Слышу грохот сзади, перекрывает даже музыку. Сбили. Минус баллы. Но надо дальше. Остальное едем без приключений. Даже сдвоенный барьер Чибис перепрыгнул, как будто так и надо. Проезжаем финиш. Звенит колокольчик. Валентина Серебрякова закончила маршрут, имея штрафные очки… — бесстрастно объявляет судья, но его, кажется, никто не слушает. Потому что музыка сменяется вальсом, и Тоторо с зелёным зонтиком вылетает на манеж, крутится, крутится – и весь весёлый сонм за ним следом. Мохнатая лапка берёт меня за руку, усатая мордочка, серьёзная, но счастливая, мелькает вокруг. И так мы уходим. Ворох аплодисментов сыплется нам в спину. На улице меня накрывает. Велька! Милый! Спасибо-спасибо-спасибо! Чибочка! Какой ты молодец! Ура! Мне хочется прыгать и кричать. Потому что у меня всё это было – первые старты, это волнение, эта музыка, и барьеры. И будет теперь со мной всегда. Я прямо так и чувствую – всё это останется со мной навсегда: эта ночь перед новым годом, и снег в чёрном лесу, и чёрно-белый Чибис, почти невидимый в этом снеге, и Велька с усами, мохнатый и уютный, такой понятный и свой. Велечка, спасибо, без тебя бы.. Но он не даёт мне закончить. Вижу, как в глазах счастье сменяется тревогой. Па… — и убегает обратно, в манеж. Ну как? – меня окружают, прыгают вокруг – снежинка, фея и неуклюжий белый медведь. Аглая, Даша и Ульяна. Круто! – выдыхаю. Я сейчас такая счастливая, что готова их всех обнять. – То есть проехала я плохо, сбила барьер. Но всё равно – это круто! Ура! – пищат все трое. Кажется, они меня понимают. Это ничего, это всегда так в первый раз, — говорит Даша. Я вообще в первый раз из седла упала! — говорит Аглая, а сама светится, как будто это достижение. Можно, я повожу? – спрашивает Ульяна и несмело тянется к поводу. Да я сама, — говорю. Я сейчас на нём еду тоже. В следующем заезде. Тупится. Боится поднять глаза. Боится меня. Но я такая счастливая сейчас! Разве меня можно бояться? Конечно, конечно. Обнимаю Чибиса за шею. Прижимаюсь к пятнышкам, вдыхаю тёплый запах. Передаю Ульяне повод и бегу обратно, в манеж. Удачи! – кричу своим хвостикам. Последний заезд – совсем детский. Прыгают девочки на пони, Чибис – самый высокий среди них. Прыгают не очень хорошо. Даша опять падает. Аглая не справляется с пони, та носится кругами, но не заходит на барьер, и её снимают с соревнования. До конца доехала только Ульяна, хоть и медленно ужасно, но я рада за нее – она не упала. А что не победит – ну так с кем не бывает. Я вот тоже не победю… не побежу. Я уже поняла это и даже успела успокоиться. Но когда заезд заканчивается, и Елена Валерьевна кричит: Зовите всех! Сейчас судьи считают, и будет награждение! – во вдруг мне всё охает. Сердце снова начинает бешено колотиться. Тише, говорю себе, чего так волнуешься? Тебе ничего не достанется. Но папе! Папе должно! Участники соревнования приглашаются для награждения в пешем строю! – объявляет официально судья, и зрительские кресла резко пустеют – всех выносит на манеж. Выстраиваются в шеренгу. Папа, папа, идём! – Меня охватывает нервозность. Я вскакиваю сама и тяну за собой папу. За нами поднимается Велька. Всё это время он не отпускал папину руку, держа в обеих своих ладошках. Не позволял никому даже смотреть. Точнее, не позволял он маме, я-то и не просила, я уже забыла об этом и вспоминаю только сейчас, когда замечаю Вельку. Он всё ещё в костюме. Папа тоже. На мне куртка, и я чувствую, как она мне ужасно мешает – я тоже хочу быть в костюме, как они все. Резко стягиваю её с себя, кидаю маме: Подержи! Мама поднимает на меня холодные глаза. Ужасно холодные и чужие. Меня как будто ошпаривает этим взглядом – я знаю, она так может глядеть, только если очень, очень злится. Если она в бешенстве. Тогда она не ругается, а молчит, и это самое страшное, что может быть. Она и сейчас ничего не говорит, молча забирает у меня куртку, кладёт её рядом, на свободное кресло, и отворачивается. Больше на меня не смотрит. Во мне всё сжимается. Только сейчас понимаю, что за всё время, пока был последний заезд, мама не сказала мне ни слова. Она злится на меня. Но я ума не могу приложить за что. И некогда это делать. Потому что на манеже объявляют первых победителей, и мне надо бежать туда. Третье место в заезде на высоту 40 см получает Барышникова Ульяна! – объявляет Елена Валерьевна, пока я протискиваюсь к папе. Становлюсь по левую руку. Потому что Велька стоит справа. Вокруг хлопают, а у меня челюсть отвисает: это же наша Ульяна! Она получила третье место, на Чибисе! Вот это да! Ульяна – Белый медведь идёт за своей медалькой. Стоит довольная, раскрасневшаяся. Оператор с камерой снимает её в упор. Объявляют второе и