* * * Дядя Стёпа показал дорогу к ближайшей церкви. Здешний батюшка был молод и интеллигентен. — Я к вам за помощью, — сказал ему Китайгородцев. — Помогите мне, пожалуйста. Батюшка смотрел ему прямо в глаза. Китайгородцев подумал, что надо быть осторожным, чтобы благожелательность во взгляде собеседника не сменилась подозрительностью. — В прошлом году, весной, я встретил здесь, неподалеку, священника, — сказал Китайгородцев. — И имел с ним беседу. У меня было много проблем… Много сомнений… Даже неверия… Он мне очень помог тогда… Объяснил… Мне стало легче. Но сейчас настал такой период… Он опять мне нужен. А я не знаю, где его искать. Не спросил в тот раз. Я думал, что мне больше не придётся… Я ничего о нём не знаю, даже имени. Помню только, что у него машина такая чёрная была. Кажется, «Волга». Всё так же батюшка смотрел Китайгородцеву в глаза, и ему вдруг отчего-то стало невыносимо тяжело. Хотелось отвести взгляд. Китайгородцев уже понял, что собеседник не поверил ему, распознал эту наспех слепленную ложь. И он не выдержал, опустил глаза. Пауза затягивалась и уже была невыносимой. В церкви сейчас не было других людей. В абсолютной тишине пугающе громко потрескивали свечи. — Возможно, я знаю, о ком вы говорите, — внезапно сказал батюшка. Китайгородцев дрогнул. Но не посмел поднять глаза. — Это отец Алексий, по-видимому. Он приезжает к нам иногда, и у него машина чёрная, вы правы. «Волга». — Где мне его искать? — пробормотал Китайгородцев. Батюшка рассказал подробно. Голос его звучал благожелательно. Может быть, Китайгородцеву всё-таки удалось обмануть его? — Вы запомнили? — мягко спросил батюшка. Китайгородцев решился посмотреть ему в глаза. И в первую же секунду понял, что никого он здесь не перехитрил. — Вы мне не поверили, — сказал Китайгородцев. Не спросил, а именно сказал. Для него теперь сомнений в этом не было. — Да, — подтвердил священник. — Почему же не прогнали? — Я не могу, — сказал батюшка. — Я вижу ваши глаза. У вас нехорошее что-то в жизни происходит. Вам плохо. Вы пришли за помощью. — Да, это правда. Простите меня. — Бог простит! Перекрестил на прощание. * * * — Поедешь с нами, — сказал Китайгородцев дяде Стёпе, садясь в машину. — Это километров пятьдесят отсюда. Скажешь, этого ли человека ты видел прошлой весной. Дядя Стёпа не перечил. Он сейчас был как манекен — без собственных желаний и поступков. Хочешь — в углу его поставь, хочешь — в машину усади. Всё ему едино, всё снесёт безропотно. Сгущались сумерки. Короткий предзимний день догорал. Пока доехали до нужного им места, уже совсем стемнело. Церковь была заперта. Сторожа нет, и не у кого спросить. Китайгородцев постучал в дверь ближайшего к церкви дома. Шаги. Звякнула щеколда. Дверь распахнулась. — Здравствуйте, батюшка! — сказал растерявшийся от неожиданности Китайгородцев. Этого человека он узнал сразу. Видел его в доме у Лисицыных. Михаил привозил его, и батюшка читал молитву в маленькой домовой церкви. Священник тоже Китайгородцева узнал. И было заметно, как он насторожился. — Здравствуйте, — сказал отец Алексий. Он замешкался на секунду или две, не зная, как будет лучше: пригласить гостя в дом или разговаривать за порогом. Потом всё-таки решился и пригласил: — Проходите, пожалуйста. Комната, в которую вошёл Китайгородцев, была пуста, а из соседней выглядывал целый выводок детей, их было пять или шесть. Батюшка закрыл дверь той комнаты, отгородился. — Сюда прошу, — указал на стул. Сам тоже сел, руки положил на стол, сплёл пальцы, чем снова выдал свое волнение. Лампадка освещала образа в углу неярким светом. Иисус строго смотрел на Китайгородцева. В его взгляде Китайгородцеву привиделась настороженность. — Вы помните меня? — спросил у священника Китайгородцев. — Разумеется. Как ваш друг? Это он про Хамзу спросил. — Он жив, — сказал Китайгородцев. — Бог милостив. Отец Алексий смотрел выжидательно. И напряжение его не отпускало. Китайгородцев это видел. — Я ищу Михаила, — сказал Китайгородцев. — Здесь? — удивился собеседник. Китайгородцев не смог понять, искреннее ли это удивление. — Мне надо знать, где его найти, — сказал Китайгородцев. — То, что не в этом доме, я могу поклясться. А что, он куда-то исчез? Всё-таки неискренен он был, теперь Китайгородцев это обнаружил. — Да, он исчез. И Наталья Андреевна — тоже. Даже Станислав Георгиевич не в курсе того, где они могут быть. — А что — он интересовался? — спросил собеседник и прикрыл глаза веками. — Я не от него! — поспешил откреститься от Стаса Лисицына Китайгородцев. Но это, кажется, уже не имело значения. Собеседник сейчас чем-то напоминал Китайгородцеву черепаху, которая всё глубже и глубже втягивает голову под панцирь в случае опасности. Батюшка чувствовал опасность. — Я ничем не смогу вам помочь, — сказал отец Алексий. — Скажите хотя бы, где его искать. — Вы преувеличиваете степень моей близости к семье. Теперь было понятно, какую тактику он изберёт. Ничего не знаю, я в их дом не вхож, и для меня их пропажа — такая же загадка, как и для вас, поверьте мне. Эту уже выстроившуюся в голове у батюшки конструкцию Китайгородцев готов был разрушить сразу, пока она не закостенела. Потому что если батюшка выстроит защитные редуты окончательно, он потом и стоять будет до конца, и к истине уже не пробиться. — Я степень вашей близости хорошо себе представляю, — сообщил Китайгородцев. — Я, например, в курсе той истории, что случилась здесь, недалеко, в прошлую весну. Под Борщёвкой. Помните? Китайгородцев обнаружил, как дрогнул батюшка. Значит, надо бы ещё добавить информации, продемонстрировать осведомлённость. — Братья там рыбачили, — сказал Китайгородцев. — И что потом было… Он намеренно на этом оборвал фразу, чтобы память собеседника сама восстановила череду событий. Батюшка обездвижел. Он был в шоке. Не ожидал такого разговора. — Ко мне у вас какие есть вопросы? — спросил он после долгой паузы. — Где Михаил? — В таком случае, при чём тут Борщёвка? Вы шантажируете меня? — Нет-нет! — успокаивающе поднял руки Китайгородцев. — Только Михаил! Про Борщёвку — это я так, к слову.