Кажется, воздух из меня просто вышибло, настолько поразило увидеть в этом месте ребенка. Я всякое могла допустить в отношении Доминика. Но такое… Вдруг, лишь сейчас вспомнилось, как он показательно избил меня в детстве. Всего лишь за отказ учить уроки. Девочка смотрела в одну точку и тряслась, а при громких звуках вздрагивала, отчего тяжелая цепь звенела о голые и влажные камни. – Познакомься с моей любимицей, Анна, – наклонившись к моему уху, прошептал Доминик, заметив, куда направлен мой взгляд. – Мы частенько с ней играем, правда Фани? Сегодня мы играем с ее родителями… – обвел он рукой клетки перед нами. – А ты, Птаха, здесь для того, чтобы сказать ей «привет». Ну же не здороваться невежливо! Какой пример ты подаешь малышке? – пожурил он. – Она же – ребенок… – прошептала я в священном ужасе. – Ребенок! Что она здесь делает? – Играет, – невозмутимо ответил он. – Я же говорил это. Ты такая невнимательная, Птаха, – скорбно вздохнул он. – А по поводу того, что она всего лишь ребенок… Я придерживаюсь другого мнения, – засмеялся монстр с лицом ангела. – И каждый, кто находится в этой комнате, готов с тобой поспорить. Как по мне… цепей для наших игр недостаточно… – Как ты можешь? Она – беззащитный ребенок! – закричала я в гневе, забыв про страх и ужас перед этим существом. Стало жарко и откуда-то появились силы подняться и даже оттолкнуть руку высшего от моего лица. – Ты – просто больной ублюдок! От моей выходки Лирана в ужасе расширила глаза, а остальные палачи склонили головы. Воздух стал накаляться, а ребенок в углу завыл. И выл громче по мере того, как загорались желтые глаза, которые смотрели мне в лицо с жестокой издевкой. – О, даже так? И что же ты сделаешь? Я – ночной кошмар, мучитель и кара небесная. Но что ты сделаешь мне, если я сейчас же, при тебе выпотрошу этого ребенка? – прошептал он мне в лицо, пока я задыхалась от странного жара и пыталась вырвать свою руку из захвата мужчины. – Ну же! Посмотри на нее! – с каким-то садистским удовольствием потребовал он, схватив меня за волосы и насильно обернув на воющую девочку, которую трясло все сильнее. – Взгляни! Что ты видишь? Невинного ребенка? Да, это ты видишь? И теперь, наверняка, хочешь меня убить? – искушающее шептал он на ухо. – Хочешь? Попробуй! Ну же! Или так и будешь упиваться своей слабостью и жалостью к собственной шкурке? Сделай хоть что-нибудь! – неожиданно взревел он, и я выбросила вперед руку, с зажатой в кулаке отмычкой, которую прятала за поясом брюк. Ударила его по лицу и проткнула мужчине щеку насквозь… Внезапно вся решительность и силы испарились, а я испугалась собственной смелости, замерев в ужасе, как кролик в хватке удава. Жар пропал, и меня бросило в озноб, а дышать стало страшно… так страшно, что я не обращала внимания на боль в легких, которые горели в желании глотнуть воздуха. Но я боялась, большими глазами смотря в серое лицо высшего, который длинным, ненормально длинным языком вытолкал заточку из своей щеки, в прорези которой этот язык и мелькнул. А через секунду порез полностью затянулся. Оставив после себя лишь каплю крови. Под кожей лица вновь мелькнула костяная маска, а желтые пылающие глаза моргнули и потухли. Вновь красивое лицо исказила не маска злости или гнева… а разочарования. Желтые глаза посетила брезгливость. – Ничего! – выдохнул он, подытожив мою выходку, и комната вновь ожила. Даже палачи, кажется, выдохнули с облегчением, а девочка перестала выть, ограничившись сбивчивым бормотанием, пока раскачивалась на месте, пряча голову в своих коленях. – Ты ничего мне не сделаешь! Потому что ты – ограниченная и слепая дрянь! Пустышка. Слабая, упрямая, гордая и… крикливая. Как вшивая шавка, которая лает, а укусить не можешь. Боишься… – почти