Он положил трубку и выдохнул. Решено. Всем другим родственникам жертв плохие новости отныне будет сообщать Говард Логан. Во-первых, он слишком долго едет. Во-вторых, карьеру в полиции нужно начинать с самых неприятных задач. Аксель сложил руки на груди и присел на мотоцикл. Урсулла, очевидно, была у любовника. Она знала, что муж на работе, и свободно себя чувствовала в дневное время. Но сегодня оставила ребенка одного, зная, что тот спит. В голове продолжала крутиться мысль о том, что убит сын полицейского, того единственного человека, который призван «раскусить» личность маньяка. Здесь может прослеживаться мотив, но что-то не складывалось. Не складывалось на глубинном интуитивном уровне. На поверхности – прямая связь. «Ах, ты хочешь меня „вскрыть“, вот, держи». В глубине – «Я хочу тебе кое-что показать». И «ты» здесь – совершенно необязательно Карлин. Картина хороша тогда, когда у нее есть зрители. Аксель закрыл глаза. Зрители. Без зрителей любое творчество превращается в депрессию. Когда ты пишешь в стол, рисуешь в стол, ни с кем не делишься тем, что делаешь, ты начинаешь умирать как творческая единица. Рафаэлю нужны зрители. Но он не хочет излишнего внимания. Он выбирает семьи с одним ребенком, чтобы не увидел второй. Он выбирает дома, чтобы не привлекать прохожих. В Треверберге нет традиции выкладывать фото с места преступления, подобные вещи держатся в тайне, но всегда происходит контролируемая утечка, чтобы прессе было что мусолить. Но достаточно ли ему прозвища «Рафаэль»? А что, если у этих полотен есть определенный зритель? Несколько машин остановилось у ворот. Тресс и Логан выскочили из одной, команда криминалистов выгрузилась из другой. Одобрительно закивали, заметив, что детектив обмотал ботинки скотчем. А тот досадливо поморщился, мысленно отругав себя за то, что не убрал клейкую ленту после того, как вышел из дома. – Сын Карлина? Серьезно? – тихо спросил Артур, доставая из кармана смятую пачку сигарет. Говард Логан, остановившийся рядом, выразительно молчал. Он смотрел на дом, на лежащего на скамье Марка и думал о своем. Аксель знал о чем. Подобные интуиты лишены обычного человеческого сострадания. Как бы Говард ни относился к своему покровителю, сейчас тот превратился для него не более чем в свидетеля. Не более чем в отца жертвы. – Да, увы. Я видел сам. Опознать на расстоянии непросто, учитывая характер убийства. Но я узнал этого мальчишку. – Чудовищно, – проговорил Тресс, закуривая. Аксель машинально протянул руку, получил свою сигарету, прикурил и мучительно затянулся. Да, этого не хватало. Он стянул резинку с волос, позволил им снова закрыть лицо, а потом рассеянно расчесал пятерней. Этот жест его всегда успокаивал. – Это безумие или расчет? – тихо спросил он. Артур покачал головой. – Он не безумец в прямом смысле этого слова. Больной на всю голову, но не безумец. Он что-то исправил, верно? Какие-то прошлые ошибки. – Кровь красная, ее чем-то разбавили. Ее намного больше. Я приехал несколько минут назад – она только начала темнеть. Больше деталей, больше времени на работу. Пришиты оба крыла. Подозреваю, что на волосах не клей, а что-то другое. Иди взгляни сам. Ты у нас криминалист. Тресс показал недокуренную сигарету и улыбнулся. Полицейские растянули ленты заграждения, шикая на коллег. К Карлину не подошел никто. Марка знали и уважали почти все сотрудники управления. И каждый понимал, что слова в этот момент неуместны. Позже каждый обязательно скажет или сделает что-то такое, чтобы облегчить состояние коллеги. Но сейчас лучшая терапия – невмешательство. Тресс, Грин и Логан молча курили, наблюдая за полицейскими, методично выполнявшими свою работу. Оградительные ленты растянули, знаки и дежурных расставили. В доме уже вовсю щелкали фотокамеры. Начался сбор улик. После подробной фотосъемки тело увезут в морг, где им сможет заняться судмедэксперт. А еще позже приедут уборщики и уничтожат все следы. Аксель бросил недокуренную сигарету на землю, потушил ее носком ботинка, кивнул коллегам, оставляя их, и вернулся к Карлину. Тот лежал на скамье, глядя невидящим взглядом в небо. Темные волосы разметались, глаза все так же сухи и безжизненны. Руки сложены на груди. Он выглядел как человек, у которого проблемы на работе или от которого ушла любимая женщина, но явно не как отец, только что потерявший сына. Такие вещи доходят до сознания не сразу. Требуется время. Часто много времени. И Грин понимал, что Марка не стоит оставлять в одиночестве в ближайшие дни, а то и недели. Краем глаза Аксель увидел, что Артур и Логан заходят в дом. Ему здесь делать нечего. Он все осмотрел. И еще много-много часов будет вытаскивать из памяти фрагменты увиденного и раскладывать их в строгий рисунок. А потом дополнять его отчетами криминалистов. Он тронул Карлина за плечо. Тот отреагировал с большой задержкой. Пустой взгляд остановился на лице Грина, губы чуть изогнулись, но с них не сорвалось ни звука. – Твоя жена скоро приедет, Марк. Я побуду с тобой, если хочешь. Или оставлю тебя Урсулле. – Нет, – неожиданно четко сказал Карлин. – Я не хочу ее видеть. Не сегодня. Давай уедем отсюда, Аксель. В этом доме меня больше ничто не держит. 