– Правило первое, – лениво произнес Доминик, а после звериным и резким движением нагнулся, и вот я уже вишу на вытянутой руке, удерживаемая Ником, который продолжил, как ни в чем не бывало: – Терпеть не могу, когда со мной спорят, – вздохнул он, брезгливо наблюдая, как я бью ногами воздух и кричу от боли в руке, за которую меня держали, как тушу для свежевания, отчего натянулись мышцы плеча и лопатки. После в таком же положении протащил мое тело к какому-то столу и бросил на него, не заботясь моей сохранностью, отчего у меня выбило воздух из легких от удара о каменную столешницу. – Второе – мои приказы следует выполнять беспрекословно и тотчас, – с маниакальным спокойствием зачитывал мне список Доминик, не обращая внимания на то, как я задыхаюсь в рыданиях и молю его прекратить. Я попыталась сползти на пол, соскользнуть, но сильная рука не позволила даже пошевелиться, а длинные пальцы с когтями прорезали корсет, впиваясь в ребра и фиксируя на месте. Я закричала от очередной боли, а после протяжно застонала и захныкала, когда резким движением меня развернули и грубо разложили лицом в стол. Тут-то я взвыла еще громче, начиная осознавать, чего он хочет. – Нет! – завизжала я и вновь дернулась, что было сил, которые уже предали и не отзывались. За неподчинение меня схватили за шею, а после прижали лицом к столешнице. – Нет, пожалуйста, нет… – рыдала я, чувствуя, как рот наполняет привкус крови из разбитой губы. Взглядом уловила движение и посмотрела на неподвижную Лирану, которой происходящее не нравилось, что было очевидно. Но вступиться она не посмела. Как и уйти. Она посмотрела на меня коротко, и всего на мгновение мне почудилось в ее взгляде отблеск сочувствия. «Не сопротивляйся.» – произнесли ее губы безмолвно. А после она закрылась и просто замерла, чего-то ожидая, пока я осознавала, что спасения не будет. – Правило третье – я ненавижу слезы и другие проявления слабости. Что-то не нравится – дай отпор. Не можешь – учись, терпи и принимай наказание покорно, – услышала я голос Ника сквозь гул в ушах от своего пульса и сбивчивого дыхания. Затем послышался треск ткани, а многослойные юбки упали мне на спину, едва не накрывая с головой. От этого без того трудное дыхание практически прекратилось из-за плотной ткани. – Нет… не хочу, пожалуйста, не делай этого со мной… – уже даже не сопротивляясь, слабо рыдала я, понимая, что ничего не спасет, а мои просьбы – бессмысленны, как и наивные надежды, что он вспомнит о нашем прошлом и поймет, что с другом так нельзя. Со мной так нельзя… Очередной треск ткани от срываемого белья и боль после царапин на беззащитной коже от острых безжалостных когтей. – Прошу… – в последней, жалкой попытке выдохнула я, не надеясь, что меня даже услышат, а я закрыла глаза, надеясь хотя бы потерять сознание, чтобы не думать, не чувствовать, не помнить… Неожиданно послышался его голос, интонацией напомнившей моего друга… в этом голосе было немного сожаления, возможно, вины, или мне так казалось… хотелось казаться… – Не сопротивляйся и будет не сильно больно. Так нужно…. Помни – не сопротивляйся, не двигайся, молчи, лучше вообще не дыши и не провоцируй. Тогда все закончится быстро… – под конец я уже едва дышала, так как, на последних словах голос понизился и больше походил на рычание страшного зверя, чем человеческий голос. Я набрала в грудь воздуха и распахнула глаза как раз в тот момент, чтобы увидеть, как Лирана, смотрит на меня большими глазами и подает знак молчать с таким испуганным видом, что я растерялась и отвлеклась на ее первое открытое проявление участия, а после… каким-то чудом сдержала крик, до новой крови закусив губу от резкой, ослепляющей боли, словно что-то разорвалось у меня внутри. Но позволила себе лишь резкий выдох, что со свистом вырвался сквозь зубы. От боли и шока по щекам заструились новые слезы, но я покорно молчала, проникшись видом женщины и поверив… ей, а не ему. Я приготовилась к долгому унижению и пытке, но