выплюнул он это обвинение. Руку в моих волосах он разжал, и я упала мешком к его ногам, захлебываясь в рыданиях и… отвращении к себе. Было стыдно… так стыдно за свою слабость и никчемность. Так стыдно, что я не смела поднять взгляд на девочку, которую не в силах была защитить. – Лирана, прелесть моя, – мягко позвал Доминик, и женщина выступила вперед, покорно опустив голову. – «Дичь» в расход, охотнику подарок. Пора выводить ее в люди… – Слушаюсь, господин… – спокойно и с готовностью сообщила Лирана. – А Птаху… Птаху готовь к Арене. Ее упрямство мне надоело, – сообщил он под конец. И эти слова стали моим приговором. – Стой! – закричала я вслед уходящему высшему, который с тем же веселым мотивчиком стал подниматься на верхние уровни. – Доминик! Пощади хотя бы девочку! – хватило мне сил и мужества в последний раз просить… не за себя. Со мной все было очевидно. Я просила за ребенка… – Глупая девчонка, – вздохнули у меня над головой. А когда я подняла лицо, ощутила удар в висок. А затем тишина… *** – Страшно? – впервые, с момента, как меня привели в место для ожидания с личным выходом на Арену, спросила Лирана, проверяя, как сидит мой легкий доспех. По ее словам, на Арене участники сражались налегке, без дополнительной защиты, но то были не люди. А для меня, как первому человеку на данном мероприятии, Лирана сделала исключение и позволила защитить спину, грудь, живот, предплечья и лодыжки кожаными латами. И я почти не сомневалась, что они мне станут такой же защитой, как воздух. Лирана сказала, что я – стану первым человеком на Арене. Значит, биться буду с нелюдем, и едва ли меня защитит хоть что-то: на их стороне сила, скорость и магия. Потому… мне конец. – Нет, – совершенно спокойно отозвалась я, как-то легко принимая свою судьбу. Я знала, что Доминик убьет меня, еще когда заключала с ним договор. Но этот момент отсрочили почти на полгода, за которые Коллекционер тешил себя, проверяя степень моей выдержки. Я действительно стала сильнее и выносливее, Лирана многому меня научила и я узнала подробности о таком количестве рас, о существовании которых даже не подозревала прежде. Но все мои изменения были тщетными, потому что из новых познаний я выяснила, что люди являются одними из самых физически слабых рас: скорость, реакция, силы, выносливость и… отсутствие быстрой регенерации. На арене я буду словно младенец простив взрослого. – Вот как? – хмыкнула Лирана, отходя на шаг, чтобы осмотреть меня с ног до головы. – Либо ты излишне самоуверенна, либо в твоей пустой головке витает наивная мысль, что кто-то позволит тебе уйти быстро и безболезненно. – Он хочет моей смерти, – процедила я сквозь зубы, устав от этой игры и издевательства. Нервы мои больше не выдерживали и я поддавалась агрессии, которую было очень трудно подавить. Иногда это несло за собой печальные последствия и санкции. Коллекционер не любил, когда кто-то говорит слишком громко и неуважительно. Потому очередное правило было простым: вести себя максимально незаметно, что давалось мне с переменным успехом. – Он хочет зрелища, – не согласилась Лирана. – Хозяин слишком стар и уже утратил остроту жизни. Он настолько древний, что пройденный жизненный опыт сводит его с ума. Жизнь кажется ему пресной и вторичной. Потому – твоя быстрая смерть, совсем не то, чего он хочет. – Ты говоришь так, будто знаешь, о чем он думает… – помолчав, отметила я задумчиво. – Я живу значительно дольше тебя, девочка, – надменно ответила Лирана. – У меня было время, чтобы испытать на себе все грани эмоций от проживания с хозяином. Я пережила с десяток таких, как ты. – Легко тебе рассуждать, являясь подручной Коллекционера, – зло усмехнулась я, а после с удивлением отметила, как ее глаза налились черным от вспышки