Я помнила, как проваливалась в пустоту и ненадолго выныривала в реальность. Я помню сны-кошмары, которые преследовали меня в темноте. В одном из таких снов я видела спящего худощавого мужчину, чья беловолосая голова покоилась на моих лодыжках. Я помню, как пожалела, что не могу отличить реальность от вымысла, и все переплелось. Это стало моей первой связной мыслью. А еще я видела фиолетовоглазую девочку. Ту самую, что была прикована цепями в пыточной. Я видела, как пронзительные фиалковые глаза смотрят на меня из тени комнаты. Но это так же не могло быть реальностью… А затем резко очнулась, ощутив, что захлебнулась воздухом, как водой, словно уснула в ванне. Закашлялась и тихо завыла, ощущая почти оглушающую боль, что пронзила каждую клеточку тела. – Я была почти уверена, что в этот раз ты не выкарабкаешься. Умеешь удивлять, для человека, ты излишне живучая, – сбоку от меня появилась Лирана и внимательно осмотрела меня. – Ноги чувствуешь? – уточнила она. – Не знаю. Болит все, – прохрипела я из последних сил, что едва не лишило меня чувств. – И холодно, – призналась я, ощущая, как меня лихорадит. К общей боли во всем теле прибавлялись и судороги. Высшая это никак не прокомментировала, а недовольно нахмурилась и подошла к изножью моей постели, а затем у меня на глазах отрастила на пальце коготь и всадила его мне в ступню. Я ожидаемо заорала от новой боли, а затем уже от той, что последовала из-за моей реакции. – Значит, чувствуешь, – подвела она итог, брезгливо вытирая палец о простыню. – Идешь на поправку. – Почему я выжила? Она укусила меня, – имея в виду ламию, прохрипела я, в изнеможении следя за высшей. Как бы я к ней ни относилась, и как бы она меня ни ненавидела, пока что Лирана была единственной, кто давал мне хоть какую-то внятную информацию, и к кому я могла себе позволить прислушаться. Она меня не любила, но была заинтересована в том, чтобы я выжила. На данный момент меня это устраивало. – Как бы знать? – помедлив, отозвалась Лирана. – По всей видимости, усилиями хозяина, ты стала устойчива к ядам. Даже к таким токсичным, как яд ламий. Впервые встречаюсь с подобным, – кажется, совершенно честно призналась Лирана, смотря на меня без особых эмоций, а затем неожиданно усмехнулась. – Впрочем, это многое расставляет по своим местам, в том числе и интерес Коллекционера к обычной человечке, как ты. Я все в догадках терялась, чего он с тобой возится, а тут… – То есть, ему нужна моя кровь? – У хозяина много увлечений. Различные редкие мутации и селекция рас с уникальными отличительными характеристиками и умениями – входит в их число, – пожала она плечами. – Но с такой устойчивостью к токсинам – ты первая. – «Селекция»? – переспросила я. – В том числе. И это не самое худшее, что может быть. Поверь, – скупо улыбнулись мне. – Пока что ты перенесла большую часть его коллекции ядов. Я судорожно сглотнула, вспомнив, что яд ламий наиболее токсичен непосредственно при укусе. В сцеженном виде он теряет многие свои свойства, хотя и был опасен. И даже это… все было так же описано в энциклопедии. А этот бой нужен был Доминику, как очередной эксперимент: смогу ли я пережить и укус ламий, или нет. Выжила. Проверку прошла. Можно экспериментировать дальше. Вопрос только в том, почему вместо того, чтобы просто кормить ядами и позволять кусать меня всяким тварям, он продолжает истязать меня всесторонне? К чему эти проверки с умением открывать замки, зачем ему мои знания рас? Просто для того, чтобы жизнь сказкой не казалась? И самый главный вопрос, что произойдет, когда он проверит на мне самый последний яд? Что-то мне подсказывало, что едва ли меня кто-то отпустит в свою естественную среду обитания. – Похоже, ты достаточно пришла в себя, – заметила Лирана, а затем строго приказала: – Поднимайся. Я пришла сюда по поручению хозяина. Он хочет тебя видеть. – Я не в настроении, – огрызнулась я, понимая, что мне даже дышать больно, не то, чтобы шевелиться или, тем более, идти. – Хорошая попытка, – зло усмехнулась женщина и подцепила меня за локоть, выдергивая из кровати. Я взвыла, явственно ощущая, как швы на моих ранах расходятся, а кровь пропитывает повязки. Особенно на спине… Сопротивляться не было никакой возможности, даже