после первой и последней боли внутри меня, сильные руки отпустили, позволив мешком свалиться на пол. Пока я вспоминала, как дышать, Доминик стремительно отошел на несколько шагов и взревел. Этот рев заставил обернуться и опасливо осмотреться, чтобы встретиться взглядом со страшными глазами чудовища, на лице которого бродили черные прожилки, словно живые змеи, ненадолго меняя ту, или иную часть лица, трансформируя ее в чудовищную костяную маску с наростами. Судорожно вздохнула и даже рот прикрыла ладонью, чтобы не закричать, а после опустила взгляд, почти физически ощутив его потребность убийства, отразившуюся в страшных глазах. И, в попытке спрятаться от внимания чудовища, осознала, что он – одет полностью. Лишь страшная, трансформированная рука, а именно пальцы, были окрашены в алый цвет крови… Чудовище тяжело дышало, а я ощущала давящую ауру ярости и бешенства, уже готовясь принять смерть, но тут внимание чудовища, что сделал шаг в мою сторону, привлекла Лирана: – Господин, вы торопились, – скороговоркой произнесла она с виноватым и испуганным видом, словно думала, что за эту дерзость ее могут убить. Послышался очередной рев, тяжелое, свистящее дыхание, а затем уже привычный, человеческий голос Ника: – Верно. Отведи девчонку и присмотри за ней до моего прихода. Объясни ей правила, не люблю учить сам: я вспоминаю, что этого не сделал, когда уже убиваю за непослушание… И еще… хотел что-то еще… – запнулся он и растерянно осмотрелся. Его взгляд казался потерянным, пока не остановился на мне, пока я пыталась забиться под тот самый стол. Дом замер, весь напрягся, а глаза стали темнеть, отчего мне вновь захотелось завыть. – Возможно, вам потребуется моя компания после возвращения, господин? – деловито уточнила девушка, пока я сдерживала тошноту, отчего начала икать. Но быстро постаралась сдержать и это, чувствуя, как мужчина по-прежнему смотрит на меня зло и брезгливо. – Когда вернусь, придешь ко мне. Лучше в компании. Боюсь, одного массового убийства мне не хватит для того, чтобы успокоиться, – хмыкнул он как-то напряженно. Казалось, он хотел что-то сказать или сделать, судя по паузе, но не стал и просто исчез из комнаты. Это стало для меня словно отмашкой, и я громко зарыдала, повалившись на пол и обхватывая колени руками, ощущая, как по бедрам стекает липкая влага из саднящего нутра… Не так я представляла себе свадьбу и… брачную ночь. Больше похоже на ночной кошмар… Очередной, каких было предостаточно за эти три года. Хотелось бы верить, но боль во всем теле и между ног опровергала любую возможность на фальшь. Фальшью стала моя жизнь, которая мне все равно не принадлежит. А теперь и тело с душой, которые растоптали и размазали о жесткую реальность. – Поднимайся, – сквозь мои рыдания и безутешные мысли услышала я строгое и холодное. Всхлипнув, затравленно посмотрела на стоящую надо мной Лирану, что с уходом Доминика вернула себе надменность и холодность. – Оставьте меня, – попыталась я отвернуться, чтобы потешить свое горе еще немного в одиночестве, но тут меня дернули за волосы, причиняя новую боль, отчего я завизжала и шокировано распахнула глаза, смотря на невозмутимую женщину, что без особого труда держала меня на вытянутой руке, в достаточном отстранении, чтобы не испачкаться моей кровью. – У меня нет ни малейшего желания возиться с тобой, девчонка. Раз уж Доминик завел себе новую игрушку, я возьмусь за твое воспитание, но не думай, что мне доставит это хоть сколько-нибудь удовольствия. Ты – одна из многих. Может ты и стала его женой, но по факту будешь цениться немногим больше, чем хозяйские собаки на псарне. От них, по крайней мере – есть польза. На твоем месте я бы это быстро усвоила, если хочешь выжить в этом месте. – А если я не хочу здесь жить? – зло прошипела я, все еще морщась от боли в голове. – Это уже не тебе решать. Умрешь лишь тогда, когда тебе позволят. Лично я надеюсь, что это произойдет как можно скорее – меньше мороки с очередной