гнева. – Думаешь, мне легче, дрянь? Прежде чем раскидываться такими словами, вспомни, что я – подручная. А ты – жена. И как, нравится быть его приближенной? – шипела она в нескольких сантиметрах от моего лица, смотря страшными черными глазами с высоты своего роста. От нее несло таким бешенством и злостью, что я струсила и отступила, машинальным движением выхватив из ножен выданный мне клинок. – Надеюсь, однажды ты выведешь его до такой степени, что, если не убьет, так разрешит укоротить тебе язык. Наверное, это будет лучшим подарком за мою службу в последние столетия, – огрызнулась она, пока я растерянно и шокировано смотрела на высшую, которая, несмотря на свою угрожающую трансформацию, казалась как никогда ранимой. – Что он с тобой сделал? Почему ты служишь ему? – едва шепча, задала я вопрос, не веря, что она ответит. Но, по всей видимости, эмоции в тот момент возобладали ею, потому что высшая ответила. И ее ответ поразил и ужаснул меня до глубины души: – После Охоты никто и никогда не получал свободу в полном смысле этого слова, даже если выходил победителем. Победить можно, выиграть – нет, – процедила она сквозь зубы, смотря себя на руки. – Но и жизнь не отбирают. Ее сохраняют в обмен на новый договор. Именно это и является – выигрышем: возможность заключить новый договор и выжить. – От него не сбежать… – до конца не веря, что Лирана когда-то была на моем месте, обреченно закончила я. – Даже такая, как ты… – Даже я. Никогда, пока он сам этого не захочет, – подтвердила она мои страхи, а затем раздался гонг, который заставил ее взять себя в руки и выпрямить спину. – Коллекционер сжалился. Он требует, чтобы ты продержалась минуту. Если выживешь, ему будет этого достаточно. – Какая «доброта», – роняя слезу, невесело усмехнулась я от очередного чувства безысходности. Этот кошмар никогда не кончится. – Он не хочет терять редкий экземпляр, как ты, так скоро. У него не так часто бывают… люди. Потому он просил напомнить, что, если заметит, что ты намеренно саботируешь бой, и не будешь сражаться всерьез – ваш договор завершится, а Каррил умрет. С губ сорвался судорожный вздох. Захотелось сесть на колени и заплакать. Создавалось впечатление, что он проникает даже в мои мысли, которые прежде, как я хотела думать, принадлежат только мне. Но он забирает даже это… – Идем, – позвала меня уже привычная Лирана, на лице которой было сложно прочитать хоть что-то, кроме брезгливости и превосходства. – И сделай нам всем одолжение – продержись эту минуту. *** Оказавшись на залитой солнечным светом арене, я растерянно и нервно осматривалась, подмечая, что зрителей оказалось не так уж много, в сравнении с прошлым разом, когда Доминик решил познакомить меня с тем, что называл «Ареной». Причина была очевидна: Коллекционер желал зрелищ и приглашал гостей с теми же вкусами, что и у него. Уже одно то, что Дом согласился смягчить для меня условие до одной минуты, говорило не в пользу его ожиданий зрелищности моего… выступления. Другими словами, я осознала, что Доминик просто не желает позориться и терять авторитет. Следующим делом я посмотрела на хозяйскую террасу, на которой должен был оказаться Доминик. И он там был, но вместо интереса, предвкушения или даже скуки, мне показалось, что мужчина выглядел растерянным, как будто не понимал, где он находится и для чего. Ссутулившись на своем кресле, которое сейчас казалось ему непозволительно велико, он даже не смотрел на само поле, рассеянно вглядываясь в лица гостей, скользнул вниманием по мне, на мгновение остановился, даже нахмурился, а затем вновь ушел в себя, что-то бормоча. Затем рядом с хозяином появилась Лирана, но он даже не отреагировал на это. Что было дальше на хозяйской ложе, я не стала рассматривать, так