— Сын! — не соглашается Петька. — Помощник отцовский. — Будет тебе сынок, сокол мой. Аккурат после доченьки. — Да с чего взяла? — никак в толк взять не может. — Чует моё бабье сердце. Лежит Ульяна, в себя приходит. Смотрит её доктор: в рот заглянул, глаза поглядел, кожу рассматривает. Трубку достал и к животу прикладывает. — Что ж звали меня? — поворачивается к Зосиму. — Жалобы какие? — Не больна я, — смотрит Ульяна, — водицы, Зосим, дай. Выполнил просьбу Рябой, поднёс водицы. — Голова болит? — вопросы врач задаёт. — Кружится? Тошноту имеете? Качает головой больная, мол, всё хорошо. Посидел-посидел, руками развёл. — Ехать мне пора. Наградил его Зосим за хлопоты, а сам боится с женой наедине остаться. Ускакал Петька сызнова, врача домой доставлять. Токмо заехал по пути домой, куда носа давно не казал. — Чего явился? — сдвинул брови Касьян. — Не рады тебе тут. — С Лушкой чего? — спрашивает на то Петька. — Больная лежит, — нехотя отзывается отец. — Отходи тады, врача привёз. — Откуда деньга? — щурит глаз Касьян. — Уплочено, не боись, ни копейки не возьмёт. И снова идёт в избу паренёк, смотрит уж вторую сестру. Прописал травы попить и покой назначил. — А с голосом как? — спрашивает Фёкла — Вернётся. Устанавливает Зосим иконки обратно, пока Ульяна на постели сидит. — А что за женщина была? — интересуется. — Будто шёпот до сих пор её слышу. Схватил икону Зосим, подскочил к жене. — Божись, что ребетёнок мой, — дрожат руки с образом. Опустила глаза Ульяна, ни «да», ни «нет» не говорит, а потом всё ж сказала. — Назара это. Сдавили руки раму образа святого, захрустело дерево, только не шелохнётся жена. Вовремя одумался лик поганить Зосим, заревел, как зверь раненый. — Да пошто ж ты со мной так? — опустил икону на стол, мечется по избе. — Не надо было грех твой на душу брать. Пред людьми стыдно! Мало того, что ночь, мою по праву, другому отдала, так ещё и дитё не от мужа. Ходит туды-сюды. — Кто ещё знает? — Мать моя, — спокойно отвечает Ульяна. — Уууу, — сжимает кулак и в стену лупит, чтоб боль с души унять. — Подложили, нарочно порченую подсунули. — Уйти могу, коли хочешь. — А людям я чего говорить стану? Как в глаза глядеть? Признал, перед всеми признал. Бьёт себя по голове Зосим. Горько ему, хоть петлю на шею вешай. — А вот что скажу, — предлагает Ульяна. — Чистая была, а потом сбежала, а ты и не знал, куда да с кем. — Оговорить себя хочешь? — горько глянул на жену. — Коли воротить нос станешь — сбегу. — Да разве могёшь требовать-то? — качает головой Рябой. — наделала делов уж. Спать ложись. День вон какой долгий. — Рядом со мной ляг, — приглашает. — Не могу, не схочу. Вынула ты душу, Улька. Мать твоя знает, — загибал пальцы, — вдовида да ведьма. И вспомнил он слова Мафры. «Коли правду говорю — положишь всё, чего обещано, коли вру теперича — ничего не возьму. Как откроет очи — спросим супружницу твою, а коли соврёте мне — мёртвым младенчик народится». — Ведьма тебя о чём спрашивала? — а сам не знает, куды глаза деть. Качает головой Ульяна. — Глядела и молчала. — И про дитё твоё не говорили? — Нет, Зосим. — Тады и не говори пока ничего. Пусть так всё будет, само решится. Глава 19 Глава 19 Всю ночь не спал Зосим, думал крепко, как с совестью своей ужиться. Только и жена спокойно жила, рядом спала, улыбалась да упрашивала братцу помочь. Не гнела её ложь. — Ничего, ежели Богу надобно — упасёт. И не потому так решил Зосим, что жаль ему избу поставить старухе, хоть и дорого выйдет, а потому что соглашаться с её правдой не схотел. Выдал Петьке провизии да велел ведьме отнесть: зерна да мяса, как сговаривались. — А про избу чего передать? — сдувает прядь с лица вдовица. — Ничаво, — сдвигает брови Зосим. — За враньё платить не стану. Не по себе Анне. Смотрит на мужа, что телегу снедью нагружает, и к Рябому ближе подходит, чтоб окромя них никто не слыхал. — Ты чего удумал, Зосим? — негромко говорит. — Чего? — переспрашивает тот. — Неужто забыл, каки речи Марфа вела? — А тебе нужда какая? Отвези, чего дали, и вся не’долга. — Что Ульяна про дитя говорила? — не отстаёт от Рябого вдовка.