если бы могла, потому я решила даже не стараться, полностью повиснув на женщине. Раз ей так хочется – пусть тащит. Но вскоре я изменила свое мнение, учитывая, что Лирана церемониться со мной не собиралась. Не удивлюсь, что приказ меня доставить, она не восприняла с оговоркой «в целости». Потому пришлось через силу перебирать более или менее целой ногой, чтобы избегать столкновений с углами и ступеньками, об которые она меня прикладывала без зазрения совести. По обыкновению, меня привели в пыточную. Доминик уже был там, но вопреки моим опасениям, детей и искалеченных существ там не было. Зато была та самая ламия без одного глаза, на шее и руках которой были оковы, прикрепленные цепью к полу. При нашем появлении Доминик жутковато улыбнулся, а затем поднял взгляд, который наполнялся осознанностью, и весело поприветствовал: – А вот и Птаха. Я уже заждался. – Прошу прощения за задержку, но вынуждена пожаловаться на услуги доставки. Меня едва не добили в пути, – на фоне новых открытий и чувства праведной злости, иронизировала я. А вот Лирана сарказма не поняла и раздраженно скинула мою руку со своего плеча, позволяя повалиться на пол на подкошенных ногах. А учитывая, что одна из них у меня по-прежнему была сломана, то ожидать другого итога было просто бессмысленно. – Я смотрю, к тебе вернулась смелость и чувство иронии. «Слабоумие и отвага» – какая прелесть, – улыбнулся он радостно, нисколько не оскорбившись. А затем сокрушенно добавил: – А вот здоровье восстанавливаться не торопится… – посетовал он. – Слишком медленно. Твой организм не справляется. Надо помочь… – Странно для человека, верно? Правда, у меня есть несколько предположений, почему это может быть, – огрызнулась я, с трудом поднимаясь на четвереньки, но меня заметно зашатало, и я поспешила отбросить последние крохи гордости и разместиться на полу, как есть. Плевать. Я в ногах у этого ублюдка не только сидела, но уже и валялась, так что не привыкать. – Может, потому что ты травишь меня? Или, просто если допустить такую возможность, потому что меня на твоих глазах едва не выпотрошили, как поросенка? Боль никуда не делась и продолжила растекаться по венам, а кровь сочилась из ран с такой скоростью, что моя скудная одежда густо пропиталась ею, позволяя собираться каплям и падать на каменный пол. Еще немного и возле меня соберется немалая лужица. – Слишком дерзко и провокационно… – задумчиво прокомментировал мои высказывания Доминик. – Лирана, тебе хочется ее убить сейчас? – Максимально, – подтвердила Лирана, холодно поглядывая на меня с высоты своего роста. – Мне это не нравится, – обиженно поджал он губы, рассматривая меня, пока я выравнивала дыхание, ощущая, как это становится все сложнее сделать. – Сколько раз повторять, что нужно вести себя тихо? – наклонился он ко мне, вглядываясь в мое лицо. – Шансов выжить, если не привлекать к себе внимание – куда больше. Разве это не очевидно? – выпрямился Дом и с обидой поинтересовался у своей подручной. – Так и есть, господин. Я займусь этим, – предвосхищая его требование, покорно кивнула она. – Зачем я здесь? Решил увеличить дозу яда? – хрипела я и едва удержалась на руке, локоть которой подкосился, но в последний момент я выпрямила руку и удержалась в сидячем положении. – О, ты, наконец, стала смекать… – хихикнул он, а затем резко прекратил, словно и не было этого веселья. – Я хочу, чтобы ты убила ламию. – Что?! – не поверила я своим ушам. Ламия, кажется, тоже, потому что вздрогнула и зашипела отчаянно и яростно. – Она нарушила условия, – спокойно пояснил Дом. – Как только прозвучал гонг, гремучка не прекратила атаку. – Но она победила меня, – не понимая его мотивов, напомнила я, запоздало осознав, что пытаюсь выгородить свою почти что убийцу. – На момент гонга, как и сейчас, ты жива, – заметил он очевидное. – Я считаю это нарушением правил. А я не люблю, когда мои правила нарушаются. Убей ее, – вновь потребовал он, а напротив моего лица опустилось лезвие кинжала, который мне протянула Лирана. – Почему я? – запаниковала я. – Если ты хочешь ее смерти, убей сам. Или прикажи Лиране! – Я хочу, чтобы это сделала ты. Убей, – бескомпромиссно потребовал он. – Я… я не хочу! Не могу! – Она бы убила