– Нет. Мы всегда встречались у них или в отелях. – Хорошо. – Аксель закрыл блокнот, положил на обложку ладонь и посмотрел ей в глаза. – Я думаю, что маньяк давно приметил твоего сына. Но окончательный выбор на него пал с третьего по восьмое число. Ему срочно нужен был ребенок. Он где-то увидел вас. Поэтому я попрошу тебя еще раз подумать о том, где ты была с сыном. Показания няни мы записали. Нужно видеть полную картинку. – А почему только мы с Алексой? Разве Марк никуда с ним не ездил? – Почти все это время Марк был на работе. Но я у него спрошу. – И что теперь? – Теперь мне нужно вернуться в участок и хорошенько подумать. – Аксель. – Да? – Он… – Она сглотнула слезы. – Он не страдал? Детектив смягчился. Он наклонился вперед, взял ее узкую ладонь в свою и заглянул в глаза. – Нет. Он спал. – Я очень плохая мать. – Отдохни. Завтра мы снова поговорим. Она кивнула, убрала руку и обхватила себя за плечи, закрыв глаза. При мысли о том, что завтра ее снова заставят вспоминать, пропадало дыхание. Детектив тихо поднялся с места. Пожал ее плечо на прощание, напомнил, что на вызовы стоит приезжать, сказал, что ему жаль, и, отворив дверь, вышел в раскаленный от софитов воздух студии. Урсулла осталась одна. Место, где его рука прикоснулась к ней, горело. В горле пересохло, а в голове стучала одна-единственная мысль: она плохая мать, она не смогла спасти своего ребенка. И она должна за это ответить. * * * 23:47 Дом Лотти-Карлин Женщина остановила автомобиль. Знакомые ворота были перетянуты желтой лентой. Урсулла вышла из машины. Резким нервным движением сорвала ленту и застыла, глядя на то, как целлофан опускается на землю в желтоватом свете фар. Вечерняя прохлада забралась под блузку, заставив волоски на руках встать дыбом. По позвоночнику пробежал холодок. Она шагнула во двор, и некоторые уличные фонарики вспыхнули приглушенным светом, разгоняя ночные тени. Здесь не было ветра и не было голосов. Урсулла привыкла, что в этом доме всегда кто-то есть. Марк работал круглосуточно, но ее встречали прислуга и сын. Если она приезжала не слишком поздно, то находила ребенка с горничной рядом с домом. Он возился с игрушками в специальной детской сетке-яслях, а Мадлен готовила ужин или убиралась, каждые несколько минут выглядывая в окно. Были включены все фонари, и казалось, что ты из липкой и неприятной ночи попадаешь в день. Фары выхватили из мглы неровный силуэт детской сетки. Урсулла схватилась за горло так, будто ей резко стало больно дышать. Она сделала еще несколько шагов. Лужайка была утоптана полицейскими, но она не заметила мусора. Все выглядело так, будто кто-то выключил время и вот-вот в доме зажжется свет, сын покажется на пороге, а на кухне ее будет ждать воздушный яблочный пирог, который с таким мастерством пекла Мадлен. Урсулла оставила ключи в замке зажигания, оставила открытой дверь и теперь медленно, словно пьяный или тяжелобольной человек, брела к своему дому. Желтоватый свет фар выхватывал ее фигуру и распадался вокруг нее, прочерчивая длинную неприятную тень. Эта тень пугала ее. Урсулла то и дело останавливалась, оглядывалась на автомобиль, щурясь от чрезвычайно яркого света. Детские ясли, дерево и канаты с игрушками и мягким настилом, где так любил сидеть Йорн, стояли в нескольких метрах от двери. В них по-прежнему лежала пластмассовая машинка, которую Урсулла купила сыну на Рождество. Небольшая альпийская горка при таком освещении была похожа на замершего в ожидании подходящей цели снайпера, укутанного в защитный костюм. Женщина сделала еще несколько шагов по дорожке. Их участок не был большим, но на нем уютно разместилась деревянная беседка, веранда, которая сейчас была разобрана и представляла собой аккуратно сложенные доски для будущих работ, детский уголок с сеткой-яслями, гараж на две машины и сложный комплекс альпийских горок и тропинок. Урсулла хотела сделать прудик, но не успела, хотя под него расчистили площадку. Деревянный двухэтажный дом возвышался над участком, глядя на него темными слепыми окнами. За домом находилась небольшая деревянная же мастерская и хозяйственная площадка. Участок был обнесен высоким забором, который разрывали тяжелые ворота и маленькая калитка рядом с мастерской. Участок примыкал к смешанному лесу с густым подлеском, хотя уже в паре сотен метров на север пролегала городская трасса. Карлин предпочитал жить и спать как можно дальше от города и был готов тратить по