⁂ Костюкова привезли из аэропорта поздно ночью. Китайгородцев слышал шум двигателя и хлопанье автомобильных дверей. Он спустился вниз, когда Костюков в сопровождении Богданова входил в дом. С ними был еще один мужчина — в роскошной кожаной куртке (совсем не по погоде) и нетрезвый, как с первого взгляда определил Анатолий. — Привет, Сибирь! — громогласно поприветствовал мужчина Китайгородцева. Вполне возможно, что от производимого им шума проснулись обитатели не только гостевого дома, но и хозяйского. Андрей Ильич нахмурился и всем своим видом давал понять, что с этим нетрезвым гостем он уже хлебнул лиха по дороге от аэропорта и ждёт-не дождётся, когда избавится от столь беспокойного подопечного. — Как долетел? — спросил у Костюкова Анатолий. — Нормально. — Нормально мы долетели, мужики! — тут же подключился тот, в кожаной куртке. — Народ в самолете был что надо! Настоящие сибиряки! Не то что фуфло это московское! — А вы сами откуда? — вежливо поинтересовался у него Китайгородцев. — Из Москвы я, — сообщил нетрезвый. — Это сводный брат Тапаева, — шепнул на ухо Анатолию Богданов. Кажется, от тапаевского родственничка он ничего доброго не ждал. — Юрий! — представился нетрезвый и протянул Китайгородцеву руку. — А ты сибиряк? Я сибиряков уважаю! Анатолий выразительно посмотрел на Богданова. Тот засуетился: — Сейчас мы устроимся на ночлег, — излишне бодрым голосом сообщил Андрей Ильич. Его слова были обращены к нетрезвому Юре, но гость и не собирался спать. — За встречу! — огласил он повестку сегодняшнего заседания. — За встречу, мужики! От него было слишком много шума. Что-то с ним надо было делать. — Может, действительно отметим? — предложил Костюков и подмигнул своему коллеге. Они поняли друг друга. Гостю до полной кондиции оставалось принять на грудь граммов двести, вряд ли больше, а потом уж он будет мирно спать — и проблем с ним никаких. — Посиди с нами, — предложил Богданову Анатолий, сразу определив того, кто будет пить с неугомонным другом всех сибиряков. Ильича не пришлось упрашивать. Уже через пять минут он принес с хозяйской кухни съестное. Тем временем Китайгородцев в одной из пустующих комнат второго этажа готовил нехитрое застолье. — Летим мы, значит, — рассказывал Юрий, ни к кому конкретно не обращаясь, — а рядом со мной — такой пафосный мужик. Ну, видно, что все у него тип-топ, что до дефолта ему еще далеко, и всё такое прочее… Я ему говорю — давай выпьем. А у меня коньяк был. Московский. На Ленинградском шоссе делают. Не пили? Такой — с красной этикеткой. Им наш мэр сказал, чтоб, значит, не шалили. Чтоб качественно, мол, и без подделок. Ну, ребята стараются. И я этому мажору говорю — давай выпьем. А он… (непечатно)… нос воротит. Я ему тогда говорю — ты… (непечатно)… за здоровьем своим следишь и боишься лишний раз напиться, чтобы цирроз печени ненароком не заработать, да? А вот наш самолет сейчас… (непечатно)… и печень твоя, безо всякого там, заметь, цирроза будет висеть на какой-нибудь сосне — тебе от этого легче будет? Да ты посмотри… (непечатно)… в иллюминатор, у нас уже крыло горит, вот-вот самолет… (непечатно). Крыло не горело, ясное дело, это фонарь там такой — знаете? А он, хотя и разобрался, что фонарь, а всё-таки его пробрало. В общем, пять минут я с ним ещё… (непечатно)… по душам доверительно — и мажор этот спёкся! Жалко, что коньяка у меня было только две бутылки, мы его… (непечатно)… этот… (непечатно) совсем скис, ему пакетики менять не успевали, он… (непечатно)… весь салон, и все… (непечатно)… ну просто… (непечатно)… «Ему и двухсот граммов будет многовато, — подумал Китайгородцев. — В комнате — тепло, хлопнет он две мелкие рюмашки, и минут через пятнадцать его развезёт окончательно…» Налили по первой. — За встречу! — провозгласил тост Богданов, подозрительно косясь на непрозрачную эмалированную кружку в руках Анатолия. Потом он перевёл взгляд на Костюкова, обнаружил у того такую же точно кружку — и понял, что с Юрой ему сегодня предстоит пить одному. Но нисколько не расстроился и даже подмигнул Китайгородцеву заговорщически. — Так вот, я про мужика того, — не потерял нить повествования словоохотливый Юра. — Он, конечно, перец пафосный, но я так скажу. Сегодня ты — при бабках, а завтра при… (непечатно)… Проверено, в общем… Как-то так это прозвучало, что можно было понять — проверено на личном опыте. Не всё гладко было в Юриной жизни, похоже. — Он вообще-то ничего мужик оказался, — хмыкнул Юра. — Куртку вот мне свою подарил. Ничего себе курточка, да? Я с ним махнулся, в общем. Отдал ему своё пальто, а куртку взял… — А документы где были? — с невинным видом осведомился Анатолий. — Какие