как на поле стражники, угрожая копьями, вывели темноволосую девушку. Худенькую, невысокую и полуобнаженную, в каких-то жалких клочках одежды, которых и хватало лишь на то, чтобы скрыть грудь и частично бедра. Многое нижнее белье могло быть более скромным, чем то, во что вырядили девушку организаторы боев. На ее красивом и очень бледном лице застыла злоба и ненависть, которыми она наградила оживившихся от ее появления немногочисленных зрителей, скрытых под толстыми и длинными одеждами, что не позволяло увидеть их лица и определить пол. Те заулюлюкали, но это было больше похоже на проклятья, чем на выкрики поддержки. А затем она посмотрела на Доминика и злобно зашипела совершенно по-змеиному. Приглядевшись к девушке получше, я поняла, что она – не человек и, вероятно, та, с кем мне придется сражаться. Присмотревшись получше, я поняла, что она должна принадлежать к какому-то змеиноподобному роду. Изучив энциклопедии Доминика, я узнала, что таких подвидов довольно много, не считая обычных нагов, которых я прежде не видела, но все же знала о них. Из энциклопедии же я узнала, что многие виды этой расы – безобидны. Они не имели практически никаких опасных умений, помимо базовой живучести и гибкости змей: многие не имели ядов, когтей и возможности оборачиваться. Порой, лишь клыки были их единственным оружием. Но были и те, кто был смертоносен во всем своем проявлении. Так и не определив, к какому именно подвиду она относится, не могла отделаться от мысли, что на фоне девушки, я в своих легких доспехах казалась более угрожающей, чем она. Брюнетка пыталась прикрыться руками и длинными волосами, то и дело вздрагивая от громких воплей с трибун, и с ненавистью смотрела только на одно существо – Доминика. Могла я ее за это винить? Нет. Напротив, я полностью разделяла ее чувство, и тем досаднее было, что нам обеим придется драться на радость этому монстру и его ублюдочным гостям. – Сегодня необычный бой, – уже по традиции заговорила Лирана с террасы, пока Доминик сидел с наклоненной головой и пустым взглядом, будто к чему-то прислушивался. – Хозяин решил сделать исключение ввиду необычного экземпляра, который впервые станет выступать на арене. – Гости в закрытых одеждах затихли, внимательно вслушиваясь в слова подручной Доминика. – Бой прекратиться либо со смертью одной из участниц, либо по завершении одной минуты, даже если обе сохранят свои жизни к тому моменту. После того, как прозвучит гонг, участницы должны прекратить бой. Это внезапно возмутило гостей, и они даже повысили голос, что, сильно не понравилось Доминику. Он поморщился, а затем прикрыл глаза и, как мне казалось… едва шевельнул пальцем, но двое самых громких гостей из двух десятков внезапно согнулись, а затем забились в судорогах, поднимая руки к тому месту, где должен быть рот. Их спутники испуганно запричитали, не в силах понять, что произошло с их друзьями, которых корежило от боли и шока. Они не кричали, но в гуле взволнованных и испуганных голосов, слышался булькающий звук. В следующее мгновение я видела, как по ткани, что прикрывала лица двух зрителей, расплываются темные пятна. Это заметили и остальные, и гул стал громче и тревожнее. Мельком взглянув на мою вынужденную противницу, я с удивлением обнаружила, что она довольно улыбается, пока смотрела на муки двух зрителей. Я также не была в восторге от тех, кто наслаждался устраиваемыми Домиником боями. Но все же мне было неприятно стать свидетелем подобной жестокости. Тем более, за такой невинный проступок, как нарушение мнимого покоя хозяина представления. Доминик вновь поморщился. – Тихо! – потребовала Лирана, и все замолчали. Один из пострадавших не выдержал и упал без чувств на руки своим друзьям, второй тихо стонал, проникнув