обузой, коих здесь и без тебя предостаточно. Но решать только Доминику. До тех пор, пока он с тобой не наиграется, будешь делать только то, что тебе говорят. Станешь доставлять проблемы – последуют санкции. Ты выживешь, но, поверь, и сама этому будешь не рада. Я понятно объяснила? – позволила она себе вздернуть бровь, как единственное проявление эмоции. Отчего-то эта разница ее поведения до и после ухода Доминика, меня взбесила. Хорошо быть сильной на фоне более слабого. Но подобного она не позволяла себе в присутствии Ника. – Поняла меня? – вновь тряхнула беловолосая меня за волосы, заставив зашипеть, зажмуриться, чтобы сдержать очередные слезы, которые показывать более не хотелось. Похоже, я не ошибалась, и вся раса Доминика – ублюдки и моральные уроды. – Не слышу! – Поняла, пусти, – едва не выкрикнула я и свободно упала на колени, когда меня отпустили. – Идем, я покажу тебе, где ты сегодня будешь ночевать, – просто развернулась и, не глядя, иду ли я за ней, отправилась она на выход из зала уверенной, величественной походкой королевы, которой позавидовала бы даже моя мама. Я хотела бы плюнуть на все и просто сбежать или сидеть на месте в качестве протеста. Хотела бы и воспитание требовало этого от меня. Но поняла, что данный бунт принесет лишь больше боли, которой на сегодня с меня оказалось достаточно. Я обессилила, устала, меня трясло не только от телесных повреждений, но и от нервного напряжения, а по бедрам продолжала стекать липкая и теплая влага, навевая тошнотворные воспоминания и ассоциации. Хотелось забиться в угол и просто уснуть. Но мне никто этого не позволит. Лучше послушаться, перетерпеть и добрать до места, где хоть на некоторое время, но смогу отдохнуть и, если повезет – забыться и уснуть. Если не проснусь – тоже неплохо. Удивительно, что мне на полном серьезе даже не пришла мысль прекратить все это, как и свое существование. Я не хотела так жить, ни в этом месте, ни с этими существами, не с новыми знаниями и воспоминаниями. Но понимала, что моя смерть может разозлить Доминика, и тогда договор окажется расторгнут, а то, через что я прошла, станет напрасным. Позволить этого я себе не могла. А еще зрела навязчивая мысль, что для такого ублюдка, каким оказался Ник, мое самоубийство окажется большой честью. От этой мысли стало немного легче дышать, а губы сами собой сжались в упрямую линию, когда я, пошатнувшись, со второй попытки все же поднялась. А после, поморщившись от саднящего чувства между ног и общей боли в теле, нетвердой походкой направилась за своей провожатой. – Поторопись, – бросила она мне, даже не повернувшись. – Я не намерена ночевать в коридоре. И без того, благодаря тебе, у меня намечается несколько часов отработки, а после день регенерации. И тратить свое время еще на тебя я не буду. Потому, или шевели ногами, или я отправлю тебя на псарню! Мне показалось, что я так сильно скрипнула зубами, что было слышно даже за пределами строения. Но послушалась, ускорив шаг, что далось с трудом, а меня еще сильнее замутило. Наверное из чувства мести я решила себя не сдерживать и согнулась уже через шаг, выплескивая на пол все, что съела за сегодняшний день, вместе с желчью и каплями крови из губы, которая вновь треснула и закровила. Утерла рот рукой и с трудом выпрямилась, морщась от рези в желудке и кисло-горького привкуса во рту, но тут встретилась взглядом с Лираной, которая все же остановилась и сейчас смотрела за мной. – Следовало бы заставить тебя все за собой убрать, но, так и быть, на сегодня прощу, учитывая, что ты не знакома с правилами поведения. Уже завтра подобной доброты не жди. А теперь за мной. Решишь испортить что-то еще, моя доброта прекратиться, и я заставлю тебя слизывать грязь языком, – холодно и бескомпромиссно сообщили мне с намеком на брезгливость. Полагаю, мне следовало бы поразиться ее «доброте», но что-то не хотелось. Она вела меня полутемными, холодными и широкими коридорами какого-то… безликого строения. Лишь