тебя, даже не задумываясь. И почти сделала это, – напомнили мне, равнодушно пожав плечами. – Разве ты не желаешь отомстить? – Я не хочу никого убивать! Я не буду, ясно? – выкрикнула я и из последних сил оттолкнула предложенный кинжал. – Я – не ты и не твои мясники! Убивать беззащитного и скованного человека – низко и бесчеловечно! – Она – не человек. Я тоже, – так же заметил Дом очевидное. – Однако, я уже решил, что хочу ее смерти. И хочу, чтобы ее убила именно ты. Меня удручает, что мне приходится повторяться. Люди такие… ущербные: слишком хрупкие и глупые, чтобы обучаться быстро и эффективно, – пожаловался хозяин моей негостеприимной тюрьмы. – Я не стану этого делать. Убивай меня, если хочешь! Мне все равно немного осталось! Хоть избавишь меня от последних минут в твоем обществе и ускоришь процесс. – Твое упрямство и желание умирать меня огорчают, – расстроился мужчина, а я приготовилась к физическому наказанию. Не от Дома, так от Лираны. Разницы это все равно не имело. Я была уверена, что мне хватит и одного удара, чтобы скончаться, и предвосхищала этот момент. Однако, наказали не меня. Доминик, не отрывая заледеневшего взгляда от моего лица, склонил голову, а затем пошевелил пальцами на опущенной по шву руке. И пыточную наполнил душераздирающий вой ламии. Вой, переходящий в шипение был нестерпимым, отчего захотелось зажать уши, но сил не было даже на это. И единственное, что я могла: это наблюдать, как тело змеелюдки корежит. Звук ломающихся костей и лопающихся мышц сливался с криком агонии. Вначале я увидела, как одновременно обе ступни и кисти провернулись на триста шестьдесят градусов, затем тоже самое произошло с костями предплечий и лодыжек. Переломы были просто чудовищными кровавыми и неимоверно жестокими в своем проявлении. – Хватит! Не мучай ее, остановись! Дом! – попыталась я перекричать змеелюдку, но Доминик меня будто не слышал. Лирана зафиксировала меня на месте, не позволяя даже пошевелиться и хоть как-то отвлечь жестокого высшего. Следом последовали колени-локти, плечи-бедра, таз-ключица, ребра… и только в самый последний момент, когда зверски измученная и окровавленная девушка, в которой практически не оставалось целых костей, уже просто не могла кричать, а только хрипела и пускала кровавые пузыри изо рта, Доминик сжалился и свернул ей шею, закончив тем самым мучительную минуту. Более ничем не удерживаемое, тело ламии упало бесформенной и истерзанной грудой, что истекала кровью из многочисленных ран на теле, из которого всюду торчали белые обломки костей. – Теперь ты довольна? – прервал мой шок и онемение голос Доминика. – Сегодня ты была крайне жестока к этому существу. Быть может, в следующий раз, прежде чем упрямиться, ты будешь более милосердна к беднягам. Больше Доминик ничего не сказал, а Лирана, потащила меня обратно в мою комнату. Я даже не помнила обратного пути, так как мысли все еще заполнял чудовищный образ обезображенного тела и звенящие в ушах эхо душераздирающего крика. Осознала я себя лишь тогда, когда почувствовала холод и заметила странное движение сбоку. Опустив взгляд, я поняла, что сижу на своей постели, что уже было странным. Я сижу. У меня есть на это силы, а кровь с меня больше не сочится и умирать я уже н собиралась… Не успела я этому удивиться, как увидела рядом со мной небольшую книгу в скромной, даже невзрачной оплетке. Удивленно моргнула и попыталась вспомнить, была ли она в моей комнате до Арены? Выходило, что нет. Быть может, после нее? Но Лирана непременно заметила бы ее. Может, она мне ее и подложила? С осторожностью и опаской коснулась корешка, и ничего не произошло: током не ударило, боли не ощутила… Вновь почудилось движение, и я вскинула взгляд, чтобы заметить невысокую тень, которая скрылась в углу, буквально растворяясь в затемнении. Лишь в последний момент фигура обернулась, и я увидела яркие фиолетовые глаза, моментально узнавая девочку из пыточной и моих снов. Снов ли? Поняв, что я ее заметила, она опустила взгляд на книгу, а затем приложила палец к губам и исчезла. Призрак? Или она все же выжила? После этого в растерянности посмотрела на книгу, которая могла быть подкинута мне вовсе не Лираной. Пролистав несколько страниц, я поняла, что это