руками под ткань и вытащив оттуда… нечто маленькое и окровавленное. Я не могла рассмотреть точнее, но предположение было. И оно было очевидным: двое из гостей лишились своего языка. Вновь осознавать не только жестокость, но и возможности Коллекционера было страшно. – Никто. Не смеет. Спорить. С хозяином, – отчеканила она, строго смотря на зрителей. – Решение принято, пусть начнется бой, – закончила она мысль и отошла за спину Доминика, покорно замерев на одном месте. Прозвучал гонг, как знак начала отсчета, и темноволосая девушка обернулась, коротко осмотрев меня с ног до головы. – Послушай, – боясь, что она меня банально не поймет, попыталась я до нее достучаться. – Это не нужно ни тебе, ни мне. Мы не обязаны тешить их извращенные пристрастия… – со всей искренностью обратилась я к невинной с виду девушке, в глазах которой почти увидела осознание. Но не успела порадоваться, что брюнетка меня поняла, как она внезапно широко оскалила змеиную пасть с выпирающими клыками и стала двигаться зигзагами с такой скоростью, что я едва уловила ее передвижения. Наверное, лишь на одних инстинктах я каким-то образом успела выставить блок мечом, и смертоносные когти прошлись не по моей шее, а по лезвию меча. Удар был такой силы, что меч у меня из рук выбило, а лезвие раскололось, рассыпаясь осколками по белому песку. Вибрация от выбитого оружия прошлась по моей руке, причиняя яркую вспышку боли, которая распространилась на плечо и ключицу, а меня саму отбросило в сторону. Правая кисть онемела, и ее свело судорогой. Рядом с осколками перед моим лицом упало и нечто другое, что, прокатившись по белоснежной поверхности, оставляло за собой бурую дорожку из капель крови: отрубленные пальцы с длинными, трехсантиметровыми когтями. Девушка за мной завизжала то ли от боли, то ли от ярости, обхватив свою изуродованную руку и в шоке смотря на нее. А затем перевела на меня полубезумный и убийственный взгляд измененных глаз. Всего в несколько мгновений миловидная девушка вытянулась и видоизменилась, и передо мной предстала ламия – полузмея на длинном и сильном хвосте, который поднял ее почти до трех метров. Само хрупкое тело и бледную кожу покрыли ороговевшие золотисто коричневые чешуйки, создавая естественную броню в самых уязвимых местах. А красивое лицо стало практически змеиной мордой, где половина человеческих черт исчезла, включая нос, уши и длинные волосы. Лысый череп также был покрыт роговыми пластинами, что вкупе с огромной, трансформированной змеиной пастью смотрелось чудовищно. Я была в таком шоке, что удивилась тому, как быстро перед моим мысленном взором промелькнуло воспоминание о главе в энциклопедии. Я знала эту расу и чем больше вспоминала о ней, тем отчетливее понимала, насколько обманчивой оказалась внешность ламии в начале. Учитывая, чем прославлялись эти твари из-за любви к крови и плоти наивных путников, что попадались им на пути и имели несчастье поверить в невинность данных существ в человеческом обличье. Но в основном ламии предпочитали детское мясо… Так же из энциклопедии я узнала, что этот вид истребляли. Даже тогда я посчитала вполне заслуженно. И вот передо мной представитель редкой, но смертоносной расы, в арсенале которой не только скорость, гибкость, непробиваемая чешуя и когти, но и ядовитые клыки. Их яд был необычайно смертелен и мог убить десятки человек всего одной каплей. И эта тварь сейчас была на меня зла. Очень зла. Вдруг забылась боль, а онемевшая рука нехотя, но подчинилась. Однако, мне это мало помогло, учитывая, что основного оружия я лишилась, а кинжалы в таком положении, в котором оказалась на песке я, было не вытащить. Мне не оставалось ничего, как перекатиться в сторону, избегая выпада ламии, которая вновь