Доминик не разочаровал и отреагировал самым непредсказуемым образом: он просто забыл обо мне. Молча, он обернулся к клетке с мальчиком-полукровкой и некоторое время посверлил притаившегося гибрида взглядом. Чему-то улыбнулся, а затем комнату оглушил скрежет металла и, подчиняясь воле высшего, клетка с мужчиной, которого приволок Демьян, пересекла комнату и остановилась вплотную к месту заточения мальчика, так, что их прутья соприкасались. Растерянно и заинтригованно следила за происходящим, так же, как и не понимал происходящего истощенный пленник непонятной мне расы, который вжался в противоположный угол клетки, чтобы дистанцироваться от тени, которая таила в себе опасность в лице полукровки. Какое-то время было слышно лишь учащенное и взволнованное дыхание мужчины, который старался не шевелиться. Но ничего не происходило, и он рискнул посмотреть на Доминика, в надежде понять происходящее. Доминик чего-то ждал и совершенно не обращал внимания на пленника, сосредоточившись на тени, которая наверняка не стала препятствием для его зрения. В отличие от него, я не могла видеть сквозь тьму, хотя и ощущала чужое тепло, потому нахмурилась, когда Доминик вновь довольно усмехнулся и произнес: – Сегодня уже значительно лучше. Я доволен. Перейдем на другой уровень, – щелкнул он пальцами, и в клетке пленника раздался крик боли и шока, а между прутьев на пол провалилось что-то небольшое и окрашенное кровью. Спустя мгновение, я поняла, что это – оторванный палец с частью ладони. Судорожно вздохнула и вновь посмотрела на Доминика, боясь, что это очередной жестокий урок, которым он хочет чего-то от меня добиться. Но высший был невозмутим и смотрел исключительно на клетку мальчика, в котором стали происходить изменения. Помимо стонов и рыданий боли искалеченного пленника, от которого стало нести кровью, зазвенели цепи, и раздалось шипение. Оно, то усиливалось, то резко обрывалось, словно мальчик пытался себя заставить замолчать, но спустя несколько секунд безуспешной борьбы, в прутья клетки, как и несколько минут назад, врезалось разъяренное и обезумевшее от жажды тельце измененного существа, который напоминал ребенка лишь отдаленно. Несмотря на заговоренные прутья и боль, малец не мог остановиться и врезался в прутья с упрямством и помутнением. Врезался, выл и скулил от боли, падал, а после поднимался и продолжал все то же самое с заведомо печальным итогом. Доминик с научным интересом наблюдал за происходящим, и ни один мускул на его лице не дрогнул. Было невозможно понять, доволен он увиденным или же расстроен. Но что-то мне подсказывало на подсознательным уровне, что Дом ожидал данного итога. Однако и остановить происходящего не пытался. И помочь я ничем не могла. Но и наблюдать происходящее у меня не было никакого желания, несмотря на необходимость поговорить с Домиником. Сейчас был неподходящий момент, а мне следовало обработать все еще кровоточащую рану на руке после схватки с Демьяном. Ребра уже не болели, а вот рука не давала покоя, и это нужно было решить в скором времени, потому что кровь не останавливалась. Стараясь не производить шума, я поднялась на ноги, ощущая легкое головокружение, а после произнесла: – Я бы хотела поговорить с тобой, как освободишься. Надеюсь, ты найдешь для меня время. – И даже не станешь просить оставить ребенка в покое? Эти три года тебя ожесточили, Птаха, – хмыкнул Доминик, даже не обернувшись на меня. – А есть смысл просить? – зло усмехнулась я в ответ. Тот повременил с ответом, слегка повернул на меня голову, а после вновь отвернулся и коротко ответил: – Нет. – Я так и думала, – кивнула я нервно, зажимая ладонью рану, и сглотнула подступившую от боли тошноту. – Я знаю, что ты делаешь. Гэврил рассказывал, что молодняк – неподконтролен и кровожаден. Ты учишь его контролировать жажду, – поделилась я своим предположением, но ни одобрения, ни опровержения не дождалась, словно ему было совершенно все равно на то, что я могу думать. Потому я сдалась: – Я буду в своей комнате. Сделала шаг в сторону двери, но что-то ударилось мне под колени, и я повалилась назад. Падала недолго. Выяснилось, что по ногам ударил стул, который протащил меня к хирургическому столу. Руки, подчиняясь чужой воле, опустились на столешницу, фиксируя меня на месте не хуже кандалов. Несмотря на жалкую попытку вырваться, поняла, что это бесполезно и