только если признаете, что глупо было высчитывать в процентах. Вот я отняла у вас очки — и вы не захотели их отдавать. Своё время тем более не отдали бы, если бы не хотели. — Ладно, это было наглядно, — Петров отобрал очки у Юны и более миролюбиво сказал: — Я уже бросил считать — бесполезное это дело! Но английский язык в твоём позорном диссере могу проверить. — Вы бы сделали это… ради меня? — опешила Юна. — Не ради тебя, макитра. Ради Феликса. Очевидно же, что иначе ты всё на него сгрузишь. Огражу его, чтоб поменьше приставала. Мало у него без тебя проблем! — А по поводу личной жизни совет дадите? Раз уж сами признали, что уделили мне пятьдесят девять процентов своего свободного времени вполне добровольно. — Уже счёт перевалил за шестьдесят процентов! — Вы обещали не считать! — Ладно, хрен с тобой, — Петров задумался. — То, что я могу тебе посоветовать, ужасно несовременно, и твоя феминистская натура тотчас отринет мой сексизм как нечто чужеродное. А тебе что — больше вообще не с кем поговорить на личные темы? Кроме как со старым дядькой, который про женскую физиологию за все десятилетия понял только то, что это очень тонко настраиваемая штука? — Ну… вообще у меня никого нет, — призналась Юна. — Ни родственников, ни друзей. — С твоим характером неудивительно, — не сдержался Петров. — Ладно, я бы посоветовал не верещать у меня под забором на всю долину ничего в духе «нет, нет, пожалуйста, не надо», а просто делать, что он говорит. Спокойно узнавать друг друга. — Вы и это слышали? — Юна снова покраснела. — Да — и сразу понял, к чему он тебя принуждал. Готовить ему заставлял, нахал эдакий! Первое, второе и третье! — довольный собственной шуткой, хохотнул Петров. — Короче, я правда не очень хороший советчик. Сексист, да и одиночка, не складывается у меня с женщинами, одному мне лучше, есть такие люди. — Может, и я такая же. — В твоём возрасте я так ещё не думал, макитра. — Когда же вы стартовали? Тоже только под двадцать пять начали с кем-то встречаться? — Э-э… нет… погоди-ка! Что бы такое соврать, чтобы не ударить в грязь лицом. В двадцать… один. — Даже вы стартовали раньше меня, — огорчилась Юна. — За «даже» отдельное спасибо, макитра. Да нет, это правда, что ты в миллион раз красивее меня. Так же, как правда и то, что я в миллиард раз тебя умнее… Только уж больно ты заморыш, — добавил Петров. — Но слыхал я, в Питере на болотце Петра Великого все такие заморенные. Вот ты уже начала оживать под калифорнийским солнцем. — Это сексуальное помешательство не даёт смотреть на вещи трезво. Может, и правда зря я в койку к нему прыгнула, — вполголоса осмелилась произнести Юна и отвернулась. Это было ужасно. Она могла высказать свои страхи и переживания только этому чужому мужику — Прадедушке Морозу. Внешне скорее напоминающему Кощея Бессмертного. Петров, однако, совершенно не смутился. — Понимаешь, макитра. Физиология так устроена, что в постели всё зависит от мужчины. Будет ли что-то, нет, как будет — всё зависит от его… кхм… ну ты поняла. Так что я бы по-сексистски советовал тебе, если ты хоть сколько-нибудь заинтересована в том, чтобы всё у вас получалось — просто делай, что он тебе говорит. Когда, как сказал — вот так и делай. Больше я ничего не посоветую. Тебе остаётся только научиться подстраиваться и наслаждаться тем, что предложит тот, от которого всё зависит, кто в койке выполняет всю основную работу. Я понятно излагаю? — Более чем, — Юна поджала губы. — И вы это объясняли всем своим женщинам? — Нет, так открыто я своих взглядов, конечно, никому не излагал. Видишь, как я с тобой откровенен? Цени. — Мне, наверное, это подойдёт; но насчёт остальных женщин не уверена. И долго та, искусанная… терпела синяки? — полюбопытствовала Юна. — Разок она попыталась поруководить и поуказывать, как мне её трахать. — Надеюсь, вы её не убили? — Поставил её на место. Или, вернее сказать, положил на место — и продолжил, как мне надо. — После этого она и ушла? — осмелилась предположить Юна. — Ни в коем случае. Обычно рано или поздно она входила в раж и все