Пусть ищет, мое-то какое дело… – Ты мне нравишься, – заявил Водовозов, – я так подумал, с тобой у нас все могло бы получиться. Я не поверила своим ушам. Он что, совсем? – Зачем тебе Громов? Ну что с ним дальше будет? Универ он бросит, работу нормальную не найдет… После этого Виктор эффектно стукнул ладонями по рулю. – Ему даже машину водить нельзя будет, потому что он псих. А я – совсем другое дело. – Да? А мне кажется, это ты псих, – сказала я. – Ладно, я пошла. Пока. Вот цирк, обхохочешься… – Стой! – Он развернулся, схватил меня за плечи и прижал к спинке сиденья. – Я же серьезно. Подумай! Ты же сравнивать в состоянии. – Руки убери. Вместо того чтобы меня послушать, он, наоборот, прижал меня сильнее и еще целоваться полез. – Давай попробуем, Кать. Тогда я вцепилась ему в волосы и дернула. – Дура, что ты делаешь! Он отшатнулся, я с огромным удовольствием врезала ему по физиономии и выскочила из машины. – Припадочная! – крикнул Водовозов мне вслед. Оказавшись на улице в безопасности, я тоже крикнула ему: – Да, я такая! И не подходи ко мне больше! А я ему еще посочувствовать хотела… И тут же пришло сообщение на мой телефон. «Кать, мы к дому подъезжаем. Ты придешь?» По дороге к Андрею я думала о произошедшем и сначала хотела ему все рассказать. Мол, Виктор вообще вел себя гадко и лез ко мне целоваться. Но потом решила: после такой новости Андрей пойдет и пришибет этого кретина. И если Водовозова мне совсем не жаль, то у Андрея могут быть проблемы. Поэтому я лучше промолчу. Но, конечно, я не смогла сразу успокоиться. Злилась, даже Ольга Владимировна заметила: – Катя, ты какая-то сегодня… Что-то случилось? – Все в порядке, – уверила я ее. – Лучше не бывает. Мы с Андреем закрыли дверь в его комнату, причем он встал так, что ее теперь нельзя было открыть. – В общем, я зря боялся, никто меня в больницу не закроет. Папе вышел облом. – Подожди… Я не понимаю. Сказали идти домой? Или что? – Нет, ну я буду ходить со следующей недели лечиться… Утром туда, днем обратно. Но это неинтересно, Кать. Тут я поняла, что ему интересно. Целоваться. Поэтому и на дверь оперся, чтобы его мама нас не застукала. И вообще был подозрительно счастливый… Это после вчерашнего-то… Как будто ничего не случилось и он не был полуживым. Да в общем, что я придираюсь… Все мне не так. То он сильно спокойный, то сильно радостный. Сама не знаю, чего мне надо. Нет, знаю… – Жалко, дверь не запирается на ключ, – сказал Андрей, когда мы нацеловались так, что я уже еле на ногах держалась. – Ты что, твоя мама в квартире. – Так мы бы закрылись… – Я бы не смогла, наверное… – Кать, – он отошел к окну, а мне сразу стало прохладно и неуютно, – понимаешь, я не смогу жить один… То есть я сам смогу, я бы хотел… Но отец теперь не даст мне уйти. И я сейчас подумал… А может, ну его? Ну, раз уж в больницу не кладут, я не настолько и ненормальный. Просто надо было меньше таблеток глотать. А так я буду тут сидеть теперь, и мама все время дома… – Та-а-а-ак, – теперь я поняла, о чем идет речь… – То есть ты передумал? – Нет. – Правильно. Подумаешь, днем ходить в больницу. Главное, вечерами мы будем вместе. Мне кажется, это здорово. Дома я решила, что до понедельника, пока не начнется лечение, надо быть с Андреем постоянно. Чтобы он не передумал, потому что видно, как ему хочется отыграть все обратно. А после понедельника все обязательно изменится к лучшему. Он Не знаю, почему меня все так бесило – то ли потому, что я сначала передозировал эту химию, а потом резко отменил, то ли от потери свободы. Это было так странно: с одной стороны, мне не нужно было ничего решать, мне даже не нужно было думать, есть ли дома еда или нет, это было не моей проблемой, а маминой, а с другой – вокруг меня теперь постоянно были люди. С ними необходимо было общаться. Отец требовал, чтобы все, что я выложил с перепугу в машине, я рассказал подробно. Ему, видите ли, казалось, что трава у меня была с собой не просто так, а я сам курил. Он даже хотел вести меня к наркологу. Потом, когда я убедил его все же, что хотел только продать, он долго втирал мне, насколько это аморально, что кто-то привыкнет к этому легкому наркотику, перейдет на тяжелый, и в этом будет часть моей вины. Ну да, какой-то дебил не в состоянии догадаться, что сдохнет потом от тяжелой наркоты, а виноват я. Очень логично. Так я сказал отцу, но понимал: прав он, а не я. И с этой травой я повел себя так, как и в пятнадцать лет не повел бы. Совершил невероятную глупость, влип, встрял, и хорошо, что все позади. К счастью, дома