несколько раз мне встретились двери, и три узких окна, которые практически не давали никакого света и обзора, отчего больше походили на бойницы. Весь интерьер был скупым и безликим. Стены, хоть и каменные, из твердых и дорогих пород, но даже не покрашенные и ничем не украшенные. Тоже самое было и с монолитными полами. Потолок из-за его высоты и скудного освещения я не увидела, но даже не сомневалась, что и он мало отличается от остального «убранства». Мебель если и была, то не отличалась разнообразием и, в основе своей, была так же сделана из камня. Об уюте и комфорте тут, очевидно, никто не задумывался. Поймала себя на мысли что место, в котором я оказалась, невероятным образом отлично характеризует самого хозяина: закрытый, замкнутый и безликий, а внутри – лишь пустота без единого лучика света. Мы шли долго, то поднимались, то спускались различными темными переходами, где я парочку раз едва не падала на крутых ступеньках едва ни в кромешной темноте, лишь каким-то невероятным образом успевая поймать равновесие. Но ненадолго, и оступалась с заметной упрямством, несмотря на то, что старалась держаться грубо стесанной стены, с удивлением поняв, что это – часть скалы. После мы попали и вовсе в самую… пугающую часть, где свет стал еще более безликим, а помещения буквально гигантскими, что я поняла из гулкого эха от каждого, даже самого тихого шага, что отдавались от высоких потолков и еще долго вибрировали в воздухе. Этот звук вызывал неприятную дрожь и ассоциации со склепом наподобие того, который однажды мне доводилось видеть при захоронении маминого отца и моего деда. Фамильная усыпальница была древней и казалась исполинской. Воздух там был таким же, как место, в котором я сейчас оказалась: затхлым, холодным, густым и оседающим на губах привкусом тлена и вековой пыли. Засмотревшись, напрягая взгляд едва ли не до рези, я едва не наткнулась на остановившуюся Лирану. Она брезгливо скривила рот и терпеливо вздохнула, что мне вновь пришлось стерпеть. Мне казалось, что мы остановились посреди пустого коридора, но я оказалась неправа. Это стало очевидно, когда женщина протянула руку, а после с холодящим кровь скрипом открыла неприметную, практически сливающуюся со стеной тяжелую дверь, с которой посыпалась пыль и потянулись клочья разрешенной паутины, откровенно указывающие, что этой дверью не пользовались очень давно. Посмотрев на толщину двери, которая могла посрамить даже защиту некоторых сокровищниц, я сглотнула и неуверенно заглянула в открывшуюся комнату. Как и ожидалось, помещение было скупо обставлено, а кровать и вовсе вырезана из камня, на котором лежал матрас, застеленный пыльным покрывалом. Стол, стул, небольшой сундук у изножья постели и давно неиспользованный камин, в котором забыли закрыть затвор, и в трубе, сейчас свистел и гудел ветер, что давно выдул всю сажу прямо в комнату, в которой было до невозможного холодно. Или меня бросило в озноб от самой перспективы жить здесь? Также в комнате обнаружилось окно, чуть больше «бойниц» в коридорах, но достаточно широкое, чтобы пропускать столько света, чтобы не напрягать взгляд. Благо, само помещение было не таким уж большим, потому освещение можно было назвать – приемлемым. В сравнении с тем же коридором. Но, что самое главное – на окне не было решеток, а его ширина оставляла надежду, что я смогу в него пролезть при желании. – Внизу обрыв и острые скалы, а мы на высоте тридцати метров – словно прочитав мои мысли, произнесла Лирана то, отчего я вздрогнула, как и от ее проницательности. – У тебя, дитя, все на лице написано, – скупо оповестила она. – Тебе следует лучше следить за своими эмоциями. Доминика развлекает человеческая эмоциональность, и он ее поощряет, меня же – бесит. Ты, кажется, аристократка. Во всяком случае, была ею. Так помни об ошметках своего достоинства. Кажется, этому учат даже у людей, – произнесла она так пренебрежительно, словно люди – шваль под ее ногами. – Помыться сможешь в