Тут я немного отвлекся от извинений, тем более что Катя молча разулась и мы вместе прошли в комнату, и я опять переключился на Водовоза. – Не жалею, что врезал ему вчера. В следующий раз увижу – вообще прибью. – Андрей, – сказала Катя, – он тут ни при чем. Это я проболталась. – Как это ты? – Прости меня, пожалуйста. Я, когда первый раз приходила, когда тебя искала, случайно твоей маме сказала адрес. Не знала, что нельзя. Простишь? – Да. Я снова почувствовал, что очень устал. К тому же запутался, кто у кого сейчас просит прощения. И она мне уже сказала, что не сердится, или еще нет? – У тебя завтра второй экзамен? – вдруг спросила Катя. – Да. Будем готовиться? Она кивнула. Это было здорово. Раз предлагает готовиться, значит, простила, что я драться полез и что показ она не досмотрела… Обо всем остальном, особенно как я могу выглядеть со стороны, когда ничего не соображаю, я старался не думать. – Давай сначала чаю попьем, я пирожков принесла, – сказала Катя. – Показ, кстати, не очень и интересный был, вначале мне нравилось, а потом я поняла, что модели не сильно отличаются, так что до конца можно было и недосматривать. – Конечно, не сильно. Там же общая идея, поэтому и называется – коллекция. Пока мы пили чай, я ей еще рассказал о нашем дизайнере. Так получилось, что я о нем знал много смешных историй. Потом Катя взяла мой учебник и села на диван. – Давай я тебе почитаю, самой интересно, что туту вас. – В смысле – почитаешь? Как сказку, что ли? Катя улыбнулась. – Ну да, ты ложись, а я почитаю. Улеглась рядом и правда начала читать. Впрочем, чему я удивлялся. Отличница, ей любые учебники в радость. Из-за одного чуть под машину не угодила… Вспомнил этот случай и понял, что засыпаю. А проснулся оттого, что мне в шею дышали. Открыл глаза – Катя спала рядом, закинув на меня руку с учебником. И так мне стало хорошо, особенно если учесть мое опасение, что она не придет никогда больше… В общем, я себе поклялся: наизнанку вывернусь, а больше так себя не подставлю. Пусть хоть кто и хоть что говорит, буду сдерживаться. При Кате – никаких психов, никаких драк и ничего неадекватного… Она не заслуживает того, чтобы все это наблюдать. Она такая хорошая, самая лучшая. И при этом – моя… Трояк на следующий день мне поставили явно из жалости, потому что я запутался в теме, но преподаватель знала меня с первого курса, поэтому, так и быть, нарисовала нужное. До восемнадцатого числа мы сдали сессию – она на все пятерки, я на все тройки. А восемнадцатого я понял, что сдержать свою клятву будет не так просто. У Кати был последний экзамен, и я должен был ее встретить. Свой последний экзамен я сдал накануне. И в этот день поехал отдавать деньги за траву. Там мне предлагали взять еще, но я отказался. Оказалось, что продавать ее не так уж и просто: даже те, кого я знал как курящих, то не имели средств, то начинали торговаться, а один раз попытались у меня пакетик отобрать. Теперь я вернул деньги и уже ту траву, что у меня осталась, мог и продать подешевле, и потерять, и выбросить – хоть долгов не будет. К тому же я чувствовал, что, распространяя эту дрянь, поступаю неправильно. Наркотик, который почти не наркотик, – звучит так же глупо, как «быть немного беременным». Все равно понимаешь, что продаешь не леденцы. И вот я приехал за Катей и увидел, как их группа толпится в вестибюле. И только выхватил взглядом Катю, как к ней подошел какой-то парень и поправил ей капюшон пуховика. Я уже шагнул к ним – и как на стену вдруг налетел. Этот жест с капюшоном был такой… почти интимный, чуть ли не равный поцелую. Я мгновенно понял, что сейчас подойду и врежу этому придурку. Молча и сильно. Но вспомнил: клятва, нельзя. Нельзя, но хотелось. Очень. А