По-нормальному, после каждой трени их моют. Это у нас тут… колхоз. А ты что, знаешь, как по-нормальному? Хмыкает опять. Бурчит что-то непонятное, но шумит вода, я не слышу. Чего? На хвост не лей, не высушим никогда. Я поправляю шланг. А что говорят, это всё из-за Анжелы? Говорят, в Москве кур доят, — фыркает Наташа. Во мне плещется надежда – значит, не закроют? Так её папа тут ни при чём, да? – спрашиваю осторожно. Чего ты ко мне привязалась? Возьми и спроси её, если так интересно. Где же я её возьму? А вы, вроде как, подруги. Ага, подруга нашлась, — хмыкает Наташа и переходит к морде Изумруда. – Анжеле коня купили, — выплёвывает зло и отрывисто. – На новый год, типа. За пол-ляма. Сдались мы ей теперь с нашим колхозом. А… — тяну я, как будто это всё объясняет. И что ещё сказать, не знаю. А Наташа трёт шею, чистит грудь коня. Я смотрю, как она это делает – сильно, уверенно, но нежно. И глядит на него как. Видно, что любит. И чего я её боюсь? Человек, который животных любит, не может быть плохим. Но у нас ведь здесь все их любят, — приходит вдруг в голову. Даже Ульяна. Она просто тогда не в себе была, а как поняла, что её никто здесь дразнить не станет, что она толстая, так и успокоилась. И сейчас нормальная вообще. Хорошо, что хозяйка её не выгнала. Я, правда, думаю иногда, как она живёт с этим – ну, что она Зину избила? Как занимается на ней? Переживает, наверное. Хотя я вот тоже всю жизнь помню того мальчика из балета, и какой он был мягкий, и как мне приятно было его бить. Помню, стыжусь, но ведь живу как-то. Вот и Ульяна так же будет. А может, спросить у Наташи про Таню? – думаю я. Может, она что-то знает? И Анжела тоже ни при чём. В смысле, папа Анжелы. Ну, в смысле… Но я ничего не успеваю. Потому что по коридору вдруг летит богатырский голос: Сушите? Молодцы! Ничего-ничего, скоро мы настоящий солярий построим. Тогда проблем не будет. Вон там. Слышно, как кто-то идёт по коридору. Тяжело, грузно. Заваливаясь на одну ногу. Вот тут у нас мойка. А напротив склад. Надо там сносить всё, ставить лампы под солярий. Чтобы коней сразу помыл, посушил – и порядок. Так что средства нужны. В проходе появляется большая женщина. Нет, не толстая, а какая-то просто огромная – высокая, крепкая, по-мужски сложенная, с короткой стрижкой. И хромает на одну ногу. Елена Валерьевна, догадываюсь я. Хозяйка. Я не видела её никогда, но больше никто так ходить по конюшне не может. Так по-хозяйски. Конечно, здесь всё её, от лошадей до последнего гвоздя. На ней ватные лыжные штаны и дутая безрукавка красного цвета. Кажется, она занимает собой всё пространство, если не сама, то своим голосом. И за ней не видно журналистов. Они вдруг выныривают из-за её спины – большая операторская камера и девушка с микрофоном. Камера снимает нас, снимает Изумруда, который от командного голоса хозяйки весь подтянулся, как будто готов сняться в галоп. Микрофон подплывает к лицам: Девочки, скажите, вы давно занимаетесь? – К Наташе. Та хлопает глазами: Полгода, — выпаливаю я. И вам нравится? – снова к Наташе. Очень! – кричу я, не давая ей опомниться. У вас уже хорошо получается? Надо работать. И тогда всё получится! А как вы считаете, что дают такие занятия подросткам? Я торможу. Так много – как же про это в двух словах скажешь? Микрофон опять оборачивается к Наташе. Ну, — тянет она. – Это же спорт… Занятия дают очень