Грин велел Говарду ждать и наблюдать. Жизнь обоих подозреваемых была в чем-то похожа. Мун жил в старой части города в роскошном особняке. Мерт после смерти второго ребенка выехал из своего особняка в поселке Художников, купил небольшой дом недалеко от Центрального банка и осел там. Ходил на работу пешком (когда не лежал в клинике Хоула, разумеется). Говарду удалось выяснить, что Мерт окончил художественную школу и даже учился два семестра в Вене у одного с Муном преподавателя в Академии художеств. Но получил негативную оценку своих работ на итоговых экзаменах второго семестра, запил и уничтожил все, что было связано с рисованием. Он сжег мастерскую, выкинул все альбомы, холсты и скетчбуки и в последний момент подал документы в Тревербергский университет на финансовый факультет, который пошел навстречу и позволил окончить первый курс экстерном. Получил красный диплом, женился, устроился в Тревербергский коммерческий банк, занимался кредитами. Между убийствами детей он перешел в Центральный банк Треверберга, который контролировал все банковские организации в городе и занимал серьезное место на европейской арене. Можно сказать, что он построил почти блестящую карьеру. Смерть Антуанны, кажется, сломала его. Допрос Хоула ничего не дал. Аксель съездил к Ковальской, но та открестилась тайной клиента, отказавшись говорить по существу. Мимоходом они выяснили, что Мун тоже ходил к доктору Ковальской, но пока не решили, как использовать эту информацию, хотя совпадение казалось подозрительным. Самым большим вопросом что в версии Муна, что в версии Мерта оставалось то, как они попадали в дома. С выбором ребенка было проще – все семьи в нужные дни были как в галерее рядом с мастерской Муна, так и в районе банка. Оба здания находились в десяти минутах неторопливой ходьбы друг от друга, рядом парк, рестораны, бизнес-центр. Увидеть ребенка было мало, нужно знать его родителей, знать его дом, расписание всех обитателей и прислуги. Знать, где лежит ключ. Или найти способ сделать дубликат. На первый взгляд ни Мун, ни Мерт не имели возможности подобраться к таким вещам. За исключением того, что Мун продавал дома, где пострадали дети. Либо перестраивал их. За исключением некоторых старых дел Рафаэля, где убийство было совершено не в особняке в поселке Художников, а в радиусе нескольких километров в старых кварталах. Теоретически он знал план каждого дома и уязвимости системы охраны. А Мерт, когда работал в кредитовании, вел сделки по всем компаниям, которые занимались охраной и оснащением поселка. Он выдавал кредиты сантехникам, световикам, фирмам, которые развивали системы видеонаблюдения. И в этом ключе – опять же теоретически – он мог получить выход на нужных сотрудников в кулуарных беседах. От того, выдаст Мерт кредит или нет, зависело, выживет ли бизнес в условиях кризиса. Тресс проверил финансовые потоки обоих подозреваемых, чтобы вскрыть возможные взятки, но потерпел неудачу. Бухгалтерия Муна была прозрачна – с его публичностью ворочать темные делишки опасно. И он честно платил баснословные налоги в казну города. А Мерт не имел других источников дохода, кроме официальной зарплаты и сберегательного счета, который старательно пополнял каждый месяц. Он зарабатывал ровно столько, сколько тратил. Во всем этом оставалась огромная белая зона. Говард понимал, что четкого мотива у маньяка нет. У него нет осознанного желания убивать. Вместо этого им руководит сумасшедший импульс, который заставляет действовать независимо от обстоятельств. И при этом он достаточно аккуратен, чтобы не оставлять следов. Иначе Грин давно бы его раскусил. Логан чувствовал, что вся история с ангелами каким-то образом пересекается с художественным образованием в Венской академии, но пока не мог нащупать крепкую связь. В этом прославленном заведении учились тысячи, а между Мертом и Муном была колоссальная разница в возрасте. Закрывая первичные планы, он провел несколько встреч с няней Мариной Зотовой, но ее показания никак не прояснили ситуацию. Они полностью сходились с данными камер видеонаблюдения на въезде в поселок и по дороге в аэропорт. Няня действительно оставляла ребенка в одиночестве на дневной сон. Он мог спать три, иногда четыре часа, пока не приходила горничная, и к этому все привыкли. Что может случиться в новом доме в уединенном поселке, въезд в который охраняют? Говард завис в душе, глядя на неровно выложенную плитку и позволяя горячей воде бить его в спину. Секс спасал от мыслей только на время