нельзя было категорически. Кулаки сжались, но я не двигался. Стоял и глубоко дышал. Нельзя, нельзя. Пока продышался, этот парень ушел, а Катя увидела меня, подбежала и повисла на шее. – Пять, у меня пять. Я круглая отличница, круглее не бывает. Вечером я поехал по аптекам с одной целью – найти себе таблетки. Те, которые делали меня в больнице тупым и равнодушным и которые я ненавидел и зарекался пить. Но из двух зол нужно выбирать меньшее. Потому что в следующий раз я не удержусь. Нарушу клятву и потеряю Катю. Шансов у меня было мало – такие лекарства продавали по рецептам. Но, проездив по городу два часа, я все-таки купил нужную коробочку. Она Теперь Ольга Владимировна рассказала мне все с подробностями. Выдала инструкцию по управлению сложным механизмом в момент форс-мажора. Во все остальные моменты я, кажется, справлялась с ним успешней, чем она. Я маме Андрея явно нравилась, с одной стороны, а с другой – она так же заметно опасалась, что я вот-вот брошу ее сына и ему станет еще хуже. Андрей этого тоже боялся. Ну и что я могла сделать? Повесить на себя табличку «Я тебя люблю и не брошу»? На каникулах мне наконец удалось затащить Андрея к себе домой и предъявить собственной маме. Потому что она проявляла беспокойство, где же меня все время носит. Андрей маме понравился, наверное, потому, что и хотел понравиться. Вел себя как великая мечта всех мам. Начитанный интеллигентный парень-студент из приличной семьи. И наши отношения стали как бы легальными. После того как я призналась, что адрес выдала сама, и никакой катастрофы не произошло, можно было вздохнуть спокойно. Теперь у меня не было от него никаких секретов. А самое смешное, что, когда все выяснилось и в глазах обеих мам мы сделались парой, я ощутила, что Андрей не просто парень моей мечты, а мой парень. Чуть ли не собственность. До этого все было довольно размыто, а тут я почувствовала: мой, собственный. И начала ловить себя на том, что обращаюсь с ним как мама с папой. Хотя раньше мне это не очень нравилось. Казалось, что мама на папу давит, например указывает, что надевать, а ведь отец – взрослый человек и сам разберется. Но сама я начала с возмущения по поводу того, что Андрей покупает всякую растворимую гадость вроде лапши и картошки в стаканчиках, а разве это можно постоянно есть? Ну, только если мечтаешь о язве. Он отдал мне деньги, и я покупала то, чем мы с ним не могли отравиться. Я, конечно, не мама, но картошку вкусно пожарить в состоянии… А раз Андрей мне не возражал, подумала, что ничего страшного в том, что я буду решать какие-то вещи за него сама. Те, в которых лучше разбираюсь… После каникул Наташка продолжила выносить мне мозг насчет того, что я связалась с шизофреником и он меня рано или поздно придушит. А сама вешалась на Стаса. Ну да, Стас уж точно придушить кого-то был не в состоянии даже при необходимости. И нос разбить… Его максимум – задрожать и убежать. Не надо мне такого счастья, пусть Наташка себе забирает. Правда, Андрей тоже с каждым днем становился спокойнее. Сначала мне это нравилось, а потом я поняла, что происходит что-то странное. Он стал не просто спокойный, а заторможенный. Это стало заметно, как только мы вышли учиться. Раньше у него были проблемы со сном. А теперь складывалось впечатление, что он не уснуть не может, а проснуться… Ходил какой-то вареный, со всем согласный… После недели учебы вдруг позвонил мне вечером и сказал, что у Водовозова погиб отец – попал в аварию, разбился в машине. И что через три дня похороны. Сказал, что надо сходить. Я весь вечер думала: а как мы туда пойдем? Во-первых, там будет отец Андрея, а теперь я знала, что он его видеть не может, ведь это отец собирался положить его в