Мама возится с макияжем долго, и когда я взглядываю на часы, меня продирает ужасом: Бежим быстрее! Папа сейчас едет! Мы несёмся в манеж что есть духу, забегаем, протискиваемся на зрительские места – народу полно, нам достаются только сверху. Оглядываюсь. Манеж красивый, по углам – украшенные мишурой маленькие ёлочки, ветки привязаны и к барьерам, так что они смотрятся празднично, с потолка свисают здоровые бумажные шары. Судьи в углу, за столом, я их не знаю – две женщины и мужчина. Рядом крутятся вчерашние журналисты – та же девушка и оператор с камерой. В центре манежа между барьерами прохаживаются Елизавета Константиновна и хозяйка. Соревнование ещё не началось, только разминка. Для всадников с наибольшей высотой барьера: 80 см. То есть для папы. Всего на манеже шесть коней, на четверых – взрослые. Едет папа на Эльбрусе. Разминает его на строевой рыси, чуть привставая в седле. Детей двое. Наташа на Изумруде. Едет спокойно, ни на кого не глядя, а только куда-то повыше ушей лошади. И едет Таня на вороном с белыми ногами Кавалере. Конь ужасно красивый, и Таня на нём хорошо смотрится. Только почему-то без костюма – обычные бриджи, синяя куртка. Та же самая, старая, в которой она всегда ходила на конюшню. По зрительским местам гуляет шепот. Все эти воронята, ведьмы и чёрные ангелы не сводят с Тани глаз. Обсуждают коня. Обсуждают саму Таню. И я понимаю, что ужасно рада, что она приехала. Потому что они думали, что избавились от неё. Что без неё в соревнованиях будет легко победить. И вот вам, пожалуйста. Всадники едут галопом. Потом берут для разминки по два раза один и тот же барьер – средний, диагональный. Начинаем соревнование! – командует Елена Валерьевна. – На манеже остаётся Изумруд, приготовиться Золушке. Все выходят. Я успеваю поймать взгляд папы, когда он идёт к дверям, и поднимаю вверх кулак. Всё будет хорошо, па, прорвёмся! Он отвечает мне так же. На старт приглашается Наталья Третьякова на лошади по кличке Изумруд. Образ: Ронни – дочь разбойника. Я ахаю – разбойница, конечно! Вот откуда черепа и безрукавка из шкуры. Но я не узнала. Мне и в голову не могло прийти, что Наташа эту книжку тоже читала. Почему-то я была уверена, что она вообще не читает книг. Заиграла музыка – что-то весёлое, я не узнаю, — звенит колокольчик, и Наташа едет. На спокойном, сжатом галопе. Уверенно, без суеты берёт один барьер за другим. Конь послушный. Конь спокойный. Умный Изумруд сам видит, как удобней заходить на препятствие. Идёт, как будто считает про себя. Проходит маршрут чисто, ничего не сбив. Звенит колокольчик. Финиш. Всадник закончил маршрут без штрафных очков, время: 69 целых 32 сотых секунды, — объявляют судьи. Следующий, — зовёт Елизавета Константиновна в проход манежа, и кони сменяются. Это было хорошо? – спрашивает мама. Видно, что она нервничает. Потирает руки – не то от холода, не то от волнения. Один Велька спокоен, он стоит рядом с креслами и смотрит на манеж, поверх костюма – тёплая куртка, снизу торчит пухлый белый хвостик. Хорошо, — киваю я. – Может, только не очень быстро. Но вообще хорошо. Костюм у неё не очень, — говорит мама. – Можно было придумать выразительней. Я пожимаю плечами. Это уж кто как может. Едут ещё трое. Одна девушка сбивает барьер. У другой лошадь обносит три раза, и её исключают. Доезжает только последняя, она и выглядит красиво: в чёрном балетном костюме, в пачке и перьях на шлеме. Образ – Чёрный лебедь. Играло, разумеется, «Лебединое озеро». А вот её костюм мне понравился, — говорит мама. – Оригинальный. Саму езду она, кажется, не видит. Потом на манеж выезжает Таня. И я чувствую, как подтянулись зрительские ряды. На старт приглашается Лавриненко Татьяна на лошади по кличке Кавалер. Образ Красная шапочка. Пока Елена Валерьевна всё это объявляет, Таня, не выпуская повода, снимает с себя куртку. Под ней оказывается красное платье с кокетливым белым фартучком, она расправляет юбку поверх бридж. Красную шапочку – крошечный беретик – она прикрепила поверх шлема. Начинайте, — командуют судьи. Звучит сигнал, включается музыка из советского фильма про Красную шапочку – и Таня едет. Конь проходит стартовый створ неторопливо, и как будто с ленцой идёт на барьер. Первый, второй, третий – пошёл нанизывать препятствия на невидимую нить маршрута. Уверенно и спокойно, но как будто без энтузиазма. Так, сказали ему ехать – вот он и едет. Прыжок, поворот. Снова прыжок. Выходит на длинную диагональ. И