самого секса, и, оказавшись в ванной, молодой офицер погрузился в аналитическую работу. Ему нравилось перекладывать пазлы мозаики и искать ответы на вопросы. Но не нравилось оставаться без ответа так долго. Город замер. Прокатилась волна публикаций после смерти Йорна, но ее смел девятый вал репортажей о смерти Урсуллы. Когда женщину нашли в доме Карлина, никто не поверил в достоверность фактов. Популярный корреспондент, она была известна каждому, кто смотрел телевизор. И вот ее нет. Массам было проще принять безумную смерть Йорна, чем самоубийство молодой и полной красоты и силы теледивы. Полицейский открыл глаза и посмотрел на раковину. Рядом с зубной щеткой он увидел средство для снятия макияжа и гель для умывания. Мужчина поджал губы. Мира действовала слишком поспешно. Надо ей как-то намекнуть, что он не планировал съезжаться. Если не забудет. Он выключил воду, промокнул тело полотенцем и натянул хлопковые домашние брюки. До выхода на работу оставался час. Стоит позавтракать и отправиться к Грину. Марк Карлин прошел терапию и был готов выйти на работу. Нужно его встретить и поддержать. Он перенес двойной удар. Все знали, что отношения с миссис Лотти-Карлин не клеились, но невозможно остаться безучастным к смерти даже почти бывшей жены. Тем более если речь шла о самоубийстве. Говард вышел из ванной. Со смесью благодарности и отвращения посмотрел на стол, где его ждал приготовленный Мирой завтрак. Девушка сидела за столом и пила кофе, обхватив большую чашку тонкими пальцами. Она нацепила одну из его любимых рубашек. В другой ситуации молодой человек бы возмутился и выставил ее вон, но сейчас лишь улыбнулся. Он сел за стол и посмотрел ей в глаза. – Тебя не смущает, что мне всего двадцать один? – неожиданно спросил он со спокойной улыбкой. Мира улыбнулась в чашку. Нужно отдать должное, выглядела она потрясающе. Спортивная фигура с аккуратной грудью и подтянутой попой, тонкая талия, плоский живот, ухоженные волосы, которые она на днях укоротила, светлые смеющиеся глаза, улыбку из которых не смогла прогнать даже работа в полиции. Говард не знал точно, сколько ей лет, но, скорее всего, под тридцать или чуть больше. У него уже были связи с женщинами значительно старше него, и он уходил из тех отношений в момент, когда женщина пыталась взять над ним шефство. Мира пока таких попыток не предпринимала. – Когда ты рядом, мне кажется, что это мне двадцать один, – сказала она. – Ешь свой завтрак. Предрассудки портят аппетит. – Спасибо, – рассмеялся Говард. – Но вещи перевозить в мою квартиру рано. – Ты про косметику? Я ее вожу с собой всегда, – отмахнулась она. – Сегодня заберу. Не рассчитывай на большее, чем я могу тебе дать. Она подняла чашку как бокал, улыбнулась и сделала еще глоток. Говард облегченно выдохнул. – Ты то что нужно, – неопределенно сказал он и принялся за еду. * * * Грин ждал стажера в своем кабинете. Он что-то печатал, глядя в монитор компьютера, и даже не повернул головы, когда Говард, пару раз постучав, вошел. Он закрыл за собой дверь, занял место напротив и положил на стол папку с записками. Аксель допечатал до конца предложения, перечитал написанное, удовлетворенно кивнул и посмотрел на стажера. – Логан, – поприветствовал он, усыпляя компьютер. – Детектив Грин. У нас спокойно, как в могиле. – И мы не зря потратили этот месяц. Первая реклама выставки уже пошла, мы ждем поступления работ. Рафаэль никого не убил, значит, твоя гипотеза верна и второе убийство – это работа над ошибками, а все предыдущие – это путь к картине. – Или он не убил потому, что испугался. Потому, что с ним вышли на связь. Если это Мун или Мерт. Грин холодно улыбнулся. – Ты же не уверен, правда? – Мне сейчас пришла мысль, которая тебе не понравится, – возвестил Логан, отодвигая от себя записки. – Путь, который мы проследили, похож на подготовку. Это и есть подготовка. Он десять лет шел к тому, чтобы нарисовать одну идеальную картину. И облажался. Пришлось повторить. Как экзамен. – И что мне должно не понравиться? – А что, если он не один? Если это действительно какой-то экзамен или какая-то демонстрация? Что, если он делает это не только ради искусства, но чтобы угодить кому-то? Или это вообще состязание? – Говард, у нас нет никаких оснований думать о состязании, – мягко возразил Грин. Он поднял руку, сдаваясь. – Да, это может быть бредом, у нас нет оснований. Но мне кажется, все не так линейно, как мы сейчас видим. Мы видим одну сторону медали. Рафаэля, который рисовал кровью и