ванной. Ей давно не пользовались, но вода должна быть в купели. Нагревать ее не стану. Холодная вода должна привести тебя в чувство. В сундуке найдешь одежду. Свое платье можешь пустить на растопку – оно более тебе не пригодится. Дрова найдешь в дровнике. – Я… я не умею разжигать огонь, – нехотя произнесла я, словно признавалась в чем-то постыдном. – Значит, будешь жить без работающего камина, пока не научишься. Запомни: это прежде ты была кем-то особенной. Теперь это не так, и ты – никто. Прислуг ты здесь не найдешь, скорее наоборот. Хочешь выжить – учись этому. Нет – твои проблемы, и готовься к последствиям. В этом месте выживают лишь сильнейшие. Остальные идут на корм лесной нечисти или зверинцу хозяина,– холодно оповестила женщина. Она выпрямила спину, хотя казалось, что сделать это больше – невозможно, и вздернула подбородок. И без того очень высокая на моем фоне, она стала казаться еще выше. – Я приду через час и объясню тебе правила. Советую к этому времени подготовиться и проститься со своим прошлым. Отсюда ты не сбежишь, можешь даже не думать, что тебе кто-то такое позволит. Решишься – поплатишься, как только тебя поймают, в чем можешь даже не сомневаться. Прошлого больше нет. Есть только будущее, которое тебе еще придется заслужить. Несмотря на угрозу Лираны, в тот день меня больше никто не побеспокоил. Лирана не пришла… а я не рискнула даже выйти из комнаты. Струсила. Просто струсила. А еще очень хотела себя пожалеть, потому несколько часов потратила на безуспешную попытку растопить камин, умываясь слезами злости и бессилия. Что самое ужасное, на фоне моей неудачи с разведением огня, я вдруг поняла, что занята этой проблемой больше, чем мыслями, что меня обесчестили. Взяли мою девственность силой, грубо и жестоко. И мне бы убиваться по загубленной девичьей чести, но меня куда больше донимал холод и страх, что вернется Лирана или… Доминик, и истязания начнутся вновь, а я даже согреться не успела. Осознав это, я отбросила от себя измученную щепу, которую пыталась разжечь, а затем поднялась и направилась в купель. Вода в давно заброшенном бассейне действительно была. Проблема в том, что она успела стухнуть и позеленеть, отчего я брезгливо отшатнулась. Однако между ног по-прежнему саднило. Кровь уже не шла, но та, что была, сейчас подсыхала на бедрах и неприятно липла. Недолгие поиски позволили найти чистую, по крайней мере, не воняющую воду, которая скопилась на дне какой-то глубокой чаши, которая прежде могла служить средством для умывания. Оторвала от платья кусок ткани, а затем, борясь с брезгливостью, смочила отрезок в этой воде и обтерлась, насколько позволяло мое состояние. Омовение с помощью мокрой тряпки в помещении, которое насквозь продувалось всеми сквозняками, напомнили, что огня я в камине не разожгла, а платье греть сильнее не стало. Вдобавок я ощутила, что меня лихорадит. То ли от нервов, то ли подхватила простуду и теперь непременно умру… Второй вариант уже не казался таким плохим. И все же озноб был невыносимым, потому я отправилась в комнату, к тому самому сундуку, о котором говорила Лирана. В нем действительно обнаружилась одежда. Довольно старомодная, пахнущая плесенью и затхлостью. Но в сундуке были шерстяные штаны и вязаные, грубые и колючие носки, нательная рубашка, и вязанная кофта с дырами. А еще поношенные сапоги… почти моего размера. Вновь взбунтовалась моя врожденная брезгливость… но затем я посмотрела на свои ноги в испачканных, когда-то белоснежных, но тонких и негреющих чулках, в которых я стояла на каменном ледяном полу, и, зажмурившись, стала переодеваться. Стараясь не думать, кому принадлежала эта одежда, и какая живность в ней могла завестись, я полностью облачилась в новый гардероб, с тоской смотря на свое нарядное и красивое платье, как последнее напоминание о прошлой жизни… А затем схватила платье в охапку и забралась с ним в пыльную постель, чтобы проплакать в ожидании, когда за мной придут. Но в полном