13. Говард Логан 9 апреля 15:47 Самуэль Мун с сонным видом смотрел на молодого полицейского, который доставал из портфеля распечатанные фотографии. Логан позвонил Муну вчера и назначил встречу, сообщив, что маньяк снова убил и нужно его, муновское, экспертное мнение. Самуэль не возражал. Но за утро он дважды перенес встречу. На душе скребли кошки, и при мысли о предстоящем диалоге сводило желудок. Он жалел, что подписался на эти консультации, хотя и понимал, что выбора ему не предоставили. Сэм по-детски надеялся, что сможет избежать лишних встреч, если изобразит бурную деятельность. Но не вышло. Стажер нашел его дома, куда приехал, не позволив дальше тянуть кота за хвост. Художник извинялся, но Логан был непреклонен. Разговор не продлится долго, художник подписал бумаги и теперь обязан оказывать содействие. Напрямую Говард это не произнес, но все всё поняли. Нянечка по имени Марианна принесла мужчинам кофе и ушла с ребенком. Теодоры дома не было. Мун с гордостью, приправленной недовольством, сообщил, что она занята открытием то ли отеля, то ли ресторана. Говарду было все равно. Он цепким взглядом осмотрел няню, которая неприкрыто флиртовала с хозяином дома, отметил ее слишком броскую внешность и вместе с тем тупой взгляд, свойственный многим излишне красивым женщинам. Отметил, что нужно еще раз проверить нянь, может быть, русская няня и няня семьи Карлин связаны между собой. – Что скажете? – тихо спросил Говард, делая глоток кофе. Самуэль выглядел так, будто смотрел на фото собственного ребенка. Он побледнел, посерьезнел, на лице проступили морщины, выдавая истинный возраст. Взгляд потемнел от боли. Он снова подумал о том, что зря в это ввязался. – Я… напомните, что вы от меня хотите? – Художник, – медленно проговорил Логан, матеря про себя Тресса, который в последний момент отказался ехать к Муну, сославшись на очень важные дела. – Техника. Что изменилось? Мун залпом выпил кофе, крикнул Марианне, чтобы она принесла еще, и неожиданно надел очки. Логан следил за ним с непрошибаемым спокойствием молодого человека, который только пришел в полицию, но уже многое пережил. – Он более уверен, – наконец проговорил Сэм. Марианна поставила перед ним еще одну чашку с кофе, коснулась его плеча и удалилась, призывно виляя бедрами. Мужчины на нее не обратили внимания. – Уверен? Как он мог обрести уверенность за пять дней? – Там он пробовал. Здесь четко знал, что делать. Предположу, что сначала он продумал только центральную часть картины. – Самуэль сопроводил свои слова соответствующим жестом над фотографией. – А ко второму разу дополнил ее деталями, дал ей глубины, позаботился о том, чтобы ангел в центре был окружен элементами, которые подчеркнут его чистоту, его значение. Мун сделал маленький глоток, отставил чашку, с тоской посмотрел на часы, потом – на бар, где виднелись многочисленные бутылки с крепким алкоголем, и отложил фото. Говард следил за ним немигающими глазами, которые приняли странный, почти свинцовый оттенок. Художник опустил взгляд. Он чувствовал себя неуютно. А Логан тем временем пытался сам себе ответить на вопрос, имеет ли Самуэль Мун отношение к происходящему в Треверберге. Он не похож на убийцу, но интуиция упрямо молчала. А Мун Говарду не нравился. – Я думаю, первое убийство – это проба пера, – наконец заговорил Самуэль. – Сейчас мы видим зрелый рисунок с деталями, на него потратили больше времени. Но он несовершенен. Мазки все так же хаотичны. Да, точно, – кивнул художник, улыбнувшись, как улыбается человек, нашедший ответ на вопрос, который его мучил. – Он провел работу над ошибками относительно центральной части картины. Теперь она почти совершенна. Но что касается всего остального – он пытался придать глубину тому, что в прошлый раз просто залил краской. Но ему это все еще не удалось. «Ангел» не вписан в полотно. Он будто парит над лужей. А лужа должна быть облаками, возможно, чем-то еще. Если мы говорим про Рафаэля, там множество элементов. Главное, чтобы ваш маньяк не перешел к великим полотнам этого художника. – Почему? – спросил Говард, радуясь, что собеседник не начал описывать все особенности творчества Рафаэля. А может, и стоит его попросить, хотя связь маньяка с этим художником призрачна. Это просто прозвище. – Там много ангелов, – просто сказал Сэм и перевернул фото белой стороной