рисовал ангелов. Что, если есть не один Рафаэль? Давайте сделаем запросы и поднимем все за десять лет. Все убийства, связанные с искусством. Грин откинулся на спинку кресла. – Ты с ума сошел. Мы не обработаем эту информацию и за год. – Давай позовем Артура, – предложил Говард. – Если я несу бред и вы оба скажете, что это бред, мы забудем, что я сказал, продолжим отрабатывать первую версию и ждать нового случая. Но если он скажет, что в этом есть доля рационального зерна… Всего лишь доля, намек! То ты сделаешь запросы. – В какие страны? – Все между Веной и Тревербергом. – Он помолчал. – Да. Для начала нам этого хватит. Если я прав и эта серия управляется кем-то извне, то мы найдем следы на короткой дистанции. И если найдем, то сможем искать дальше, сфокусировав поиски. У меня есть подозрения, но их я оставлю при себе. – Нет уж, продолжай, – бросил Грин, делая пометки на чистом альбомном листе. – Александр Мерт и Самуэль Мун учились в одном и том же заведении – Академии художеств в Вене. Мерт ушел после первого года. Я нашел только следы того, что его выпускная работа после двух семестров была раскритикована в пух и прах однокурсниками и профессором. Чтобы заполучить детали, нужно ехать в Вену, а оснований для этого до сих пор нет. Также – это поразительно, но факт – оба учились у одного преподавателя. Немец, Дархенгем Штерн, он преподает с 1974 года. Я ничего не понимаю в искусстве, но его работы и стиль преподавания в сети описывают как «мрачно, ужасно, роскошно и очень реалистично». Так же, как характеризуют творчество Муна. – Если ты обвинишь во всем мистера Штерна, это будет… забавно. – Забавно и неправдоподобно. Но, детектив Грин, я вижу по твоим глазам, что ты мне веришь. И ты уже допускаешь вероятность того, что идеи об убийствах укоренились в голове Рафаэля во время обучения. Почему бы не предположить, что их туда затолкал Штерн? – Ладно, валяй. Позвони Артуру. Пусть зайдет. А пока надо позвонить мистеру Муну и сказать, чтобы они расширили рекламу выставки. Надо попробовать поймать всех, если твоя гипотеза верна. – Не понял? – Если мы имеем дело не с одним нереализованным или задавленным художником, а с несколькими, кого подцепили и направили на смерть, то наша выставка может спровоцировать их всех. Может и нет. Надо поговорить с Муном или с Магдером и изменить концепцию. Говард прерывисто вздохнул, глядя в спокойные глаза Акселя. – А что, если народное признание – это совсем не то, что он ищет? Или они. Что, если речь действительно идет об одобрении одного конкретного человека? – Возможно. Но как он будет «отчитываться» перед этим человеком? Ты, конечно, можешь посмотреть, бывал ли Штерн в дни убийств в Треверберге. Но что-то я сомневаюсь. Говард задумался. Он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Он создал теорию на пустом месте. Складывая кусочки мозаики, он собрал гидру, от которой теперь будет невозможно избавиться. Она закрыла все своим телом, сформировавшись в навязчивую мысль. Вскрыть не просто серию, а цепь связанных между собой серий по всей Европе – это тайная мечта любого молодого детектива. Что, если его амбиции опережают события и подмешивают факты? Это вполне возможно. Ну а вдруг он прав? Если эта смешная мысль на самом деле недалека от истины и он попал в цель? Он скинул Артуру сообщение с призывом немедленно подняться в кабинет Акселя и посмотрел на детектива. – Я проверю. Уж это проверить просто. Скажи, у тебя было когда-нибудь такое… – Навязчивая невозможная гипотеза в расследовании? – с улыбкой закончил Аксель. – Да. Как правило, я оказывался прав. 2. Марк Карлин 15 июня, 13:47 Центральное управление полиции Треверберга Карлин стоял у входа в большое трехэтажное здание, к которому за многие годы работы так и не привык. Центральное управление Треверберга занимало несколько корпусов. Здесь были спортивные залы, морг, лаборатории, огромный архив, DATA-центр и административные помещения. Отдел психологической экспертизы – это несколько небольших кабинетов в западном крыле рядом с кабинетом Акселя Грина и в нескольких минутах ходьбы от офиса шефа, Найджела Старсгарда, к которому сейчас направлялся Марк. Реконструкция управления закончилась пару лет назад. Центральное здание привели в порядок и сделали зеркальный фасад, как у американских бизнес-центров. Внутри заменили лифты и оштукатурили все коридоры и кабинеты. Еще долго после ремонта народ чихал от пыли, с которой не справлялась старая вентиляция, и руководству пришлось снова