Ты хочешь посмотреть мультик? – Папа туда же. До чего они становятся жалкие, когда дело доходит до Вельки. Как будто боятся. Но чего? Того, что в нём? А он завёлся, его уже заело: И-тра, и-тра, и-тра! – твердит, лишь бы пробиться за их стенку, лишь бы они его поняли. – Тоторо итра! – и показывает на меня. Это ты мне костюм придумал? – спрашиваю. Кивает головой, часто и быстро. – Я буду Тоторо? – Мотает: не угадала. Тоторо – он, — говорит, а сам показывает на себя. О себе он говорит только в третьем лице, по-другому пока никак. – Итра – ти, — тыкает в меня пальцем. С утра? Игра? – перебираю я. И вдруг доходит: — Сестра! Ааа! – верещит звонко. Размахивает руками, пакет с растаявшим льдом шлёпается на пол. А Велька срывается и бежит в комнату. Мама подбирает пакет и так и застывает с ним в руках. Папа тоже как будто обмер. Они всегда такие становятся, когда с Велькой что-то не то. Но с ним всё то. Возвращается с блокнотом и карандашом. Бухает его на журнальный столик, сам становится на колени и начинает быстро-быстро рисовать. Ровными, уверенными штрихами. Я склоняюсь с дивана. Смотрю из-за его плеча, но ничего не разобрать: кажется, что Велька просто заштриховывает страницу. И тараторит без умолку: Тоторо и! Дощ. И тра! И́йе ме. Ко́ня пи! Итра пиг’ла. Тоторо та’у́е! Мама с папой не сводят с него глаз, боятся вздохнуть. Кажется, это впервые, что Велька сознательно что-то делает вместе с нами. И так долго объясняет. Но они его не понимают. Совсем. Я – да, точнее, отдельные слова, но о чём он, до меня не доходит. Тоторо идёт, — начинаю переводить неуверенно. – Дождь. Сестра идёт вместе. Конь прыгает. И сестра прыгнула. Тоторо… танцует? Вель, ты о чём, а? Но он только повторяет, как заведённый, уже без пауз: Тоторо ийе, итра ийе ме, коня пи, итра пи, Тоторо та’у́е! И заканчивает рисунок, отталкивает от себя, и сам отваливается от стола – он выдохся, он больше не может ничего объяснять нам, тупым и косным. А мы все втроем глядим на рисунок. Лист и правда заштрихован весь – это дождь, наверное, да? – и проступают в нём светлые силуэты. Но каким-то чудом все узнаются: вот Тоторо, толстый, с полосатым брюхом и совиными ушами, шагает впереди. Вот за ним девочка в короткой юбке, длинноногая и голенастая, , на ней смешной плащ и резиновые сапоги. Она ведёт под уздцы пятнистого коня – это же мой Чибис! И откуда только Велька про него знает? А за нами – господи, что это? За нами следом – вихрь непонятных существ, беленькие, чёрненькие, мохнатые, с ушками, хвостиками, не то мокрые листья, не то пушистые комочки счастья. И Велька видит их всех? Но мама с папой не обращают на них внимания. Наверное, думают, это он из мультика срисовал. А может, вообще ничего не думают, а просто не видят, они даже на Чибиса не особо смотрят – они видят нас, его и меня. Обсуждают наперебой. А что, мне нравится… …такой образ – это очень просто. Только, Свет, надо, чтобы плащ не шуршал, иначе конь испугается. Да ерунда! Сапоги у нас есть… …зонтик тоже. Осталось музыку подобрать. Ну, музыка… Веля, — говорю тихонько, — но в мультике девочка – она Тоторо не сестра. Она ему соседка, подружка. Итра! Итра, – говорит он твёрдо, будто стареется меня убедить. Даже берёт за руку своей маленькой, влажной ладошкой. Смотрит в глаз. – Итра! А потом вскакивает, прыгает к пианино – и начинает шлёпать по клавишам. Путается сначала, потом лучше, лучше, подбирает мелодию – и я узнаю тему из мультика «Мой сосед Тоторо». Вот она, бодрая, начальная, под неё шагают лесные японские существа. А потом ускоряется, ускоряется, это уже стремительный бег, топот копыт, а в нём – как проблески, вспышки – это кони прыгают через барьер, понимаю я. А потом всё крутится, даже размер незаметно сменяется, и переходит на другую тему – это ветер таскает в лесу опавшие листья, и Тоторо танцует, кружится под своим зонтиком. И все неведомые лесные существа вокруг него пускаются в пляс. А я – сестра Тоторо. Не соседка и не подружка. И неважно, что мы не похожи. Главное – я его сестра. Вот кто, на самом деле, я. Когда он стихает, мы говорим вместе. Круто, Велька, как круто! – Это я. Обалденно! – Папа. Вообще