расслабилась, посмотрев на высшего, который скучающе окинул клетку с уже обессиленным, но не сдающимся ребенком взглядом, а после медленно обернулся ко мне и неторопливым шагом приблизился к столу. Не удостоив мое лицо даже взглядом, Дом подманил к себе стул, опустился на него напротив меня, а после обхватил когтистой ладонью мое запястье и порвал рукав на раненной руке. Бескомпромиссно стянул окровавленную повязку, а после внимательно и равнодушно осмотрел порванные края прежде сшитой раны. Шумно дыша, я ждала продолжения, безуспешно надеясь понять мужчину, но тот молча взял близ лежащий скальпель и стал срывать сяжки. Несмотря на боль и жжение и запретила себе даже вздрагивать и смиренно терпела, позволяя высшему поиграть в лекаря. Казалось, его нисколько не смущало ни напряженное молчание, ни стоны мужчины с искалеченной рукой, ни хрипы и удары об клетку почти обессиленного мальчика. Доминик сосредоточенно вытащил из раны все нити, очистил края все тем же скальпелем, а после подманил к себе магией хирургическую иглу и плотные нити. А после, не спрашивая моего мнения, стал зашивать, не торопясь, скрупулёзно, методично, кажется, даже напевая себе под нос. – Зачем ты это делаешь? – не выдержала я. – Ты не должна позволять своей крови проливаться. Не в моем доме. Слишком много опасностей. Твоя кровь может стать серьезным испытанием для многих здешних жителей. Разбираться с твоими стычками с ними у меня нет никакого желания, – холодно произнес он. – Прежде тебя это не беспокоило, – напомнила в глупой надежде, что хотя бы это заставит его проявить хоть какую-то эмоцию. Но ошиблась. – Прежде было иначе. Ты была человеком. Сейчас все поменялось, – так же равнодушно ответил он, а после зафиксировал последний стяжек, порвал нитку и отстранился. Напряжение на мои плечи ослабилось, и я поняла, что могу встать. – Поздравляю с первым шрамом в этой жизни. А теперь уходи. У меня нет на тебя времени. Разговора не будет. – Почему? – отвлеклась я от разглядываний ровного и аккуратного шва… такого знакомого. Такими было покрыто мое тело во времена моего проживания у Дома в прошлом после каждой схватки, с которой меня вытаскивали едва живую, а после лечили, чтобы начать все заново. Так много раз, когда я просыпалась в своей комнате с невыносимой болью во всем теле. Каждое такое пробуждение сопровождалось новыми аккуратно зашитыми ранами, от которых, хоть и оставались шрамы, но они были минимальными. Пока после перерождения они не исчезли окончательно, не оставляя и намека пережитое на моем теле. – Он ничего не изменит. Только отнимет время. Это… иррационально, – безразлично отозвался он, что меня не устроило. Внезапно поднялся такой гнев и обида, которых я уже и не могла припомнить, ограничиваясь болью и ненавистью. Наверное, поэтому не смогла вовремя определить эти эмоции и остановиться, хотя следовало бы. Чтобы он ни сказал, едва ли это изменит все, через что я прошла. Подобному нет оправдания. Такое невозможно простить. В этом он прав. Разговор не исправит прошлого. Но может помочь понять будущее… Глупая, безнадежная мечта, которая преследовала меня с детства, вынудила настоять сейчас. Я по-прежнему мечтала понять этого странного мужчину. Хотя бы отчасти. Я хотела понять, что заставило его так резко измениться, а после, несмотря на ненависть и злость, отпустить и… спасти сейчас. – Ты не прав. Это важно, – произнесла я холодно и сдавленно из-за напряженного горла, в котором образовался ком. – Не для меня, – не удостоив даже взглядом, ответил Дом. – Но для меня – важно! – не согласилась я, сделав решительный шаг в его сторону. – Ты не можешь отказать мне в этом. Я не прошу извинений, потому что знаю, что ты не сожалеешь. Я не прошу оправданий, потому что это – бессмысленно. Но я достойна знать правду. – А с чего ты решила, что ты ее не знаешь? – Все, что я знала, за последний день подверглось сомнению. – Да, Тори – бывает болтливой. Наверное, стоило поддержать Дэма и наказать его жену, – задумчиво произнес он, но затем отвлекся. – Я это обдумаю. А пока довольствуйся тем, что у тебя есть, Птаха. У тебя есть два варианта: смириться с той версией, которая была у тебя все эти годы, а вторая – додумать все сама. Полученной сегодня информации должно быть доволь… – Нет! – рявкнула я. – Хватит! Мне надоело додумывать! Однажды я совершила ошибку, не задав тебе