много, — перехватываю я инициативу. – Это и общение с животными, и физические тренировки, и здоровое чувство конкуренции, — вспоминаю слова папы. Ну и дружба, наверное? – фальшиво-бодрым голосом говорит журналистка и улыбается так, как взрослые всегда, когда перед ними детишки. Протягивает микрофон мне под нос. Ну… э… Но микрофон уже уехал – к Наташе. Дружба, — хмыкает она. – Ага. – И ухмыляется неприятно. Камера щёлкает, микрофон опускается. Пойдёмте, я вам теперь наш манеж покажу, — гремит на всю конюшню хозяйка. Все трое уходят. Мы переглядываемся с Наташей. И, кажется, впервые понимаем друг друга. Глава 11. Всю ночь я вожусь в постели, но заснуть не могу. Все мысли – о соревновании. Пытаюсь представит, как поеду завтра, как буду прыгать – и мне кажется, я уже еду. Вот передо мной барьер, но не маленький, как я должна ехать, а большой, гигантский, ужасно страшный – сто, нет, сто сорок, сто шестьдесят сантиметров! Но мы несёмся на него с Чибисом, и отворачивать некуда, я сжимаю ему бока, я наклоняюсь к шее, Чибис летит, как птица, сильным галопом – и взлетает, и я вижу небо, и облака в нём, и… Просыпаюсь. В комнате темно. Хочется пить. Сползаю с кровати и шлёпаю на кухню. Там горит свет. Родители уже встали, шепчутся. Звенят чашки. О, ещё одна! – радуется папа, увидев меня в дверях. И что же вам не спиться-то, – ворчит мама. – Перед ответственным делом надо обязательно выспаться, а вы оба вскочили ни свет ни заря. Сколько времени? – Я тру глаза. Сна во мне нет, только какая-то слабость. Полшестого, Кроль. – Папа смеётся. – Чайку? Кофейку? Схему заезда? Схема?! – Меня как будто бьёт током. – Уже известна схема? Да, ночью в группе опубликовали. И стартовые протоколы. Я еду в начале, заезд на 80 сантиметров. Ты в последней группе, на 40. Ну, понятно, пони-класс. – Наливаю себе воду, пью целую кружку и не могу напиться. Внутри всё аж трясётся. Надо сейчас же посмотреть схему, надо выучить её, запомнить, вдруг я её забуду на манеже! Народу участвует много, — продолжает папа. – Даже гости будут, прикинь. Из какого-то другого КСК коня везут. Зовут Кавалер. Клёво, — киваю. На самом деле мне нет до этого дела. – Папа, где схема? Я распечатал. Идём, покажу. И мы идём с ним в комнату, и изучаем схему. Шесть препятствий, одиннадцать прыжков, заезд на время. Ужас! Мы обсуждаем её и учим, как лучше ехать, где повернуть, чтобы удобно было коню, но не потерять ни секунды. Потом папа говорит: А давай попробуем! — и начинает раскидывать по комнате диванные подушки, вроде как, это барьеры, а ещё ставит два стула – это где старт и финиш, их обязательно надо проехать в начале и в конце. – Итак, выходим на старт… Погоди! – говорю, и бегу в ванну, приношу ему швабру, а себе веник. – Как ты поедешь без коней? Папа кивает. И вот мы уже в седле, мы скачем по комнате, перепрыгиваем через барьеры, поворачиваем, запоминаем маршрут. Так не зайдёшь, это слишком крутой поворот! – кричит папа. Это ты не зайдёшь, у тебя конь здоровый, а я легко! Приходит мама, смотрит на нас, как на идиотов. Мы топаем, как настоящие кони, и вспотели, как после настоящей трени. Сердце колотится. В дверях появляется Велька, трёт глаза. Ну вот, ребёнка разбудили! – Мама всплёскивает руками. – Велемир, сынок, иди ещё поспи, рано совсем. Ко́ня! – кричит Велька, показывая на швабру. – Чибон! – тычет пальцем в веник и смеётся.