тут становится ясно, что он этот барьер не возьмёт. Инерции не хватит. Это увидела даже я, и это, конечно, почувствовала Таня. Она сжала коню бока, но тот уже, похоже, решил, что если никуда не гонят, можно и не торопиться, и не прибавляет и шагу. И тогда свистит хлыст. «А-а, крокодилы, бегемоты, а-а, обезьяны, кашалоты, а-а, и зелёный попугай», — поёт девочка в фильме, а конь взвивается над барьером выше, чем надо и несётся дальше, раздув ноздри и изогнув голову. Снова хлыст, не сильно, но точно – конь взбрыкнул, проходя угол, копыта взметнулись выше стенки манежа, зрители в крайнем ряду ахнули и подались назад, а Кавалер – или Кирюша – уже несётся дальше, проходит подряд сдвоенные барьеры. Прыжок, ещё прыжок – и вырывается на финиш. «А-а, и зелёный попугай!» Звенит колокольчик. Всадник закончил маршрут без штрафных очков, время – 65 целых 70 сотых секунды. Блин, это лучшее время! – выдыхаю я. И что? что? – волнуется рядом мама. Ничего. Папе будет непросто. А он уже выходит на манеж – в старой брезентовой куртке, потёртой и прожженной у костра, через плечо – бухта верёвки, за спиной – маленький рюкзак, он называется у альпинистов штурмовым, к нему снаружи прицеплена на карабин кружка, а из переднего кармана куртки свисает ложка. На лбу шлема – фонарь, и папа включает его, когда садится в седло. Они с мамой продумали все детали. О, это лучший костюм! На старт приглашается Станислав Серебряков на лошади по кличке Эльбрус. Образ – Пробитый турист. «Здесь вам не равнина, здесь климат иной, идёт лавина одна за одной, и здесь за камнепадом идёт камнепад», — рычит из колонок Владимир Высоцкий, задавая темп, и Эльбрус легко попадает в него на галопе. Сердце у меня колотится. Барьер! – верёвка и рюкзак на папе взметаются, кружка за спиной гремит, но коню всё равно, он на стартах, он работает. Барьер! Ещё! Эльбрус идёт легко, ему эти 80 сантиметров – что слону дробина. Снова барьер. Пять, считаю я про себя. Шесть. Папа ведёт коня уверенно, точно по той линии, которую наметил в голове. Разгоняясь, проходит длинную диагональ. Без проблем – самый неприятный барьер на короткой стенке манежа. Семь! Давай, папа, давай! Восемь! Барьер! Девять! — кажется, уже не про себя, кажется, уже вслух кричу я. Ну, папа! Он сжимает коня. Барьер!.. И тут раздаётся странный звук, сухой и неприятный, как будто что-то хрустнуло, так громко, что это слышно даже за музыкой. Десять! Я вижу, как папа морщится. Конь начинает замедляться, теряя скорость – папа его больше не ведёт. Зрители гудят. Ну! Папа! Ну! – кричу я. Последний! – кричит Елизавета Константиновна. Стас! – это мама. Папа к нам спиной, я не вижу его лица. Но он сжимает Эльбрусу бока – и конь перелетает последнее препятствие, как все до этого. Финиш! – ревут зрители. Финиш! – кричит Елизавета Константиновна. Видно, что папа уже расслабился, но конь умный – он сам проходит условленное место. Звенит колокольчик. Всадник закончил маршрут без штрафных очков… — начинают объявлять судьи, как друг мама ахает: Велемир! А Велька уже катится через весь манеж, бросается к папе и обнимает его за ноги, вжимаясь головой в живот. Из-под куртки торчит смешной куцый хвостик. …с результатом 60 целых 97 сотых секунды, — заканчивает судья. Зрители хлопают. Мама порывается протиснуться к выходу, чтобы забрать Вельку – папа уже идёт к двери, а тот не отцепляется от ноги, так и волочится на ней. Я сама, — отодвигаю маму и выпрыгиваю за папой на улицу. Нам навстречу входит следующая группа участников. Глава 12. Пап, это было круто! Это было офигенно! Зачётно! Суперски! Я не знаю, как! Что, правда? – глаза ошарашенные, но счастливые. – Ну, я рад, я рад. Вель, отпусти папу. Ты мешаешь, ему надо коня поводить. Тяну его. Тот только сильнее сжимает руки вокруг папиной ноги и верещит. Хорошо, Вель, дай ручку, — говорит папа. А ты мне дай повод тогда, — говорю я и забираю Эльбруса. Велька отлипает, берёт папину руку и вдруг прижимается к ней лицом. Звериная усатая мордочка, ужасно серьёзная. Глаза большие. Странно он ведёт себя. Что это ты, дружок, расчувствовался? – усмехается папа, но видно, что он тронут. Гладит Вельку по голове. Пап, ну, как это было? Ты сильно волновался? Мы ведём Эльбруса за манеж. Там есть круг, где коней надо водить, чтобы отдохнули после соревнований. Да не особо, — пожимает папа плечами. – Я решил: пусть, как будет. Не на Олимпийские же игры еду. А что это было? Ну, перед последним барьером?