важные вопросы, и это обернулось для нас обоих катастрофой. Это стоило мне лет жизни в страхе и боли! Это выжгло все мои эмоции кроме ненависти! И… и теперь я узнаю, что все это – искусственно. Я была марионеткой в твоих руках. Я делала и чувствовала все то, чего желал ты. И теперь я хочу знать, для чего все это было нужно! Я хочу знать, почему я лишилась дома, семьи и… друга, – чувствуя, как меня затрясло от нервов в преддверии истерики, прошипела я сквозь зубы со злостью, от которой полетела слюна. – Ты ломал меня и заставлял тебя ненавидеть, а после и убил, только ради того, чтобы отпустить. Но спустя три года что-то изменилось, и ты появился вновь. Зачем? Для чего все это было нужно?! – закричала я из последних сил и судорожно вздохнула, так как высший был невозмутим и по-прежнему не смотрел на меня. – Прошу тебя… – едва слышно выдохнула я. – Ник, – позвала я прозвищем, которое оставалось в прошлом, и увидела, как мужчина вздрогнул. – Прошу. Это важно. Для меня это важно, как никогда. Я больше не могу жить с этой болью и ненавистью. Они… они разъедают меня изнутри. – Ты недостаточно ненавидишь. Ненависти слишком мало… – ответил он задумчиво и, как будто с сожалением. – Я поторопился. Нужно было стараться больше… – Больше для чего? Чтобы я больше тебя ненавидела? – Да. Это моя вина… – бормотал он себе под нос, смотря в одну точку. – Ник! – прикрикнула я, привлекая его внимание, и он посмотрел на меня своими желтыми глазами в которых я видела… сожаление. – Мне это нужно. Пожалуйста… – Тебе будет только больнее, – предупредил он. – Ты научил меня терпеть боль, – нехотя призналась я. – Ты сделал меня сильнее. Я справлюсь. Но я хочу знать правду. Доминик смерил меня усталым взглядом, в котором угадывалась задумчивость. Через несколько секунд он нахмурился, словно вывод его раздумий ему не понравился, и я уже приготовилась к тому, что он откажет, но Дом отвернулся от меня, а после произнес: – Полагаю, Тори успела рассказать о том, что я нахожусь со своими соплеменниками в состоянии конфронтации, – не спрашивал, а утверждал он, потому отвечать я не стала, боясь даже дышать, дабы не сбить его желание пооткровенничать. – Ситуация обострялась постепенно, на протяжении многих столетий, пока несколько лет назад не накалилась до предела, и меня объявили персоной нон грата. – Почему это произошло? Что стало последней каплей? – задала я вопрос на свой страх и риск, потому что Доминик погрузился в свои мысли, вновь забыв обо мне, а может и теме нашего обсуждения. Он молчал, отчего в помещении были слышны лишь хрипы обессиленного мальчика, который больше не пытался выбить своим телом клетку, а пленник потерял сознание, и слышался только вязкий удар густых капель крови об пол с его руки. Доминик посмотрел на меня, словно не понял вопроса, а после с таким же удивленным видом ответил: – Ты, – поднял он брови с видом, словно вопрос его поразил своей наивностью и глупостью. На мгновение даже подумала, что я действительно приношу ему одни беспокойства, но затем опомнилась. – Ты убила высшую, и это стало долгожданной возможностью для совета потребовать у меня твоей выдачи. Я отказался, – пожал он плечами. – Потому что… потому что ты привязан ко мне, как к паре? – сглотнула я ком в горле. – Именно. Это было решающим основанием, чтобы вступить с советом в открытый конфликт. Из-за данного ограничения я не могу допустить твоей смерти. А они убьют. Убьют определенно и окончательно, – тоном, не терпящим возражений, прокомментировал Дом, что заставило меня вздрогнуть и посмотреть на мою больную, хоть и зашитую руку, как подтверждение, что я - уязвима. – Но не только это стало причиной. – Это они охотились за мной и выдавали для моего убийства керамбиты? – Ты про когти фениксов? – безразлично уточнил Доминик, поразив этим откровением. Увидев на моем лице шок, мужчина приподнял руку и шевельнул пальцами и из ближайшего оружейного шкафа появились керамбиты в количестве двух штук. Вероятно, те самые, с которыми прибыла в Эдем я. Сейчас, с новой информацией, я внимательнее вглядывалась в грозное оружие и улавливала черты и форму, соответствующие огромным когтям, вероятно, вселяющих ужас своими размерами существ, к которым мне не повезло быть причастной. – Да, так и было. Единственный материал, который смертелен абсолютно для всех живых существ. В том числе, и самих