первое места. Все победители залезают на кубики с номерами I-II-III, их снимают для телевиденья. Я хлопаю с остальными, но внутри свербит: Ульяна получила третье место на Чибисе. А если бы я не сбила барьер, могла бы тоже его получить, я ехала быстрее. Или даже второе место, кто знает. Но нет, не думать. Радоваться, нельзя завидовать, — в этом предложении есть только одно правильное место для запятой. Также объявляют победителей заезда на 60 см. Я хлопаю, но мне всё равно – я никого из них не знаю, это даже не наша секция, у них другой тренер. Я жду папин заезд – на 80 см. Итак, наибольшая высота препятствия, — говорит, наконец, Елена Валерьевна. – Третье место получает… Болотина Александра! Выходит девушка в костюме Чёрного лебедя. О, а я-то думала, она была во взрослом заезде, так она смотрится – высокая, тонкая, красивая. Не выходит – вылетает на пуантах. Ей аплодируют. Девушке вручают грамоту и медаль, она отходит под дуло камеры. Ладно, не жалко. Третье место не очень-то и хотелось. Второе место – Наталья Третьякова! Вокруг хлопают, кто-то даже радостно свистит. Но я смотрю на Наташу – лицо злое. Нет, она не довольна. Она хотела другого. Подходит, берёт медаль и грамоту. Становится на второй кубик. Ждёт. Кто же первый? Наконец, первое место занимает наш неожиданный гость, Лавриненко Татьяна! — объявляет Елена Валерьевна, и я вижу, как она выходит из заднего ряда. Стояла там, чтобы её никто не заметил. Чтобы все о ней забыли. А сейчас уверенно идёт к судьям. Получает медаль и кубок. Она победитель. Её выгнали, но она пришла и всем доказала, что она всё рано лучше. Лучше их всех. И становится на пьедестал. Их снимают, а я смотрю на лицо Наташи. Радоваться нельзя, завидовать. Нет, это неправильное место для запятой, Наташа. Совсем неправильное. И неужели у меня сейчас такое же лицо, как у неё? Потому что там не папа, на этом высоком кубике с цифрой I. Но почему, почему не он?! Однако у нас есть ещё одна номинация! – говорит вдруг Елена Валерьевна. – Это номинация для всадников-любителей в заезде на высоту 80 см. Во мне всё ахает – вот оно. А Елена Валерьевна продолжает: В этой категории участвовало тоже три человека, но один всадник был исключён из соревнований, поэтому присуждается два призовых места. Итак, второе место – Вороненко Лидия! И первое место – Серебряков Станислав! Я кричу. Я визжу. Я хлопаю в ладоши и скандирую: Ста-ни-слав! Ста-ни-слав! А папа выходит к судьям, слегка наклоняется, чтобы они повесили ему медаль, берёт кубок… …и тот вдруг падает к его ногам, катится по грунту манежа! Велька кидается, поднимает. Папа стоит, и лицо у него такое, будто он терпит боль. Не показывает, но я-то его знаю. Но берёт кубок снова – в левую, – и становится на пьедестал, и его тоже снимают и фотографируют. Прямо как есть, Пробитый турист, с верёвками и ложкой в переднем кармане брезентовой, пропахшей кострами куртки. Но мне всё это не нравится. Вообще не нравится. И его лицо. И то, что кубок он не удержал. И то, что Велька от него не отходит. Но и это ещё не всё! – говорит Елена Валерьевна. – У нас есть спецприз! За лучший костюм. И его получает… Серебрякова Валентина за образ Сестра Тоторо! Вокруг хлопают, а я не сразу понимаю – что это? Почему все на меня смотрят? Почему Велька метнулся ко мне и тянет мохнатой лапкой? Я думаю только о папе, что с ним… Велька вытягивает меня к судьям. Они глядят покровительственно, сверху вниз, улыбаются. Дают грамоту. А откуда-то сбоку подходит Мунир. Спецприз у нас самый что ни на есть новогодний. И он предоставлен администрацией района. Вот эта пушистая красавица! Я только сейчас замечаю, что Мунир тащит ёлку. Большую, чуть ли не с меня ростом. Завёрнутую в белую сетку. И только тут понимаю, что это мне. О, красота какой! – говорит Мунир и толкает ёлку на меня. Она почти падает, но я ловлю и сразу тону в её душистом запахе. Лес, новый год. Ёлка. У нас сто лет не было живой ёлки, легче сказать – не было никогда. Мама не покупает, говорит: неэкологично. Мы искусственную наряжаем. Победители, круг почёта ездой направо галопом – марш! – командует Елена Валерьевна, и все срываются, бегут по манежу вприпрыжку, размахивают кубками, медалями. С них сыплется мишура и бумажные цветы, дрожат крылья из тюля, развеваются ленты, шарфы, шляпки, — весёлый, неистовый карнавальный хоровод. Не бегут только взрослые. Возле них журналисты, хозяйка, Елизавета Константиновна, друзья и знакомые. Поздравляют, что-то говорят. Журналистка задаёт вопросы. А я торчу, как дура, с ёлкой. Она такая большая, что мне просто не сдвинуться с места. Хотя я хочу сейчас быть возле папы. Вижу, как к нему протискивается мама. И я хочу быть там.