– Накрывай на стол! – кричу я. Сын спускается вниз в пижамных штанах и с голым торсом. – Уже полдень, Джастин. Только не говори, что ты проспал все утро. – Дай передохнуть, мам, ведь всю неделю работал. Я смягчаюсь. Мелисса заставляла его задерживаться в кафе, но он, похоже, от этого только расцветает. Вот на что способна капелька ответственности. Хотя, подозреваю, «черная» зарплата немного подсластила их соглашение. На самом деле наша столовая – всего лишь отделенная аркой часть гостиной. Многие соседи объединили ее с кухней в одно большое пространство или добавили пристройку, как Мелисса с Нилом, а нам приходится носить еду из кухни через холл и гостиную. О чем красноречиво свидетельствуют пятна на ковре. Большой воскресный обед раз в два месяца – единственный случай, когда игра стоит свеч, а теперь еще и тот редкий момент, когда на столе прибирают. – Осторожнее с этими папками, – говорю я Джастину, проходя мимо со столовыми приборами и видя, как он сваливает стопку бумаг на буфет. Кажется, что на обеденном столе беспорядок, но на самом деле я стараюсь держать все отдельными кучками. Там два комплекта отчетов для Мелиссы, каждый со своими квитанциями и счет-фактурами, и бухгалтерские книги «Хэллоу и Рид» с нескончаемыми чеками Грэхема за обеды и такси. – Нужно принести дополнительный стул из комнаты Саймона, – напоминаю я. Джастин прекращает прибираться и смотрит на меня. – Так это теперь комната Саймона? До того как Саймон к нам переехал, мы обсуждали, что устроим в мансарде комнату отдыха для Джастина. Где будет стоять его игровая приставка и, возможно, диван-кровать. Сын уже слишком взрослый, чтобы усаживать заглянувших в гости друзей на свою односпальную кровать. Ему нужно более подходящее место. – То есть с чердака. Ты понял, что я имела в виду. Я не собиралась отдавать мансарду Саймону. Когда сообщила детям о том, что хочу, чтобы он жил с нами, Джастин почти ничего не сказал, и я наивно приняла его молчание за согласие. Споры начались только после переезда Саймона. Он привез не так уж много мебели, но вся она была очень хорошего качества, и казалось несправедливым указывать на то, что для нее нет места. Временно мы решили убрать ее на чердак. А потом мне пришло в голову, что неплохо бы выделить Саймону собственный уголок. Так они с Джастином могли бы держаться подальше друг от друга, да и у меня появилась бы возможность время от времени смотреть телевизор с детьми. – Просто принеси еще один стул, – говорю я. Вчера вечером, когда я вернулась из магазина, нагруженная провизией, которой хватило бы на целую армию, Кэти сообщила, что на обед не придет. – Но это же день жаркого! Она ни одного никогда не пропускала. И Джастин тоже. Даже когда игровая приставка и друзья стали для него интересней семьи. – Я встречаюсь с Айзеком. «Началось, – подумала я. – Она от нас уходит». – Так пригласи его сюда. – На семейную трапезу? – Кэти фыркнула. – Нет уж, спасибо, мам. – Все будет по-другому. Придут Мелисса и Нил. Будет здорово. – Она все еще сомневалась. – Я не стану его допрашивать, обещаю. – Отлично, – сказала Кэти и взяла мобильник. – Хотя он и не захочет приходить. – Очень вкусное мясо, миссис Уокер. – Зови меня Зоуи, пожалуйста, – прошу я в третий раз. И отчаянно хочу добавить: «Ты же ко мне по возрасту ближе, чем к моей дочери». Айзек сидит между Кэти и Мелиссой. – Репейник меж двух роз, – произнес он, когда садился, и мне, словно девочке-подростку, захотелось засунуть два пальца в рот и изобразить рвоту. Не может же Кэти попасться на эту лесть? Но она смотрит на Айзека так, будто он только что сошел с подиума. – Как идут репетиции? – спрашивает Мелисса. Бросаю на нее благодарный взгляд. Присутствие кого-то нового создало искусственную и напряженную атмосферу, а я начала слишком часто спрашивать, всем ли нравится подливка. – Прекрасно. Я поражен, как хорошо Кэти вписалась и как быстро вошла в курс дела, учитывая, что она присоединилась к нам очень поздно. В следующую субботу будет генеральная репетиция, вы все должны прийти. – Он очерчивает вилкой круг. – Полезно иметь настоящих зрителей. – С удовольствием, – отзывается Саймон. – И папа тоже? – спрашивает у Айзека Кэти. Я скорее чувствую, чем вижу, как рядом со мной напрягается Саймон. – Чем больше, тем веселее. Хотя вы все должны пообещать, что не будете хихикать. Он улыбается, и все вежливо смеются. Мне до смерти хочется, чтобы ужин поскорее закончился, Кэти с Айзеком ушли, а я могла бы спросить Мелиссу, что она о нем думает. У нее весело блестят глаза, но выражение лица мне прочесть не удается. – Как продвигается расследование, Зоуи? – спрашивает Нил. Его увлекла история с фотографиями из «Газетт». Каждый раз, когда мы видимся, Нил интересуется новостями и тем, выяснила ли полиция что-нибудь о рекламе. – Расследование? Я не хочу рассказывать об этом Айзеку, но прежде, чем успеваю сменить тему, Кэти все ему выкладывает. Про рекламу, про мое фото, про убийство Тани Бекетт. Меня беспокоит то, насколько она оживилась. Словно речь идет о новом фильме или книге, а не о реальной жизни. Моей