два часа в день на дорогу. Он ненавидел квартиры, о чем сообщил Урсулле в первые дни знакомства. Урсулла достала из кармана ключи от дома, не обратив внимания на выпавший на раннюю траву флаер гипермаркета «Полная корзина», который сообщал о скидках на охлажденную рыбу. Этот флаер ей дали в ресторане близ «Треверберг Плазы», где она работала несколько дней назад. Ресторан был тихим, просторным и с замечательной кухней. Находился в лучшем районе города на стыке проснувшегося бизнеса и искусства. Театры, музеи, художественные галереи, рестораны и маленькие кафе, городской парк с аттракционами для детей. Любимое место, по мнению Урсуллы, сердце Треверберга. И она чувствовала, как город дышит, как гонят кровь по жилам-дорогам многочисленные автомобили, как живут, печалятся и радуются люди. И ей самой в такие минуты казалось, что она по-особенному жива. Ее собственная семья развалилась вскоре после рождения Йорна. Она думала, что сын изменит мужа и тот начнет меньше работать и больше бывать дома, но этого не произошло. Напротив, Марк взял дополнительный курс в академии и занялся очередной научной работой. Он казался счастливым, но Урсулла тихо растворялась в этом, понимая, что его профессия день за днем уничтожает ее саму. Оставались любовники, работа и слабая надежда на то, что все изменится. Урсулла подошла к двери. Сонным движением сняла с нее желтую ленту. Ключ не понадобился – замок оказался открыт. Урсулла уронила его на землю и мучительно медленно переступила порог. Щелкнула выключателем, и фойе затопил пронзительный свет. В доме еле уловимо пахло средствами для очистки поверхностей, которыми пользовалась полиция при уборке мест преступлений. Урсулла ожидала увидеть кровь, беспорядок, но вместо этого попала в собственный дом, идеально отмытый и совершенно мертвый. Промышленная химия начисто стерла аромат жилого помещения, заменив его бессердечной чистотой. На вешалке висел легкий плащ. Она небрежно повесила его утром восьмого числа, в последний момент передумав и взяв на работу куртку. На обувной полке стояли шпильки, полусапожки на кроличьем меху и домашние тапочки. Рядом – несколько пар обуви Карлина. Чувства отключались одно за другим. Женщина провела пальцами по перилам лестницы, уводящей на второй этаж, подняла голову, глядя на подвешенную под самым потолком люстру. Медленно дошла до чулана. В доме стояла пронзительная тишина, но женщина не вздрогнула, когда в момент открытия двери на нее упала швабра. Тяжелое ведро для мытья полов перевернулось. Рассыпалось несколько упаковок многофункционального средства для очистки поверхностей. Урсулла запустила руку в коробку, где хранила веревки, и вытянула оттуда плотный канат. Сердце стучало поразительно ровно, мыслей в голове не было, когда она принесла с кухни высокий барный стул, залезла на него, держась за перила лестницы, и накинула на балку, к которой крепилась люстра, петлю. Женщина отпустила веревку, и та, мерзко зашатавшись, выпрямилась прямо перед ней. Стоя на табурете, Урсулла окинула прощальным взглядом фойе. Здесь не стало ее ребенка. Здесь же закончится и ее жизнь. Жизнь отвратительной матери, которая не смогла защитить сына. Урсулла продела голову в петлю. Еще раз посмотрела на фойе. Чистые белые стены, тумбочки, полка под приятные мелочи и ключи. Когда она оттолкнула табурет и повисла на веревке, во вспыхнувшей агонии скользнула мысль, что в доме было все как всегда. За исключением одной детали. На полочке для сувениров не оказалось одной мелочи. Акварели, которую подарил им вместе с ключами от дома Самуэль Мун в момент заключения сделки на глобальную реконструкцию резиденции. 20. Говард Логан 13 апреля Центральный банк Треверберга Говард оставил машину на парковке рядом с банком и вышел, чтобы купить кофе. День оказался сложным и длинным, голова кипела, а внутри поднималась жгучая, уже знакомая, но непривычная волна предвкушения близкой разгадки. Он был совершенно уверен в двух вещах: все убийства, о которых он рассказал Марку и детективу Грину, были совершены Рафаэлем, а также Рафаэль убивал еще. Много. Долго. Возможно, не только в Треверберге. Возможно, другими способами. В голове пылал один тезис, который не требовал доказательств. Что-то спровоцировало маньяка. На каждом из этапов. Говард понимал, что толчок мог быть внутренним. А может и нет. Он ощущал это щекочущее чувство, которое предшествовало эйфории знания. Ведь что такое