неприятные ощущения переламывались. Мы с ней как-то оба научились в итоге отключать голову. У учёных, мне кажется, с этим большие проблемы. Но если ты не можешь сделать такую малость хотя бы на двадцать минут — что ты вообще можешь сделать для отношений? В женских журналах об этом не пишут и на ТВ-шоу не говорят — или как с этим в современном мире, макитра? Тебе это должно быть лучше известно. — Почему же вы тогда не вместе? Раз так здорово всё получалось? — Потому что всё развалилось к хуям, — матюгнулся Петров с самым беззаботным видом. — Может быть, ваша схема не очень-то рабочая? — Слушай, макитра. Мы кончили колоссальным коллапсом не из-за секса. И не ори больше у меня под забором свои глупости — понятно тебе? — Ой, у вас рыжая кошечка. Кремово-рыжая, да такая крупненькая! — Юна подхватила на руки красивую кошку, ласкавшуюся к ней. — Это Пышка. Дикая, жила на улице… Я расклеил везде объявления — никто не отозвался. Так что теперь живёт у меня. Но людей не выносит. Тут у меня останавливались бывший однокурсник с женой — она к ним так и не вышла. Обшипела издалека. Странно, что она позволяет брать себя на руки какой-то макитре. Пышка, ты чего это, а? Может, царапнем её? Пушистая Пышка, громко размурлыкавшись, с блаженным видом облизывала Юне лицо. — Всеволод Филиппович, а вы можете хотя бы две минуты меня не ругать? Петров выразительно посмотрел на наручные часы. — Так и быть. Засекаю время. — Ой, а можно с вашей стороны на дом Феликса глянуть? — просительно сказала Юна, отпуская кошечку и вставая со скамьи. — Да без проблем. Давай подсажу тебя у Еремеевского забора? — Петров подтащил Юну к забору и крикнул: — Еремеев! Фил! Смотри, что у меня для тебя есть. Феликс подошёл почти сразу — видно, работал на улице в тени, как часто делал. — Смотри, что у меня есть, — Петров приподнял Юну, показывая её Еремееву. — Возьмешь себе? — Возьму. Только через забор не суй — давай через калитку, — отозвался Еремеев, как будто речь шла о какой-то кукле. — Как хоть ты её терпишь, эту макитру? — Сева, ты тоже не особо приятный персонаж, и ничего — я же тебя пока не отфутболил, — хладнокровно пояснил Феликс. — Ну эта-то ведь ещё и дура. Плюс мозги выносит. Сравнил… Делай, как я научил, макитра, если хочешь ещё хоть сколько-нибудь попользоваться ресурсами этого простофили. Выходя за ворота, нажми на кнопку слева, — Петров небрежно махнул рукой на прощание. — Не слушай, что он там тебе несёт. Он просто стареющий чудак, — сказал Феликс, запуская Юну к себе. — Но в самом деле… кое в чём он прав. Не многовато тебе со мной возни? — шепнула Юна, когда Еремеев её обнял. — Не многовато. В самый раз. Зайдя однажды во второй половине дня за Еремеевым в здание физики и астрономии, Юна в ожидании решила сделать кое-какие заметки — но у её ручки потёк стержень; она кинулась мыть руки и с ужасом обнаружила, что в женских туалетах почему-то отключена вода. Она прокралась в мужской, где никого не было — и поняла, что вода из кранов не идёт и там. Прямо как в России — авария, а справиться не могут! Ища, где бы сполоснуть руки, она нагнулась над унитазом в мужском туалете и зачерпнула немного воды. Близоруко поднесла к глазам, чтобы проверить, чиста ли там вода и можно ли попробовать смыть чернила; как вдруг услышала окрик: — Макитра, ты совсем очумела? — схватив её за руку, Петров оттащил девушку от унитаза и поволок через коридор в кабинет Еремеева, врываясь куда, швырнул её прямо в руки любовника: — Феликс, она пила воду из унитаза, представляешь! Из унитаза в мужском туалете! Говорил я тебе — наплачешься с ней! Она совершенно неадекватная. — Да не пила я, вон руки все в чернилах — воду-то везде отключили, негде помыть, разве что в унитазе! — Да? А почему в мужском туалете? — Я просто не успела вернуться в женский! Прекратите меня волохать! — возмутилась Юна. — Сева, перестань уже её клевать. Она же всё объяснила, — не отрываясь от своих бумаг, нахмурился Феликс. — Ты душ принимаешь раз в неделю, она — из унитаза пьёт; дивная парочка, совет вам да любовь, вы нашли друг друга!