психушку. Он для него предатель, маму он готов простить, а отца – ни за что. Во-вторых, это же кладбище. Вдруг про Даньку вспомнит? А если это еще и то же самое кладбище… Мне казалось, что Андрею быть там не обязательно. Но нет, мы все-таки поехали туда. И он совершенно спокойно подошел к Павлу Ильичу и поинтересовался, сможет ли тот найти ему работу. А потом так же спокойно повел меня туда, где был похоронен Данька. И вот тогда меня охватил ужас. Теперь Андрей мне казался действительно сумасшедшим. Даже когда его трясло на показе, даже когда он ночью орал, я думала, что все это нормально, у него есть на это основания. Потом, когда он становился тише и тише и даже близость между нами стала редким случаем, не как в первые дни, я списывала это на то, что он ко мне привык, а раз привык – куда торопиться, я же и завтра приду, и послезавтра. А вот сейчас… Я подумала, что он на самом деле сошел с ума. Потому что это был не Андрей. Он так себя вести не мог. Посмотреть на памятник, взять меня под руку и уйти. Без эмоций. Для меня и Данька не был другом, а отца Водовозова я и знать не знала, но все равно вся эта обстановка – кладбище, похороны… Я почти разревелась, а ему было безразлично. Мы поехали к Андрею домой, и я все пыталась с ним разговаривать, чтобы он сказал что-то привычное, чтобы получить знакомую реакцию. С таким же успехом я могла разговаривать со стенкой. Он отвечал «да» или «нет», как будто остальные слова для него исчезли. И заснул, пока я ходила наливать чай. И тогда я ушла. Нет, я сбежала. От собственного страха. Именно теперь я не знала, чего от Андрея ожидать и что происходит. Про такое мне Ольга Владимировна не говорила, а я почему-то решила, что раз не говорила, то он таким и не был. Не был – и вдруг стал. Без всякой причины. Дома я успокоилась и подумала: буду надеяться, что это временно и пройдет. Но все равно появлялись мысли: а если не пройдет? С чего я взяла, что вообще справлюсь и чем-то ему помогу? Как помочь человеку, который не реагирует даже на похороны? Который то не помнит себя от злости, то не слышит, что ему говорят, потому что в ступоре? А если подобное – на всю жизнь? Я смогу? Я впервые задумалась о будущем. Чем-то же все отношения заканчиваются. Любовь – разрывом или браком… Да, мы любим друг друга. И что? Мы можем встречаться годами, но потом это все равно во что-то выльется… А я сегодня струсила. Нужно называть вещи своими именами. Сбежала. Теперь мне было не только страшно, но и стыдно. И я волновалась: а как мы завтра встретимся? Но мы не встретились. Утром я опоздала на пары, а после первой пары узнала, что Андрей не пришел. Еле дождавшись окончания занятий, поехала к нему. Мне никто не открыл, а телефон Андрея не отвечал. Куда он мог деться, я даже представить не могла. Оставалось только ждать в подъезде, а потом ехать домой и постоянно пытаться ему дозвониться. Дура, зачем я вчера ушла?.. Он Я начал пить таблетки, и все стало налаживаться. Напрасно я забыл про их основное действие – ты перестаешь дергаться и тревожиться. Сначала я стал меньше беспокоиться о том, что Катя от меня может уйти или что ей кто-то больше понравится, а потом совсем перестал об этом думать. Я позвонил маме насчет очередной встречи. Хоть она и видела нас с Катей на показе, но почему-то я привычно позвал ее в кафе. А она сказала, что у Водовозова умер отец и послезавтра похороны. И я подумал: это тот случай, когда я мог бы показать Кате, что я нормальный. Могу спокойно общаться хоть с Водовозом, хоть со своими родителями, и никаких страхов у меня нет. В дни перед похоронами я увеличил дозу – пил не потри таблетки, как в больнице, а по шесть. Это вызвало странный эффект. Мир перестал быть живым