такая же энциклопедия по расам, как и те, что изучала ранее, но автор был другим, что стало понятно по манере письма и едва разборчивому почерку, словно кто-то записывал второпях. А подписывался автор заглавной буквой «А». Разочарование почти поглотило меня, как на одной из пролистываемых страниц я нашла подзаголовок расы: «Высшие». *** Мне позволили отлежаться несколько дней, за которые я не расставалась с нежданным подарком от девочки, которую больше не видела. Фани. Так ее назвал Доминик в тот день. Правда ли ее так зовут? И к какой расе она относилась, понять я не могла. Слишком мало информации, а переноситься и растворяться в пространстве могли многие. Потому решила пока что называть ее именно Фани, тем более, в прошлый раз на обращение Дома, она, кажется, отреагировала. Впрочем, помня о его любви давать людям прозвища, нельзя быть в чем-то уверенной. К сожалению, из энциклопедии неизвестного мне «А» выяснить удалось не так уж много, учитывая, что половины страниц в этом… скорее все же дневнике, не хватало. Я узнала о некоторых умениях высших, прониклась пониманием, что это за существа. И тем страшнее было осознавать, что по некоторым меркам Доминика по могуществу можно было прировнять ко многим богам пантеона моего мира. У высших практически не было никаких слабых мест, ибо эти жестокие существа еще в младенчестве проходят строгий контроль. И остаются в живых лишь… идеальные представители. Учитывая, что размножение высших допускалось исключительно внутри расы, то такая расточительность и выборочность сказывалась на численности высших самым худшим образом. Так же была небольшая пометка, что главный совет старейшин высших находится в поисках решения проблемы, но, пока что – тщетно. Но помимо вырождения расы, в числе слабых мест упоминался один момент: в строгом своде правил, которым высшие следовали неукоснительно, был пункт, который не поддавался логике этой рациональной расы. Выбор пары, который заключался исключительно на добровольной основе, и сама пара выбирала высшего, совершив жест добровольной близости, после которого, по законам свода правил, у Доминика не оставалось других вариантов, как смириться со своей судьбой. Пожалуй, это был самый иррациональный способ для тех, кто привык во всем искать исключительно выгоду и исключать любой намек на «неправильное» потомство. С очередным витком отчаяния я вчитывалась в графу о парах этих страшных, рациональных до мозга костей существ, которые полагаются не на эмоции, а исключительно на разум. Так я узнала, что Доминик меня ненавидит. Вероятно, жгуче, яростно и неистово. Ненавидит так, как может ненавидеть тот, кому были неведомы эмоции долгое время: раз и навсегда, как бы парадоксально это ни звучало. Высшие не могли, а может, просто забыли, какого это совмещать разум и эмоции, отказавшись от последнего. Потому, если чувства изредка возникали в том, что когда-то было душой, высшие более никогда не меняли своего мнения, потому что второй случай возникновения какой-то эмоции был столь низок, что мог и вовсе никогда не случиться. А мне не посчастливилось вызвать у, вероятно, одного из древнейших и сумасшедших высших эмоцию. Настоящую, не имитацию, коими он любит себя тешить, а ту, что возникает раз и… в его случае – навсегда. Я обрекла его на себя. В тот самый момент, когда по глупости, ведомая лишь одними переживаниями и подростковыми эмоциями, поцеловала мужчину, сама того не понимая, вынудив его признать меня «своей». Он меня не любил, а искренне и, как ни больно это признавать, справедливо ненавидел, но избавиться уже не мог. Так же, как не мог и собственноручно убить. Его сущность этого не позволяла, что, вероятно, яростно бесило высшего, который оказался связан с… человеком. По всей видимости, именно поэтому и возникли все эти испытания и проверки меня на прочность. Он просто мстил: жестоко, извращенно и убийственно, надеясь и одновременно страшась моей смерти, которую желал всем своим существом, но не мог себе позволить. А еще так же ждал, что его возненавижу я. Чтобы хоть отчасти поняла, какого приходится ему: терпеть и ненавидеть одновременно того, кого хочется убить, но нет возможности. И я понимала, пусть он в это и не верил. Понимала…