документы? — Паспорт ваш, например? При посадке в самолет вы паспорт предъявляли? — Угу. — А положили в какой карман? Тот, что в пальто? Богданов следил за происходящим с таким заинтересованным видом, будто в эту самую минуту лично для него показывали фокус. И фокус удался. Юра полез во внутренний карман куртки, обнаружил там чужой паспорт, долго рассматривал фотографию своего недавнего собутыльника, прежде чем понял, что это не его документы… И дальше уже пошла одна сплошная нецензурщина. — Пора закругляться, — определил Китайгородцев. — Хватит нам всем уже на сегодня приключений. Андрей Ильич, наливай! Юре налили дважды подряд, почти без перерыва, и через четверть часа он прикорнул в своем кресле. — Клиент непростой, — сказал Анатолий. Они с Костюковым сидели в комнате Китайгородцева, и он сейчас вводил коллегу в курс дела. — Работать с ним непросто. Информации не дает практически никакой. — Почему? — Не доверяет нам. Или знает что-то такое, о чем вслух сказать просто боится. Как видишь, два варианта. Выбирай на вкус любой. — Ты объяснял ему, что поделиться информацией — в его же собственных интересах? — Объяснял. — И как? — Как об стенку горох. — Понятно, — вздохнул Костюков. Причину его опечаленности Китайгородцев знал. Однажды Костюков уже имел дело с клиентом, держащим секреты личной жизни в глубокой тайне от всех — в том числе и от своего телохранителя. Клиент был богат и всемогущ, а у таких людей всегда обнаруживается множество недоброжелателей, потому человеку и понадобилась охрана. Дисциплинированный Костюков как мог оберегал клиента от всевозможных напастей, но он не знал, к сожалению, что у его подопечного — серьезные разногласия с женой на почве взаимной неприязни, обоюдных подозрений и неурегулированности в вопросе, кому из них воспитывать единственную дочь, если супругам вдруг придется развестись… А развод между тем приближался со скоростью курьерского поезда, но о том телохранитель Костюков тоже, кстати, ничего не знал. А потом был банкет… Клиент Костюкова принимал гостей, был важен и высокомерен, чему способствовал и повод, по которому были званы гости, — хозяин в очередной раз добился каких-то вызывающих всеобщую зависть успехов и спешил свою радость донести до окружающих. Он был настоящим героем вечера. Царствовал. Блистал. До того самого момента, когда тихо ненавидящая его супруга прямо в присутствии многочисленных гостей не заехала клиенту Костюкова тортом в физиономию! А откуда телохранителю было знать, что эти двое друг с другом не ладят и степень их взаимной неприязни достигла опасного предела? Случился конфуз. И что самое главное — клиент потом не предъявил Костюкову никаких претензий. А всё равно было неприятно. Прокол в работе… — Вроде бы зуб на него точат, — сказал Китайгородцев, имея в виду Тапаева. — Но степень опасности я пока просчитать не могу. Поэтому — только меры общего характера. Мы тут усилили режим, по техобеспечению поработали. Теперь вот ты приехал. Я на тебя девчонку оставлю, сам вплотную займусь хозяином особняка. Может, ещё что и всплывёт… Самая большая проблема — это его юбилей. Гости уже приглашены, так что, как ни крути, посторонние на охраняемой территории — это раз. Доставка съестного и спиртного, подготовка банкета, повара да официанты, то есть вся эта предпраздничная суета — два. Фейерверк готовится, будет пальба, так что охрана точно где-нибудь зевнёт — это три. И опять же охрана: после банкета кто сонный будет, а кто и просто пьяный — это четыре. — Наших бы сюда надо. — Я еще пару человек попросил у Хамзы на усиление. — А территория большая? — Большая, — кивнул Китайгородцев… — Но я планирую территорию охранять силами местных, а мы прикроем хозяйский дом. — Да, в таком случае четверых хватит… За окном раздался собачий лай. — Сегодня хозяйский сын застрелил собаку, — вспомнил Анатолий. — Ты на этого парнишку обрати внимание. Наркоман. — Какая стадия? — Лечился в Москве. Лечение, судя по всему, ничего не дало. — Понятно. — Ещё по здешним обитателям, — продолжал Китайгородцев. — Виталий Степанович, врач-нарколог, приехал из Москвы. Это он хозяйского сына пользовал. — Не родственник? — Нет. Получалось, что человек почти чужой. Костюков это профессионально про себя отметил. — Далее… Людмила, родная сестра юбиляра, а также ее супруг по имени Александр. Этот Александр почему-то недолюбливает Тапаева, а тот, судя по всему, платит ему той же монетой — даже не принимает его у себя, держит на расстоянии. Вот… Ну, Юру этого ты видел… — Любителя сибиряков? — Ага. С этим Костюкову тоже было все ясно. Пьёт. От таких телохранителям всегда только головная боль и дополнительные проблемы.