моральном истощении уснула прежде, чем это случилось. И проснулась резко, словно меня кто-то толкнул от непонятного чувства тревоги и чего-то… я не могла это интерпретировать, но отчего-то поняла, что в стенах этого негостеприимного замка произошло что-то страшное. Кто-то умер... Но в комнате я не обнаружила ничьего присутствия, в то время, как за окном занялся рассвет… Поднялась и у видела, что посреди моей комнаты откуда-то появилась темная лужа, которой я не помнила. Подойдя ближе поняла, что то – кровь. Но откуда? Закрыла рот руками, едва не закричав от испуга, но не сдержалась ровно в тот момент, когда в дверь без стука вошли. – В этом месте не принято кричать. Все жители сохраняют тишину. По возможности – молчание, – вместо приветствия строго произнесла Лирана, которая выглядела мрачнее, чем я запомнила. Возможная причина обнаружилась не сразу: только когда женщина в приталенном и красивом, но закрытом платье повернула голову, обнаружились темные кровоподтеке на шее, а на запястьях, которыми были прикрыты белоснежными кружевами, чернели глубокие порезы. В этот момент спрашивать, почему она не пришла ко мне вчера, как обещала, мне резко перехотелось. Но мой интерес она успела заметить и угрожающе прищурилась. – Здесь… кровь… – растерянно и испуганно произнесла я, затравленно посмотрев на лужу крови, лишь бы не на раны женщины. Лирана лишь мельком провела по упомянутой лужице глазами и презрительно фыркнула, скривив красивые губы. – Привыкай, – вместо объяснения появления чужой крови в моей комнате, дали мне ответ, от которого я судорожно сглотнула. – Идем. Хозяин желает узнать степень твоих познаний. – Ты отведешь меня к нему? – испугалась я и попятилась, готовясь в любой момент забиться за любой угол и скулить, лишь бы не покидать этой комнаты и не видеться с тем, кого когда-то имела глупость считать другом. – Ты омерзительна, – прокомментировала Лирана, брезгливо поморщившись. – Чувствую, ты доставишь много проблем. Слишком много, чтобы терпеть твое существование, – тяжело вздохнула она, нисколько не заботясь моими чувствами. – Отныне делаешь все, что я тебе скажу. Беспрекословно и тотчас. В таком случае видеться с хозяином будешь только в крайних случаях. Если мне не понравится твое поведение, придется отказаться от несчастья с тобой возиться, и дело будешь иметь непосредственно с Коллекционером. – С кем? – от неожиданности пискнула я и испугалась собственного вопроса: – Прости. – С Домиником, – мрачно пояснила Лирана. – Хозяин поручил присмотреть за тобой и обучить. Я была вынуждена согласиться. Обучать буду жестко, но справедливо – я заинтересована в том, чтобы ты быстро научилась и перешла под опеку к кому-нибудь другому. Временные рамки ограничены, потому готовься к изнуряющему темпу. Сегодня я выясню, что ты из себя представляешь, и доложу о наблюдениях хозяину. Он скоординирует дальнейший план. Видеться с тобой он пока не желает, потому все ваше общение будет проводиться через меня. Пока ты меня не разозлишь. Он позволил мне тебя наказывать, в случае непослушания. Запомни, есть две ступени моего терпения. Первое – я предупреждаю и наказываю чем-то незначительным, как лишаю тебя еды на несколько дней. Вторая степень – я наказываю физически. Третий – докладываю о своем недовольстве хозяину. Я вновь ощутила, как меня затрясло, а колени подкосились, но я усилием воли устояла. Это все происходит не со мной. Этого просто не может быть! Еще вчера я думала, что нет ничего страшнее, чем стоять несколько часов и принимать поздравления с днем рождения, а теперь… – За что он так со мной? – прошептала я пораженно одними губами. – Пока что он хочет, чтобы ты жила. Потому я обучу, чтобы ты могла это сделать в Эдеме. И прекращу тут же, как он с тобой наиграется. За мной, – даже не проверяя моей реакции и не дожидаясь ответа или нового вопроса, потребовала Лирана, выходя из моей комнаты… точнее темницы. И я, смахнув очередную слезинку с лица… покорно пошла.