отец бывал мало, все-таки бизнес после гибели партнера свалился на него одного. Зато мама из дома вообще не выходила. И у нее самой настроение менялось, как будто она со мной перепила таблеток. То она начинала лезть с разговорами, то вдруг вспоминала, что я могу бог знает как ответить и вообще все так непонятно, и шарахалась. Хотя сама же была со мной в кабинете врача и прекрасно слышала, что до окончательной ненормальности мне далеко. Вот, кстати, еще загадка: когда мы ехали в больницу, я был уверен, что вернусь оттуда не меньше чем через месяц. Еле удержался, чтобы не выпрыгнуть из машины на ходу. И когда оказалось, что можно обойтись дневным стационаром, я должен был обрадоваться. Но мне этой радости хватило только на дорогу домой. Потом пришла Катя, и выяснились две вещи. Во-первых, мы не можем толком остаться наедине. Мама рядом, дверь не запирается. А во-вторых, теперь мне казалось, что Катя на меня давит. Иди лечись, иди лечись… Между прочим, если лечиться, месяц универа вывалится. А самостоятельная жизнь отложится неизвестно на какой срок… Это портило настроение… В четверг утром я купил шпингалет. Обычную задвижку. И приделал на дверь своей комнаты. С маминой точки зрения, дверь я, конечно, испоганил. На процесс порчи имущества она смотрела квадратными глазами. – Когда ко мне приходит Катя, не надо заходить в комнату, – сказал я ей. Катя родителей, конечно, беспокоила. Я слышал их разговор. Отец считал, что, если бы не Катя, всей этой ерунды вообще бы не произошло, я бы привык жить самостоятельно, перебесился и научился справляться со своими проблемами. Мама возражала, что, если бы не Катя, я бы домой никогда не вернулся и лечиться не пошел. Тогда отец начал ей толкать речь про то, что не ради Кать все это надо делать, а ради себя, сознательно. Иначе все не имеет смысла. Дальше я слушать не стал, всех этих разговоров было как-то слишком много… А теперь, когда я поставил задвижку, мама только сказала: – Андрей, я понимаю, что у вас с Катей близкие отношения… И все, что хотела договорить, проглотила. – Ну, раз понимаешь, зачем ты постоянно лезешь? Не бойся, внуков не случится. Потом меня понесло: я вдруг зачем-то ей выложил, что презерватив включен в мой автопилот, даже когда я сильно пьяный, не забываю, иначе у нее внуков бы уже было… На словах «сильно пьяный» она так на меня посмотрела, что я переключился и еще и про алкоголь рассказал. И какие бывают приходы, если два дня не спать, а потом снотворное запить водкой. А вот с бутылки водки трудно дойти до метро, зато есть гарантия, что ты не упадешь под поезд. Даже если этого очень захочется. И тут я испугался. Что я несу? Зачем? Вспомнил, как Катя рассказывала, что закрывала рот руками, чтобы не проболтаться во сне. Мне бы его наяву заткнуть… – Мам, прости. Нет, все-таки я придурок… Я извинялся, мама меня обнимала, а мне надо было успокоиться к приходу Кати… В больнице мне уже выписали таблетки, какие-то легкие, просто чтобы я не дергался и к понедельнику успокоился. Но, наверное, они еще не начали действовать, потому что я все-таки дергался. А когда явилась Катя, нам эта задвижка на двери и не пригодилась. Потому что она пришла с огромной коробкой пазлов – на тысячу элементов – и сказала, что ей этот набор дали только на три дня. А поскольку она хочет приходить ко мне каждый день, то разумней собирать картинку прямо у меня. Если я, конечно, не против. И мы до позднего вечера ползали на четвереньках по полу и пытались сложить какой-то замшелый замок, над которым было в избытке одноцветного неба, а внизу – также много зелени. – Хотела бы я увидеть это своими глазами, – сказала Катя. – Поехать когда-нибудь. Нигде не была. А ты? Я много где был. И у меня даже были фотки ничуть не хуже этого вот замка, детали которого так трудно найти среди кучи подобных. – Фотки? Покажи, а? Я достал последний фотоальбом. Мама не доверяла цифровым снимкам на компе и старалась всё распечатывать. Катя начала пролистывать альбом с конца, а не с начала. Просмотрела несколько страниц и вдруг засмеялась. – Смотри, это же я! Я поглядел на фото. Ну да, футбол, мама щелкнула нас с Данькой. А там, на заднем плане, какие-то девчонки. Я присмотрелся, а Катя между тем ткнула в снимок пальцем. – Не узнаёшь? Я узнал. Глаза у нее на этом снимке были точно такие же чумные, как тогда, когда я ее из-под машины достал и она меня увидела. И ведь подумал в тот раз: где же я ее видел. В школе же. Не запомнил и не рассмотрел, но видел. – Я тогда за вами везде ходила. – За нами…