вверх. * * * Говард вернулся в участок слишком поздно, чтобы застать всю команду, но как раз вовремя, чтобы поймать Акселя, которого не было весь день. Детектив сидел в своем кабинете и немигающим взглядом смотрел на белую стену с фотографиями, ниточками и записками. – Как Карлин? – спросил Говард, проходя в кабинет и аккуратно ставя сумку в кресло. Грин смерил его ледяным взглядом. – Я вколол ему седативное. Спит. Что ты узнал? Говард покачал головой. – Подтверждение наших предположений. Маньяк учится. Мун сказал, что картина еще не закончена. Видите ли, он отработал центральную часть и дальше пойдет на периферию. А еще Мун предположил, что возможны массовые убийства, но я так не думаю. – Или он пытается пустить нас по ложному следу, или просто смотрит на все это как на художественный эскиз, – проговорил Грин, делая глоток воды из стоявшего перед ним стакана. – Не думаю, что Мун в этом замешан, а мыслит он так, как положено мыслить художнику. Его предположение о том, что смерти будут повторяться, мне понятно. Я тоже так думаю. Но пока не вижу системы. – Белые фойе, дети в семье единственные, родители много работают и в ссоре, много прислуги, дома в тихих благополучных районах. Сами дети похожи на ангелов, светловолосые и кудрявые, – выпалил Логан. – Но все это не напоминает убийства во имя перерождения. Я не вижу ничего, что говорило бы о том, что он дает детям новую жизнь, спасая от хреновой перспективы стать сиротами при живых родителях. Он художник, мне кажется, он опирается больше на картинку. Похожие дома, похожие дети. Грин благосклонно кивнул: – Возможно, ты и прав, стажер. Но разве для маньяка этого достаточно? – Иногда маньяку достаточно просто одинакового цвета ремня или сумки. Или глаз, или волос. А тут и волосы, и в целом внешность, и внутреннее убранство дома. – В Треверберге десятки тысяч детей, которые подходят под описание. Тысячи домов. – Аксель устало протер глаза. – Методом тыка или фильтрации мы ничего не добьемся. – Криминалисты пока не дали новой информации, работают. Тресс их строит. Нам нужно подождать до завтра. – Мы-то подождем, – проговорил детектив. – Но станет ли ждать маньяк? Если Мун прав и он действительно не закончил полотно, он может убить быстрее, чем мы предполагаем. В прошлый раз прошло пять дней. – Я думаю, что для маньяка это одно убийство, – возразил Логан. Аксель вскинул на него пронзительно-синие глаза, показывая, что с нетерпением ожидает продолжения. – Он серьезно ошибся с крылом. И решил переделать. Это один сюжет, одна картина. Он просто ее перерисовал. Возможно, он убил так быстро потому, что хотел скорее закончить начатое, попробовать еще раз. Если Самуэль прав и он снова ошибся, то третье убийство состоится еще быстрее. – Или Самуэль Мун не смог его раскусить, – задумчиво проговорил детектив, отводя глаза. – Или же Рафаэль наскоро «перерисовал» картину потому, что ошибся с ее главным элементом. А все остальное не имеет такого серьезного значения, чтобы искать ребенка немедленно. Он что-то ищет, тренируется. И знаешь, что я думаю? Он убивал и раньше. Просто тщательно это скрывал, а теперь наконец решил явить миру свое «творчество». Или миру, или отдельному наблюдателю. – Нам нужно третье убийство не меньше, чем нужно было второе, – холодно произнес Логан. – Жаль, что выбор маньяка пал на сына Карлина. Но ты согласишься со мной, Аксель. У нас ничего нет. Он не только работает над картиной, но и озаботился собственной безопасностью. Перчатки, костюм. В первом доме найдены отпечатки только обитателей и прислуги. Отчета по дому Карлина я не видел, но уверен, что и здесь будет то же самое. Грин кивнул на пополнившуюся заметками и фото стену: – У нас есть один шаг из цепочки. Мы не знаем, что было до, не знаем, что будет дальше. Но мы можем анализировать этот отрезок. Да, чем больше информации, тем лучше. Но пока будем работать в рамках того, что уже есть. Получи к планерке отчет криминалистов. Если нужно, просиди с ними всю ночь. Мы должны найти какую-то связь. – Да я и не планировал уходить, – усмехнулся Говард. – Я проверю все, что только можно, и выясню, чем похожи эти дети. Думаю, в первую очередь мы должны понять, как маньяк выбирает жертв, дома. Он должен их знать. Аксель кивнул. Стажер не смог ничего прочитать по его лицу, интуиция молчала. Детектив был полностью закрыт от него. Привыкший считывать людей мгновенно, Говард чувствовал себя неуютно. Единственное, что радовало, – они с Грином оставались по одну сторону баррикад. – Копай. И проверь все дела за последние пять-десять лет со странными похищениями детей. Лучше смотреть те, где в итоге детей объявили пропавшими без вести. А если находили трупы, то обескровленные. Говард посмотрел на начальника внимательнее.