Феликс смягчился: — Ты умнейший человек, Юна. Не позволяй тому, что случилось у вас с Ельниковой, портить твои отношения с другими людьми. Почему ты допускаешь, чтобы опыт общения с этой женщиной так влиял на тебя? — Ты прав. Прости меня. — Впредь держи себя в рамках. Когда оба улеглись, готовясь спать, девушка обиженно прошептала: — Не хватало еще таскаться по мужикам. «Ищи другого любовника». Нет уж, дорогой. Другого любовника, кроме тебя, у меня не будет. Я так решила. — Отлично, — немного сердито согласился Феликс. — Я тоже так решил. — Решил, что не дашь мне спать с другими? — Нет. Сам расхотел с другими спать. — Я тебя не ограничиваю. Кто я такая? И потом, я и так тебе многим обязана. Веди тот образ жизни, к которому привык, я ничего не стану требовать. — Начнем с того, что ты не обязана мне ничем. Но и я буду жить так, как мне нравится. — В любом случае, нельзя загадывать наперед. — Загадывать нельзя. Предвидеть будущее в некоторых ситуациях — представляется вполне реальным. Есть что-то в этой твоей девственности, — признался он со смешком, хотя глаза его были серьезны. — Всё же мне нравится, что между нами есть то, чего у тебя никогда не было ни с кем. И не будет, тебе ясно? Хочу, чтобы было то, что ты делишь только со мной. Мне нравится, что никто, кроме меня, не узнает, какая тихая и послушная ты можешь быть в постели. И как умеешь стонать, биться и извиваться. Этого тоже никто не узнает. Ты меня поняла? Юна посмотрела на него, неуверенно кивнула и, потянувшись к ночнику, выключила свет. Феликс думал, что она уже заснула, когда она вдруг позвала из темноты: — Еремеев… ты действительно хочешь, чтобы я честно ответила о своих чувствах к тебе? — Разумеется, хочу. — Тогда отпусти меня обратно в общежитие на какое-то время, когда вернёмся в Лос-Анджелес. Дай мне пожить отдельно от тебя. И подумать. Без секса. Хорошо? — Хорошо. Если ты чувствуешь, что это поможет, — помолчав, согласился Феликс. В его голосе прозвучала некоторая насмешка. — Маленькой девочке слишком понравились взрослые игры? Боишься запутаться? — Уже запуталась. Дай мне время, и я обещаю сказать тебе, что решила. Просто ты по жизни слишком благополучный для меня. Если бы ты прожил такую жизнь, как я, — одиноким, с такой вот мамашей, без отца, и зациклился бы на чужой тётке и на собственном здоровье, — вот тогда ты бы меня понял. Феликс с раздражением прервал: — Родители меня любили, у меня были отношения и секс до тебя, и я дожил аж до тридцати шести. Да мы уже поняли, что моя жизнь была божественно прекрасна — в отличие от того дерьма, в котором искупалась ты. Только вопрос: как долго ты собираешься мне завидовать? Да, у меня была отличная семья. Но зато и боль при потере была соответствующей. Но я же не застреваю в прошлом, готов воспринять новый опыт. Ты не пробовала отнестись к отношениям так же? Как исследователь? — Хочу попробовать. Пожалуйста, давай пока изымем составляющую секса из эксперимента. — Ладно, — неохотно пошёл навстречу Феликс. — Изымем. На какое-то время. А взамен ты обещаешь подумать над перспективой выйти за меня замуж? — Да ты что — совсем голову потерял? — Моя голова всегда на месте. Возвращайся в своё общежитие, если это поможет. Хоть звонить-то тебе можно? — Да, конечно, — легко разрешила Юна, совсем не уверенная, что он станет звонить ей после того, как они разъедутся. Глава 7 Дурочка, оставленная на попечение академика Петрова Глава 7. Дурочка, оставленная на попечение академика Петрова Она ошиблась: он звонил ей каждый вечер, а после студенческой сессии в конце июня сказал: — Мне придётся на месяц уехать в канарскую обсерваторию — там проект с черенковскими телескопами. Петрову надо остаться здесь, так что этим летом отправляюсь я. Точно не хочешь, чтобы я оставил тебе ключи, и ты пожила бы у меня в мое отсутствие? — Нет, — испугалась Юна. — Зачем мне такая ответственность за чужое жилище? — Ты не рада возможности месяц неторопливо всё взвешивать? — Да нет, рада, — быстро сказала девушка. — И ты за месяц вдали от меня тоже можешь пересмотреть ситуацию. — Отлично. Тогда я сейчас заеду за тобой, и устроим прощальный секс. Еремеев улетал в полдень; утром он растормошил ослабевшую девушку в своей постели и, целуя её, попросил: — Возьми мои ключи. Закроешь дом — и отдай ключи Петрову. Если передумаешь, попроси у него их обратно; я его предупредил. А может, всё-таки оставишь ключи себе сразу? Представляешь, приезжаю я — а ты тут как тут: Еремеев, я прозрела и вся твоя, согласна выйти за тебя замуж, люблю — сил нет как. — Не мечтай! Передам ключи Петрову. Ох… ужасный Петров. Из