и непредсказуемым. Все стало напоминать макеты. Например, макет преподавателя с одной функцией – вести занятие. Одногруппники имели функцию сидеть рядом и учиться, отец был создан для того, чтобы я мог попросить у него работу. Теперь я жил в этом странном картонном мире. Последний пакетик травы я сунул в карман, но постоянно забывал с ним что-то сделать. То ли все-таки сходить в общагу и продать, то ли выбросить в ближайшую урну. Пожалуй, среди всего этого царства фанеры и картона живой для меня оставалась только Катя. Но и она теперь была предсказуема и проста. Она меня любит, а я люблю ее. Это наша функция. На похоронах мне хотелось спать. Все вокруг воспринималось отстраненно, как будто я не знал всех этих людей. А человек, у которого я прошу работу, вообще не мой отец, а кто-то посторонний. И даже фото Даньки на памятнике не имело к моей жизни почти никакого отношения. Когда-то мы дружили, да. А теперь его нет. Из вертикального макета стал горизонтальным. Бывает. Дома я заснул, а когда проснулся, понял, что у меня закончились таблетки. Это было понятно уже на днях – что кончатся. Но как только я глотал очередную, забывал, что нужно поехать в аптеку. А теперь стоял с пустой пачкой в руках и пытался вспомнить, где именно мне их продали. Не вспомнил. Точнее, вспомнил станцию метро, на которой вышел, когда покупал. Но где конкретно – это вопрос. В прошлый раз я обошел в том районе несколько аптек… Можно было поехать туда утром, но я знал, что подобные препараты резко не отменяют, тем более с такой дозы. Я снова мог стать неадекватным, и похуже, чем был. Это мне было ни к чему. Поэтому я поехал вечером. Отметив, что не помню, когда ушла Катя. Ведь она была у меня дома. Ну да неважно, завтра увидимся. По дороге у меня закружилась голова и начало подташнивать. Наверное, я все-таки перестарался с этими таблетками, нужно было остановиться на трех или хотя бы на четырех в день. Но главное – жизнь наладилась. Меня ничто не злит и не возмущает. Если так будет и дальше, это просто замечательно. Для Кати и для меня тоже. В первой аптеке меня отправили за рецептом, а из второй я выйти не успел. Когда оказался внутри, то вспомнил, да: это было здесь. Я был в этом почти уверен. Мне сказали, что нужен рецепт, я удивился и начал доказывать, что в прошлый раз продали просто так. У меня, конечно, не феноменальная память, но и галлюцинаций нет и я помню… Потом в аптеке откуда-то появились двое в форме и потребовали закатать рукава. Патруль, ловят наркоманов. Чистые вены их почему-то не убедили, и один велел, чтобы я достал всё из карманов. Я попытался проигнорировать это и уйти, но ничего не получилось. Им залезть в карманы ничего не стоит, это простым гражданам нельзя. Когда они нашли пакет с травой, я ничего не понял. Разве я не вытащил его и не оставил дома? Но, в общем, это не испугало. Ну задержали, ну с травой. Но там мало. Отпустят. Меня больше волновало, что таблетки мне не продали и что в голове все сильней плыло. А в отделении началась какая-то ерунда. Я все не так представлял, я думал, что меня привезут, взвесят этот пакет, составят себе какую-нибудь бумажку, ну выматерят, пусть даже стукнут пару раз, может быть, будут настаивать, чтобы я сказал, где это взял… И тут же отпустят. Но меня не отпустили. Отобрали телефон, а меня засунули в клетку, где уже сидели три мужика. Я не понимал зачем, за что и что будет дальше. А дальше меня повели в кабинет, к менту, от которого жутко несло куревом, и тот заявил, что чуть раньше около этой самой аптеки какой-то наркоман отобрал у женщины сумку. И что я подхожу по приметам и мне сейчас надо доказать, что в это время я был не там. Я сказал, что в это время был дома. Правда, никто