жизни. – И она нашла еще одну. Как ее зовут, мам? – Лора Кин, – тихо произношу я и представляю себе выпускную фотографию Лоры. Где теперь оригинал? На столе журналиста, который написал статью? Или на каминной полке в доме ее родителей? Возможно, они положили снимок лицом вниз, поскольку пока не в силах видеть дочь всякий раз, когда проходят мимо. – Как думаете, откуда у них ваше фото? – спрашивает Айзек. Он даже не замечает, что у меня нет ни малейшего желания обсуждать эту тему. Я удивляюсь тому, что Кэти его поощряет, и объясняю это желанием произвести впечатление. Нил и Саймон едят молча, а Мелисса время от времени искоса поглядывает на меня, проверяя, всё ли в порядке. – Кто знает… Я стараюсь, чтобы мой голос звучал небрежно, но пальцы становятся неповоротливыми, и нож начинает стучать по тарелке. Саймон отодвигает от себя пустую посуду, откидывается назад и опирается рукой на спинку моего стула. Для всех остальных он просто отдыхает после сытного обеда, но я чувствую, как его большой палец ободряюще поглаживает мое плечо. – Из «Фейсбука», – с удивительной для меня уверенностью произносит Нил. – Это всегда оттуда. Сейчас большинство мошенников пользуются именами и фотографиями, взятыми из социальных сетей. – Бич современного общества, – говорит Саймон. – В какой фирме ты несколько месяцев назад работал? Той, с брокерами? Нил глядит непонимающе, затем издает лающий смешок. – «Хизертон Альянс». – Он смотрит на Айзека – единственного, кто не слышал эту историю. – Они пригласили меня, чтобы собрать доказательства, касающиеся инсайдерской торговли, а пока я там был, провели своей новой финансистке один из тех обрядов посвящения. Реальный «Волк с Уолл-стрит». У них была группа в «Фейсбуке» – закрытый форум, где они решали, что с ней дальше делать. – Какой ужас, – говорит Айзек, но выражение его глаз не совпадает с тоном голоса. В глазах сияет интерес. Он ловит мой взгляд и словно читает мысли. – Вы считаете, что я веду себя отвратительно. Извините. Боюсь, это проклятие профессии. Всегда представляю, как может разыграться та или иная сцена, а эта… ну, эта получилась бы поистине необыкновенной. У меня пропадает аппетит. Я откладываю в сторону нож и вилку. – Социальными сетями я почти не пользуюсь. В «Фейсбуке» зарегистрировалась только для того, чтобы поддерживать связь с семьей. Моя сестра, Сара, живет в Новой Зеландии, у нее загорелый муж-атлет и двое прекрасных детей, которых я видела лишь однажды. Один – юрист, а другой работает с детьми, имеющими ограниченные возможности здоровья. Меня не удивляет, что у детей Сары все сложилось так хорошо, ведь она и сама была золотым ребенком. Родители никогда не говорили этого вслух, но в их глазах всегда читалось: «Почему ты не можешь быть похожей на свою сестру?» Сара и прилежной была, и дома помогала. Не включала музыку на полную громкость и не спала до полудня по выходным. Окончила школу с хорошими оценками, поступила в колледж, получила профессию секретаря. А не бросила учебу, забеременев. Иногда я размышляю, как бы сложилось, если бы все вышло наоборот и мои родители обошлись с ней так сурово, как со мной. «Собирай свои вещи», – сказал папа, когда узнал о моей беременности. Мама заплакала, но я не могла понять: из-за ребенка или из-за моего ухода? – Вы удивитесь, узнав, что можно выяснить из «Фейсбука», – говорит Айзек. Он достает из кармана телефон – блестящий iPhone 6s – и проворно что-то печатает. Все смотрят так, словно Айзек собирается показать фокус. Он поворачивает телефон ко мне, и я вижу на экране бело-голубой значок «Фейсбука». В поле поиска набрано мое имя, а ниже, строчка за строчкой – Зоуи Уокер с миниатюрными фотографиями. – Которая из них вы? – Айзек пролистывает список и переходит на вторую страницу. – Вот. – Я протягиваю руку, чтобы показать. – Вот, третья снизу. Где кот. На фото Бисквит, который греется на солнышке перед домом. – Видите, – произношу торжествующе, – я даже не использую свою фотографию в профиле. На самом деле я довольно замкнутый человек. «В отличие от своих детей, – думаю про себя, – которые всю свою жизнь выкладывают в “Инстаграм”, Snapchat или еще на какой-нибудь сайт, который моден в этом месяце». Кэти вечно делает селфи, надувает губы то так, то этак, а потом листает бесконечные фильтры, чтобы найти самый льстивый. Айзек открывает мою страницу. Не знаю, что я ожидала увидеть, но уж точно не весь свой профиль в «Фейсбуке» целиком и полностью. «50 тысяч фунтов в год – и они думают, что имеют право бастовать? Я в любой момент поменялась бы местами с машинистом поезда!» «Застряла в поезде… ОПЯТЬ. Слава небесам за Wi-Fi!» «6??! Да ладно тебе, Лен, это стоило как минимум 8!» – Жестко, – объясняю я, смущаясь тем, что моя жизнь сводится к односложным комментариям телешоу и адских поездок на работу. Меня тревожит легкость, с которой Айзек, кажется, получил доступ к моему аккаунту. – Как тебе удалось войти в систему под моим именем? Он смеется. – Я не входил. Это может увидеть любой, если нажмет на ваш профиль. – Он видит испуг на моем лице. – У вас открытый профиль.