моих мозгов он утром себе кашу приготовит. — Дома ты его вряд ли застанешь; лучше найди его по расписанию в кампусе. Я поеду на своей машине, обычно оставляю её на стоянке аэропорта. Мне ещё по дороге в УКЛА и в фонд заехать надо. Проводив Еремеева, Юна испытала какую-то непонятную тоску — словно в жизни образовалась пустота. Теперь она ясно видела только одно: с Еремеевым ей легче, чем без него. Хотя — вдруг это просто привычка? Вооружившись мобильным телефоном, Юна почему-то обошла все аудитории, где у Еремеева были занятия в этом учебном году; она не поленилась даже посмотреть его расписание предыдущих триместров — чтобы посетить те аудитории и посмотреть на кампус его глазами. Наделав фотографий в пустых аудиториях, которые запирались на ключ лишь в конце рабочего дня поздно вечером, она спустилась к лаборатории астрофизики высоких энергий в подвал здания физики и астрономии; ей сделалось обидно, что за два месяца, которые она с Феликсом прожила, она ни разу не сообразила попросить его показать ей лабораторию. Вот к чему приводит секс! Всё вылетает из головы. У лаборатории Юна увидела большие постеры с результатами Еремеевских исследований, выполненных в том числе в соавторстве с Петровым; сама не понимая, зачем, она нафотографировала плакаты — и столкнулась с самим VFP, который, потирая руки, воскликнул с хищным видом: — А-а, макитра! Еремеева шакалишь? Неплохой ход — узнать получше, чем он занимается, чтобы покрепче его к себе привязать! — Не может быть! Я надеялась, мы в кабинете встретимся, попозже! — в голос застонала Юна, зажмурившись в искреннем ужасе. — Господи, какой кошмар, этого просто не может быть, всё это мне снится. Боже, если ты есть, умоляю, убери его отсюда. Петров рассмеялся своим знаменитым зловещим смехом. — Деточка, никакого бога, кроме меня, тут нет. В этой лаборатории я царь и бог. — Ну в таком случае вы — Аид, так как царите вы в подземелье, — нашлась Юна. Аид — а по внешнему виду скорее Кощей — схватил её за рукав и, таща за собой, приговаривал: — Я тебе помогу, не бойся: ступай скорее в нашу могучую лабораторию, познавай астрофизику! — Нет, вы что! — отбивалась Юна. — Я просто пришла к вам отдать ключи. Тут же надпись: в лабораторию входить только в защитных очках, маске и перчатках — техника безопасности! Даже вон душ вмонтирован в стену прямо перед лабораторией! — Этот душ — срочная помощь для глаз, макитра ты безголовая! Но не беда — мы предварительно ополоснём тебя! — с этими словами Петров включил душ, побрызгал на Юну водой и, не обращая внимания на её визги, втащил в лабораторию: — Теперь и внутрь можно! Юна в ужасе зажмурилась: — Да ведь вас же уволят за нарушение техники безопасности! Петров рассерженно дёргал её за руки, которыми она закрывала лицо: — Открывай глаза, макитра! Да открывай, говорю же! Сейчас опасных исследований здесь не проводится, на кой хрен тебе сдались защитные очки, маска и перчатки? Юна приоткрыла один глаз и огляделась. С виду это был обычный кабинет — со множеством бумаг и схем, на стенах — доски с формулами. — Вот тут мы и проектируем… Развлекайся — будет чем поразить Еремеева, он моментально растает. Будешь из него верёвки вить, ещё мне спасибо скажешь! Ну-ка, дай сюда. Чем ты здесь занималась? — с этими словами Петров выхватил у зазевавшейся Юны телефон из кармана джинсов. — Что ты тут снимала такое? Может, ты шпионка? — Пустите — это личное! — возмутилась Юна, пытаясь отобрать у беспардонного мужика свой старенький Самсунг. — Я же у вас не отнимаю телефон. Петров равнодушно сунул ей в руки свой айфон и бросил: — Ноль один ноль девять. Предоставляю неограниченный доступ. — Ого, у вас пин-код прямо как мой день рождения. Петров на секунду замер: — Ты что — серьёзно родилась первого сентября? Девяносто третьего? — Ну да. А что? — Ничего, — роясь в ее телефоне, пробормотал он. — Это ж надо же такой дурной голове родиться в день науки и знаний. — У вас там нет ничего «горяченького» — только тонны рабочей переписки, — Юна просительно протянула руки. — Ну не надо смотреть чужие фото, Всеволод Филиппович! — А что — там у тебя что-то «горяченькое»? Ну не стесняйся старика — я посмотрю только то, что ты тут успела нашакалить на факультете. А ты меня пока поучи этикету, учительша хренова. О! — воскликнул он вдруг. — Зачем тебе все эти фото пустых аудиторий? Да ещё и… погоди-ка… это что — дверь Еремеевского кабинета? С разных ракурсов? Ну ты маньячка! И аудитории эти я знаю. Вот что ты шакалила, макитра! И зачем? — Меня интересовала атмосфера. Я же сказала, это личное, — краснея до слёз, Юна отобрала у Петрова телефон.