попыталась схватить меня когтями и укусить. Но, перекатившись, я не успела толком подняться, как была атакована сильным хвостом, который ударил меня по ногам, едва не выбив колено. Меня вновь отбросило в сторону, протащив по песку, а жалкая попытка быстро подняться после этого провалилась: нога не слушалась. В тот момент я не ощущала боли и лишь когда попыталась встать на ногу и та подкосилась, поняла, что лодыжка сломана, а из кожи торчит осколок кости. При таком раскладе, дела мои были хуже некуда. На стороне ламии был и длинный хвост, удар которого мог дробить кости, и резкий бросок верхней частью, на которой были еще семь когтистых пальца и оскаленная ядовитая пасть. Прыгать со сломанной ногой сложно, тем более, на длинные расстояния. Это все равно, что уползать от ягуара – так же бессмысленно. Казалось, выхода не было и, судя по взгляду ламии, она это также понимала, потому уже настроилась на победу и не стала торопиться убивать меня. У нее было еще примерно двадцать секунд, чтобы насладиться моими страданиями, страхом и беспомощностью, ощущая свой триумф. Это промедление стало ее ошибкой и моим спасением, как мне казалось тогда. Потому что так же резко я вспомнила, что в информации о ламиях были не только их сильные характеристики, но и слабости. Одну из таких писарь отметил как – зрение и обоняние. Он обозначил, что ламии, как и змеи, имели развитое обоняние, а вот зрение распознавало лишь тепло. При этом слух существ был очень слабым. Ламий можно было дезориентировать, замаскировав тепло и запах своего тела, что было очень затруднительно в моем положении из-за отсутствия хоть чего-то, что могло скрыть мое тепло и запах. Но как это могло помочь в моем случае? У меня оставалось два кинжала, а целей было три: два глаза и нос. Нужно было выбирать. И я выбрала. Учитывая, что до окончания срока боя оставались считанные секунды, мне было достаточно просто отвлечь тварь на это время. Однако, я была правшой. И именно эта рука пострадала, до конца не слушаясь, потому из двух кинжалов, свою цель настиг лишь один, попав полузмее в правую глазницу. Целилась я в левую, но женщина-змея успела дернуться, что, впрочем, ее не спасло. Ламия разъяренно зашипела и забилась из стороны в сторону, а толпа на трибунах вновь заулюлюкала, но теперь уже я не сомневалась, что поддерживали они меня. Воспользовавшись секундами, которые моя противница потратила на то, чтобы вытащить из окровавленной глазницы кинжал, я попыталась отползти как можно дальше. Ползком это было делать трудно, волоча за собой сломанную ногу, из которой щедро лилась кровь, что сил мне не прибавляло. Сердце у меня стучало так быстро, что только ускоряло кровоток, а, следовательно, и кровопотерю. Потому очередная попытка подняться на одну ногу с целью прыжками скрыться из поля зрения ламии закончилось лишь тем, что я повалилась на песок, сильнее подвернув и без того поврежденную ногу. Силы уходили, как и первоначальный шок. Дышать становилось очень трудно из-за песка, которого я успела наглотаться, и той боли, что раздирала все мое тело. Каждое движение превращалось в пытку, а секунды казались часами. Тем обиднее было понять, что, несмотря на мои мучения, я выкроила себе лишь несчастный десяток секунд, прежде чем ламия достаточно оправилась, чтобы вспомнить обо мне. Теперь медлить она не собиралась, и бросилась мне на спину. Я ощутила удар, что-то острое со скрежетом прошлось по спине, разрывая плоть, несмотря на доспех. Я перестала ощущать ноги, а следом мне в плечо впились и острые клыки, что парализовало меня окончательно. Мозг будто взорвался от ужасающей боли, которая казалась уколами тысячи раскаленных спиц, воткнутых прямо в голову. Последнее, что я услышала – было звуком гонга. ***