раскошелиться, но теперь уже на ремонт кондиционеров, приточек и воздуховодов. Карлин стоял около курилки на улице. Он не снимал темные очки и на приветствия коллег реагировал сухо. Сочувственные рожи – не то, что хочет видеть мужчина, который пытается запустить полный рестарт своей жизни. Он решил продать дом и уже написал личному менеджеру из «Мун Девелопмент» о намерении, приложив подробное описание дома, его преимуществ и недостатков. Менеджер отреагировал мгновенно, они назначили встречу на завтра. Карлин понимал, что придется еще раз зайти туда, где оборвались жизни дорогих ему людей, но расценивал это как последний рывок. Дальше – свобода. Он неплохо зарабатывал и мог купить новую недвижимость, не дожидаясь продажи первой. Но медлил. После клиники Хоула он вернулся в квартиру Грина. Спокойное общество детектива, который всегда оставался воплощением интроверсии, стабилизировало доктора Карлина. Марк подпитывался от него, понимая, что скоро ему придется остаться в одиночестве. Но пока Грин не возражал. Детектив пропадал на работе и иногда задерживался, если заходил к новой подружке. Он не посвящал Марка в детали, считая, что другу не нужны чужие заморочки, но тех обрывков информации, что он давал, хватило, чтобы уяснить две вещи: он сам считает свою зависимость от девушки неправильной и боится ее и одновременно не может ничего сделать. Он не окрашивал это в розовые тона, но и не драматизировал. И все же после ночи с ней Грин возвращался домой и несколько часов проводил на кухне в полном одиночестве, не поддерживая никаких контактов. Он готовил обед, пил кофе, смотрел в окно и думал о своем. Карлин вздохнул, сделал пару быстрых затяжек и щелчком отправил сигарету в урну. Он может здесь стоять хоть до Апокалипсиса, но это ничего не изменит. Старсгард ждет. Их встреча назначена на 14:00, и опаздывать нельзя. Минимум пять минут понадобится на то, чтобы подняться на третий этаж и дойти до кабинета. А до самой встречи осталось меньше десяти. Надо идти. Карлин поправил темные очки, достал удостоверение, показал его новому охраннику на входе и скользнул в просторный и светлый холл с серой плиткой под бетон на полу, массой стекла и величественной лестницей на второй этаж. Главный вход сделали, пожалуй, слишком фундаментальным и пафосным, но Карлину было приятно здесь находиться. Ему нравилось, что его рабочее место стало похоже на международный университет, а не на мелкую региональную конторку. С ним поздоровалась какая-то девушка в форме, Карлин скупо кивнул, изобразил улыбку, бросив на нее взгляд сквозь темные стекла очков. Он ее не знал. Новенькая. В июне много студентов академии шаталось по управлению. Кто-то пытался получить работу, кто-то устраивался на стажировку, кто-то проходил практику. Больше половины из них после стажировки в стены управления не возвращались. Кто-то уезжал, кто-то менял специализацию, не справившись с давлением во время стажировки. Кто-то шел на повышение квалификации, но потом возвращался. Марк шагнул в светлый лифт, нажал кнопку третьего этажа и снял очки. Глянул на себя в большое зеркало, расположенное здесь же. Он не попытался улыбнуться, несмотря на рефлекс. Темные глаза смотрели холодно и прямо. Закралась мысль: его взгляд сейчас походил на взгляд Грина в его первые годы работы в полиции, когда память об армии была еще свежа. Лифт пискнул, створки мягко разъехались, и он вышел в узкий длинный коридор. Пол был влажным после недавней уборки. Из кабинетов раздавались голоса. Карлин посмотрел в сторону своего отдела, с облегчением увидел, что никого из сотрудников нет, вздохнул и, развернувшись, пошел к Найджелу. Мира что-то легко печатала на компьютере. При виде Карлина она расплылась в улыбке, но не встала. – Шеф ждет вас, доктор Карлин. Мы все вас очень ждем, – проворковала она, поднимая трубку и сообщая Старсгарду, что Марк пришел. – Спасибо. – Это было первое слово, которое он произнес за день. Оно получилось каким-то хриплым и неуверенным. – Проходите, – сказала Мира. Он благодарно кивнул и толкнул дверь в кабинет Найджела. Та отворилась без скрипа. Оказавшись внутри, Карлин убедился, что дверь закрылась и их никто не побеспокоит, и поднял глаза на Старсгарда. Тот сидел за рабочим столом и смотрел на него, отложив дела. Шеф редко уделял сотрудникам все свое внимание и не любил разговоров, но сейчас он был полностью сосредоточен на происходящем. – Сэр. – Проходите, доктор Карлин, – проговорил Старсгард, указывая на кресло. Марк сел.