— Сказала, что уехал. — Когда уехал? — В прошлую весну. — Куда уехал? — В Борщёвку, на рыбалку. — Ещё про что был разговор? — Уже не помню. Охранник посмотрел недобро. Зоя-Зина оказалась женщиной понятливой. — Про бабу спрашивал, про Нинку! — Нинка — это кто? — Ну, Глебова она… Ребенок у них… То ли общий… То ли нет… — Так что он спрашивал про эту Нинку? — Жена она Глебу или как? — Жена? — вопросительно глянул охранник. — А я не знаю. Тут никто не знает. Я так и сказала. — О чём ещё расспрашивал? — Ни о чём. Уехал. — Куда уехал? — В Борщёвку, к дяде Стёпе. В общих чертах совпадало с тем, что охранник знал. И было похоже на правду. * * * Охранник вернулся к Лисицыну, пересказал все, что услышал от полупьяной Зои-Зины. Лисицын слушал молча и по нему нельзя было понять, как он относится к тому, что слышит, и только когда охранник упомянул о Нине Петровне, Станислав Георгиевич потемнел лицом. — И про неё разнюхал! — процедил сквозь зубы. Охранник слишком хорошо знал нрав своего шефа. Взбешён Лисицын не на шутку. * * * В школьном коридоре давно прозвенел звонок, но Нина Петровна на него не среагировала. Впервые за много лет, которые она проработала в школе, пропустила звонок мимо ушей. Она услышала его, поскольку не услышать не могла, этот дребезжащий звук засел у неё в подкорке много лет назад, она бы распознала его, даже находясь в глубоком сне, но — не сейчас. Вздрогнула, услышав, повела вокруг взглядом, будто пыталась понять, что происходит, ничего не поняла, потому что пребывала в ужасном состоянии. А очень скоро звонок замолк, и она смогла вернуться к тому, что сейчас занимало все её мысли. — Знаете, вы правы, — сказала она Китайгородцеву и нервно хрустнула пальцами. Очень неприятный получился звук. — Я теперь сопоставляю то, что знаю, — продолжила Нина Петровна. — И только теперь начинаю понимать, в чём причина. Я видела Михаила… — Когда? — встрепенулся Китайгородцев. — Он дважды приезжал. В первый раз — год назад. В декабре, перед Новым годом. А второй раз не так давно. Весной, в мае. Сказал, что обитель хочет посетить, проездом вроде… — Обитель — это монастырь? — Да. От нас не очень далеко, но если ехать от Москвы, тогда Калуга — это не совсем по пути. Я ещё удивилась про себя, чего это он к нам заворачивает. Понятно было, что какой-то смысл имеется, а что к чему, я не могла взять в толк. Ну, посидели с ним, поговорили, он про житьё-бытьё расспрашивал… — И про Алёшу? — догадался прозорливый Китайгородцев. — То-то и оно! — хрустнула пальцами Нина Петровна. — Тогда оно было непонятно. Ну, спрашивает. Так Михаил много про что спрашивал. Он интересовался, я рассказывала, — снова хрустнула пальцами. — А сейчас я вспомнила: в основном-то было про Алёшу! Даже если какие-то вопросы вроде про меня, а всё равно получается, что про сына! Спросит так меня, мол, устаёшь? Ну, всяко бывает. Я же одна, а у меня больная мама. Ну, сын, наверное, помогает? Это он у меня спрашивает. Помогает, говорю. А ты ему? Это опять он. Сын в институте, а ты сама, мол, педагог, так что ему твоя помощь, получается, пригождается? Понимаете? — Нет, — признался Китайгородцев. — Выведывал про наши с Алёшей отношения. Как у нас да что. Если всё так, как вы сказали, тогда это объяснимо. Михаил хотел знать, насколько мой Алёшка самостоятельный. Значит ли мое слово для него хоть что-то до сих пор, или перерос уже, сами с усами. Распахнулась дверь и в класс стремительно вошла крайне растревоженная женщина в строгом, без изысков, костюме. — Нина Петровна!!! — произнесла она. — У вас урок! Там сумасшедший дом! Что происходит?! Нина Петровна будто очнулась. — Простите! — пробормотала она, пунцовая лицом, как уличённая в чём-то предосудительном отличница. — Я совсем забыла! Бог ты мой! Она резко встала. Стул опрокинулся. Она этого даже не заметила. — Про обитель мне скажите! — попросил Китайгородцев. — Вы говорили — монастырь. Куда Михаил якобы собирался. Священник. Обитель. Всё это могло быть как-то связано. Других зацепок не было. * * * Приехали к дому Нины Петровны. И здесь тоже Станислав Георгиевич заосторожничал. Близко подъезжать не стали. Лисицын отправил своего охранника на разведку. Тот вернулся быстро. Никого в квартире не было. Лисицын нервничал. Время таяло, как тает под весенним солнцем снег. Станислав Георгиевич даже задумался о том, не вернуться ли ему туда, где жил священник. Может, уже вернулся поп? Но и здесь дела были важные. День сгорел, остался пепел сумерек. В окнах домов зажигался свет. Станислав Георгиевич в полном одиночестве сидел в своей машине и смотрел в чужие окна почти что с ненавистью. В его жизни началась чёрная полоса. И никто во всём этом городе знать не знал, насколько ему плохо. Женщина прошла мимо машины. Станислав Георгиевич среагировал с запозданием. Толчком распахнул дверцу, бросился вдогонку. Услышав за спиной шум, женщина резко обернулась. Он не ошибся. Нина Петровна. Он её напугал, она отшатнулась и выглядела так, будто пребывала в состоянии, близком к обмороку. Всматривалась в лицо Лисицына. — Привет, Нина, — сказал он ей. И только теперь она осознала, что не ошиблась. А до этого не могла поверить собственным глазам. Уж больно разительная перемена произошла в этом человеке. — Ой, Глеб!!! — сказала Нина Петровна потрясённо. — Какой ты!!! Тебя и не узнать!!! * * * В этой квартире Глеб не был несколько лет. Больше года он вообще не появлялся в Калуге, да и до той памятной майской рыбалки со Стасом он приходил сюда в гости — когда? Уже не вспомнить. С Ниной такие отношения были… Да никаких, если честно. Тем удивительнее случившаяся с ней метаморфоза. Взволнована и изумлена. Когда включила в комнате свет и смогла рассмотреть Глеба подробнее, приложила руки к груди, будто не верила своим глазам. — Ой, Глеб! — покачала головой. В её взгляде угадывалось потрясение. Точно, не верила. — Алёша где? — спросил Глеб, сторожко вслушиваясь. Женщина махнула рукой, что можно было истолковать как угодно. И так, что она не знает. И так, что знает, но говорить тут не о чем, им Алёша ничем не сможет помешать. — Глеб! Какой ты! Ты где был? Ты куда пропал? Я такого о тебе наслушалась! — Какого? Глеб сбросил, наконец, с себя пальто. Теперь Нина Петровна имела возможность оценить и его роскошный костюм.