супер! Аааа! – Это снова я. А для меня сочинишь что-нибудь тоже? – Это папа. А мама молчит. Смотрит на Вельку большими глазами. Рот прикрыла ладонью. Велька озирается. Лицо красное. Теперь-то он точно выдохся. Но счастлив. Нет, не выдохся! Отворачивается обратно к пианино, играет снова, только теперь больше, интересней, полнее. Развивает тему. Придумывает. Свет, ну ты что? Чего ты расстраиваешься? Смотри, какой он молодец у нас! Папа. Подошёл к маме, обнял. Она уткнулась ему в плечо. Ага, — долетает до меня. – Ага. И сжимается вся, совсем маленькая и слабая. И плечи вздрагивают. Глава 10. Декабрь летит стремительно – как и каждый год он летит, катится, как снежный ком с горы, вот-вот расшибётся о дерево – конец года. Мы с папой готовимся к соревнованиям. Точнее, готовится папа, потому что мне и правда пришлось неделю пропустить – нога болит, я даже до конюшни не могу дойти, подумать о том, чтобы влезть в седло, вообще страшно. Так что папа ходит один. Готовится и мама – рисует эскизы, покупает ткань, кроит, строчит. Особенно старается с костюмами для нас с Велькой. Потому что с папой всё ясно, походного снаряжения у него столько, что можно не один костюм сварганить, но для нас надо всё новое. Даже мне жёлтый плащ пришлось шить, потому что ничего нешуршащего не продаётся. Зато будет в чём на следующую осень ходить, — говорит мама. – Мы тебе ещё и швы проклеим, так что нормальный плащ будет. Кажется, ей уже самой вся эта подготовка нравится. Но Вельке-то можно просто пижаму купить, — говорит папа. – Этих тоторо – целый интернет. Ты что! – возмущается мама. – Они же все безразмерные. Будут на нём, как мешок. Нет, костюм – это не пижама. Только шить! В общем, она шьёт. Папа прыгает. А я страдаю. Потому что Таня на конюшню так и не ходит. Я хоть тоже там неделю не была, но от папы знаю: Таня не ходит, ему теперь коней седлают три девочки, как он говорил – «большая, поменьше и совсем клопик». Ульяна, Даша и Аглая, понимаю я. Они всё про тебя спрашивают, — говорит папа. – Где ты, да что, да когда будешь. И что ты отвечаешь? Правду: что ты на боевом дежурстве. Не можешь покинуть пост. Я закатываю глаза. Хотя мне приятно, что они про меня узнаю́т. А вот как узнать, что с Таней? Телефона её у меня нет. Спросить у папы, чтобы спросил у Елизаветы Константиновны, — так это придётся объяснять, что случилось, а я совсем не хочу. Страничку в сети Таня не ведёт. То есть она у неё есть, эта страничка, и я её нашла, конечно, через группу конной школы, но она почти пустая – так, две фотки с прошлого лета, где Таня на велосипеде и ещё непонятно чего на фоне заката – не то волосами махнула в камеру, не то просто размазала снимок. Он у неё и стоит на аватарке. А стена завалена чужими постами, открыточками, какими-то дурацкими картинками, поздравлялками с днюшкой, приглашениями поиграть в игры… Короче, сразу видно, аккаунт заброшен. Может, Таня вообще сто лет здесь не была. Ну и какой смысл писать в личку? Когда я иду на конюшню после перерыва, у меня внутри прямо всё обмирает. Очень хочется верить, что Таня сегодня придёт. Что у неё просто тоже травма была, вот она и не ходила. А сегодня придёт, и всё окажется глупостью. И Анжелин папа никому не звонил. И ложечка – вдруг! – найдётся. Но Таня не приходит. После тренировки я рассёдлываю коня, как могу, быстро, и бегу обратно в манеж – уже занимаются старшие, вдруг она там? Но нет. Ездит Анжела в новом шлеме на Пинг-Понге. Ездит Наташа на Изумруде. На котором Таня обычно занималась, ага. О, Валя. – Елизавета Константиновна замечает меня. – Кинь-ка нам быстренько брусья на В и диагональку на Х. Меня прямо передёргивает. Чтобы я носила брусья для старших! Ладно, для взрослых, когда папа занимается. Но для Анжелы, Наташи и остальных! Я на секунду заскочила. Мне домой вообще-то надо, — начинаю отмазываться. Валь, мигом. Одна нога тут другая тут тоже. И пойдёшь, куда тебе надо. Тут прискакивают хвостики, все трое – и Ульяна, и Даша, и Аглая. Можно я! Можно мы! – и сыплются на манеж, как горох, втроём хватаются за тяжёлые брусья, тащат, чуть не падая. Кони от них шарахаются. Эй, осторожней! – кричит на них Анжела.