расследование – процесс открытия истины. Ты вытаскиваешь на свет самые темные тайны других людей. Говард провел рукой по неровно постриженным каштановым волосам и посмотрел на здание банка, чуть прищурившись. Он не любил монументальную архитектуру и не стремился заходить в подобные строения. Они будто подчеркивали его молодость и неопытность, в которых он не хотел признаваться даже самому себе. Говард знал, что через несколько минут Александр Мерт закончит работу и выйдет из банка, но не спешил приближаться к выходу. Он позвонил Александру перед приездом и назначил встречу в кофейне. Представился журналистом, независимо от полиции изучающим старые дела, на которые у официального расследования не хватило ресурсов, сил или упертости. Байка с журналистом всегда работала. И Логан имел фальшивое удостоверение, сделанное настолько хорошо, что подвох можно было разгадать, только посетив архив. Мерт отреагировал снисходительно. Сказал, что сам искал возможность рассказать все прессе, но никто не заинтересовался, потому что полиция не давала хода делу, но он попробует еще раз. Логан подумал, что надо было сказать, что он полицейский, но до полноценного удостоверения еще год, а приход стажера к пострадавшему – это почти издевательство. В любом случае оставалась возможность сыграть «друга» и «достучаться» до полиции, организовав господину Мерту встречу с Акселем Грином. Грина в городе знали и уважали, он раскрыл много запутанных дел и спас много жизней. Этим можно воспользоваться в случае, если Мерт может помочь следствию. Логан внимательно прочитал оба дела. В обоих случаях у следствия были подозреваемые, но все смогли подтвердить свое алиби на момент убийства. Следствие смогло предположить, что убийца – один и тот же человек, заподозрило брата Александра, у которого не оказалось убедительного алиби, но и мотива не было. Психиатрическая экспертиза не выявила никакой склонности к насилию или оторванности от реальности. И даже никакого хаотического мышления. Самый обычный «белый воротничок» из городской администрации. Он работал в министерстве культуры и особо ничем не выделялся. Его звали Ларс Мерт, он был старше брата на пять лет. Оказавшись под подозрением, он не выдержал и повесился за несколько дней до суда. Дело списали в архив из-за смерти подозреваемого, хотя детектив, который его вел и теперь уехал в США, считал, что дело можно закрыть. Руководство тогда настояло на «глухаре». Александр Мерт оказался наедине с женой, которая чуть не потеряла рассудок, сам обратился к доктору Себастьяну и целый год лечился, по крупицам восстанавливая свой мир. У этого обычного человека отыскалась уникальная воля к жизни. Он потерял двоих детей, первую жену, чуть не потерял вторую и все равно нашел в себе силы не только выжить, но и вернуться на работу, отвоевать обратно свою должность. В этом было что-то настолько странное, что Говард в глубине своей души хотел поверить в то, что именно этот человек – Александр Мерт – тот убийца, которого все ищут. Мерт появился на ступеньках банка ровно в пять вечера. Среднего роста, подтянутый, свежий, с идеальной прической и спокойным взглядом, он не походил на человека, пережившего чудовищную травму. Но, подойдя к нему, Говард увидел, что весь этот внешний успех – лишь часть устоявшегося образа. За спокойными глазами скрывалась мгла. Мгла окружала его, не позволяя приближаться, обволакивала лицо, руки, корпус, не убивая, но и не отпуская. В карих глазах не осталось жизни, радости и света. Только мрачный покой и мгла. Говарду стало не по себе, но, преодолев смущение, он протянул Александру руку. Рукопожатие вышло холодным и неприятным. Мерт смотрел на него без всякой заинтересованности. Странное ощущение внутренней пустоты не отпускало Говарда, пока они молча шли к кофейне, выбирали столик и делали заказ. Мерт достал сигареты, протянул стажеру, тот коротко покачал головой, отказываясь. Он пытался собрать мысли в кучу, не понимая, что с ним творится. Если Мерт имеет отношение к тому, что происходит сейчас, следствие это установит. Если он убил собственных детей, что практически невозможно, Логан это раскопает. Не раскопает Логан – поможет Грин. Официантка пришла с кофе. Мерт сделал глоток, откинулся на спинку мягкого кресла и остановил на стажере странно-неподвижный взгляд. – Почему вы заинтересовались этим делом? – Не люблю, когда полиция останавливается на полпути. Это чревато повторением