не мог этого подтвердить, ведь Катя уже ушла. Но, во-первых, я не наркоман, а во-вторых, зачем мне что-то у кого-то отбирать… – Слушай, я тебе честно скажу, – и он почему-то улыбнулся, – доказать, что это ты, элементарно. Но если я это докажу, я не поленюсь еще что-нибудь для тебя найти, сядешь надолго, а если сам напишешь, мол, раскаиваюсь и все такое, то срок будет намного меньше. Если вообще будет. Понимаешь? Потом он внимательней на меня посмотрел. – Ты писать, надеюсь, умеешь? Я кивнул. – Ну вот. Ты же у нас первый раз, правильно? Несудимый… Подумаешь, сумку выдернул… У нас законы гуманные. Выскочишь на условку. Сейчас мы всё правильно оформим. Пока он заполнял бумаги, я вдруг как будто очнулся… Что происходит? Почему я должен выбирать между большим сроком и маленьким, если вообще не виноват? Ничего не буду подписывать, пусть отпускают. Я ему так и сказал: не подпишу. – А, то есть хочешь пойти по полной программе? А вроде на вид не идиот. Хотя… И меня вернули в клетку. Я сел, прислонился к стене и подумал, что есть же у них какие-то правила, сколько-то часов, сколько они могут держать меня без оснований. Наверное, продержат до упора и выпустят. Потом я выключился, но совсем ненадолго, меня растолкали и опять повели в тот же кабинет. Только тип в форме там был уже другой. Он начал на меня орать, толкать в лицо какую-то бумагу, как будто вот же, описание грабителя, и я подхожу, и как бы уже мне железно не отвертеться, а буду выделываться – они у меня не только траву, но и порошок найдут. Так орал, что я вообще перестал соображать. Только думал: сколько же часов надо продержаться? – Ты что, тупой? Сядешь лет на восемь. Выйдешь вообще? У тебя девушка есть? Я кивнул. – Она тебя восемь лет ждать не будет. Он был прав, восемь лет – не будет. Я вдруг испугался. Все вокруг стало гораздо четче, чем было раньше. Словно я из нарисованного мира попал обратно в нормальный. Я попросил телефон. Ведь мне должны были дать позвонить. Почему не дали? Вместо этого я получил по ребрам, и меня снова вернули в клетку. А через какое-то время опять повели в кабинет. Наверное, они решили меня таскать туда-сюда, пока я не признаюсь, что кого-то ограбил. Меня снова ударили, на этот раз в живот, и, поскольку и так весь вечер тошнило, меня тут же начало выворачивать. И я еще услышал, что симулирую, чтобы выпустили, а потом все очень быстро завертелось и я упал на пол… Она До этого дня я наивно думала, что уже выросла. Вся такая взрослая, самостоятельная и уж точно могу принять решение, если передо мной проблема. Да, некоторые решения даются нелегко, но на что человеку интеллект и способность анализировать? Теперь я была в панике, потому что не просто не могла сделать выбор, но даже все трезво проанализировать не получалось. И посоветоваться мне было не с кем. Да и нетрудно догадаться, какие советы мне дали бы, сунься я к кому-нибудь с вопросом «У моего любимого парня что-то с головой, что мне делать?». Я спряталась под одеяло и пыталась привести мысли в порядок… в подобие порядка… сделать хоть как-то связными. Вместо этого прошедший день всплывал картинками… Вот я иду в универ, сразу в группу Андрея, а его снова нет. Вот я еду к нему домой, но мне никто не открывает. К Ольге Владимировне я уже не шла, а бежала. Потому что не мог он просто так куда-то уйти надолго. Он бы меня предупредил. К тому же все последние дни он был такой странный. Я придумывала всякие ужасы: пошел куда-то и под машину попал, если уж он на меня не реагирует, мог и машину не заметить, или те, что за ним бегали осенью, снова его нашли… Перепугала себя так, что чуть ли не молилась уже: только бы живой, что угодно, только живой. Притом что я атеистка…