смертей. – Полиция решила, что убийца – Ларс, и приговорила его. Приговор в исполнение он привел сам. Дело закрыто. – Вы верите в то, что Ларс мог сделать такое с вашими детьми? Мерт глубоко задумался. Нельзя было считать реакцию и на ее основе спланировать собственное поведение. Впервые за всю жизнь Логан столкнулся с тем, что оказался слеп в присутствии свидетеля или подозреваемого. Обычно он раскусывал людей на раз-два, но Мерт не поддавался. То ли терапия Себастьяна Хоула творит чудеса, то ли Мерт никогда не отличался повышенной восприимчивостью. Многие серийные убийцы напрочь лишены способности ощущать эмоции в любых их проявлениях. И люди, вышедшие из шокового состояния, тоже надолго забывают про чувства. Их ведет только воля к жизни. Говард не мог ответить на вопрос, сидит перед ним жертва или убийца. Но он точно понимал, что Мерт является человеком с глубокой непережитой травмой. – Ларс мог сделать все что угодно, – наконец проговорил он. – Он не любил меня, завидовал моей карьере в банке и старался не бывать у меня дома. Он влюблялся в моих женщин. Однажды даже увел одну. – Скупая улыбка оживила лицо Александра, но через мгновение испарилась. – Но убить? – Убить ребенка? Двоих? Десятерых? Не знаю. Вряд ли. Я плохо знал своего брата. Мерт сделал еще глоток. Говард внимательно рассматривал его лицо. Ухоженное лощеное лицо обыкновенного клерка, который поднялся чуть выше, чем большинство, но в сущности ничего не достиг. Гладко выбритая кожа, высокие скулы, карие глаза, будто подведенные темными ресницами. Под глазами – еле заметные круги. Волосы тщательно расчесаны и уложены, будто он вышел не с работы, а из салона красоты. Аккуратный маникюр, чистая рубашка, запонки с небольшими темными камнями. Пиджак. Никаких часов или других украшений. Александр поймал взгляд стажера и улыбнулся. – Что вам рассказать, Говард? – спросил он. – Как я нашел сына на капоте собственной машины? Как сбросил эту машину в реку, а сам ушел в запой на месяц? Как моя первая жена, не выдержав, ушла от меня, а потом какой-то идиот изнасиловал и задушил ее в парке? Или как, вернувшись домой через пять лет, я обнаружил дочь на пороге, а жену, накачанную наркотиками, в ванной? Мария никогда не принимала наркотики. Или же я ее знал еще хуже, чем собственного брата. – Расскажите мне все. Спустя сорок пять минут Говард сжал руль машины. Он отъехал от банка и скрылся в неприметных переулках, которые запомнил в первые месяцы пребывания в городе. Разговор с Мертом дал мало. Стажер так и не смог понять, что чувствует в присутствии этого человека, не смог поймать его на лжи и признал собственное фиаско по всем статьям. Мерт подробно рассказал все, что, по его словам, помнил о детях и страшных днях. Говорил он спокойно и отчужденно, но Логан понимал, что это может быть не безразличие, а следствие лечения. Мерт был уверен, что Марию-Ангелу (вторую жену) накачали наркотиками, чтобы она не мешала. Но он не утверждал, что обоих детей убил один и тот же человек. Стажер убедился в двух вещах. Он был совершенно прав насчет того, что к этим смертям приложил руку Рафаэль. Уверенность была иррациональной и безосновательной, но настолько мощной, что Говард не допускал даже мысли, что ошибается. И в том, что Александр Мерт пережил тяжелейшую травму, которая искалечила его восприятие. Он стал человеком без эмоций и души. Именно такие должны работать в банках. Проблема заключалась в том, что его безэмоциональность могла свидетельствовать о любой травме. Серийные убийцы становятся таковыми тоже из-за травмы. Стажер достал телефон и набрал номер Грина, проклиная себя за ошибки в разговоре и слабость рядом с подозреваемым. Впервые он признался себе в том, что приобрел слишком мало опыта и не может все время выезжать на чутье. Иногда и чутье отказывает, и тогда ему на смену должен приходить профессионализм, которого у Логана пока нет. – Слушаю, – отреагировал начальник. – Мерт – подозрительный тип. Но ничего нового он не сказал. Его хорошенько обработали в лечебнице, поэтому, если поедешь к Хоулу, имей в виду, что он может что-то знать. – Хорошо, учту. Я так понимаю, мы никуда не сдвинулись? – Ну… я уверен, что детей Мерта убил Рафаэль. И допускаю, что Рафаэль – сам Мерт. На время всех убийств у него размытое алиби. Уже еду в участок, чтобы все проверить. – Я думаю, что были еще смерти, которые мы не учли. Мерт ничего не сказал о подозреваемых?