фениксов. На самом деле, это – единственная вещь, которая может тебя убить. Теперь, когда ты уже успела переродиться, – кивнул он, деловито осмотрев висящее в воздухе оружие, а после определил его на ближайший стол. – Зачем им моя смерть? Только из-за того, что я убила высшую? – не поверила я. – Неправильно мыслишь, – хохотнул он. – Ты нужна им по той же причине, зачем был нужен твой отец… Просто прежде, чем они успели сообразить, кто им нужен, я их опередил, а затем женился на своей паре. По закону, они не могли требовать пару высшего, что не мешало им пытаться убить тебя исподтишка. Но все изменилось, когда они узнали о смерти Лираны. Совет ухватился за эту возможность. – Как они узнали? – нахмурилась я и поморщилась от внезапно нахлынувших в мыслях образов и голоса. Расширила глаза, а после добавила: – Лирана приняла мой облик. Она стала мной. Даже брачную метку хотела отнять, для чего и убила… – И это сработало, – согласился Доминик, нисколько не удивившись моим откровениям, что подтверждало его знание произошедшего и, возможно, курирования самого процесса, на что так однозначно указал Демьян. – Пока ты себя не выдала, – жёстче добавил он и посмотрел мне в лицо с укором. – Ты стала привлекать внимание и совать свой нос в дела, которые тебя касаться были не должны. Ты стала вынюхивать про высших и фениксов, – постепенно переходя на рычание от злости, укорял он меня, наступая, пока я нервно отступала, ощущая поднимающуюся панику и страх. – Ты должна была затаиться. Таш не уследил, а ты потеряла страх быть пойманной мной. Ты боялась меня недостаточно и пошла на риск. И он стал фатальным, – вынудив меня вжаться в стену, шипел мне в лицо видоизмененный Доминик. Монстр просверлил меня черно-желтыми глазами, а после внезапно успокоился и отступил. – Ты вновь все испортила. Опять, – печально вздохнул он, отвернувшись от меня, словно ему было тошно смотреть мне в лицо. А я, к своему стыду, ощутила укол вины, почувствовала злость за эту слабость и холодно произнесла: – Ты действительно думал, что я просто залягу в нору и буду трястись от страха перед тобой? Ты будешь винить меня за то, что я хотела защититься от тебя? – едва не прокричала я, сжимая кулаки от ярости. – Это ты и только ты учил меня собирать информацию, чтобы знать противника, чтобы иметь преимущество и знать его слабые стороны. Только ты виноват в том, какой я стала! – сорвалась я, ощущая, как глаза защипало от слез бессильной злости. – Ты недостаточно боялась меня. Ненависти было слишком мало. Я поторопился… – словно не слыша меня, бормотал он. – Теперь это уже не имеет значения, – смиренно вздохнул он. – Это – бессмысленно… – покачала я головой и обхватила виски руками, в надежде прояснить мысли. – Это не имеет никакого смысла, – более уверенно повторила я и осмелилась посмотреть на мужскую фигуру, который был занят лишь собственными мыслями. Потому повысила голос, привлекая внимание: – Если ты не хотел моей смерти, все твои действия нелогичны! Ты буквально вынудил меня ненавидеть тебя и убежать из-под твоей защиты. Из-за этого умерла Лирана, а я дала совету законный повод для моего убийства! – обвинила я его. – Ты… – начала я и задохнулась от волнения. – Зачем все это было, Дом? – поникшим голосом спросила я у притихшего мужчины. – Зачем эти годы издевательств и боли? – Чтобы ты выжила. – Если бы ты этого хотел, мог просто… ты мог просто быть рядом, – всхлипнула я. – Эта ненависть ни к чему не привела! Она только ухудшила ситуацию, теперь мы все в опасности из-за того, что ты не объяснил мне ситуацию! Теперь мы на той стадии, как до моего мнимого побега! Неужели твоя обида за тот поцелуй стоила этого риска? – обошла я его, чтобы посмотреть в посеревшее и осунувшееся лицо. – Ты умрешь. Ты всегда умираешь… – не поднимая на меня глаз, произнес он. – Он убивает тебя. Чтобы я ни делал, он тебя убивает… Ничто не помогает… – Кто? – растерялась я. Мужчина вновь что-то забормотал, а я не выдержала и схватила Дома за лацканы его потрепанного сюртука и тряхнула мужчину, со злобой потребовав: – Ответь! Меня оттолкнули вроде бы небрежным жестом, но я отлетела на несколько метров и несколько раз перекатилась по полу, прежде чем затормозила у противоположной стены, ударившись спиной и плечом. Сустав вновь выбило, все еще не зажившие ребра затрещали с новой силой и я застонала сквозь зубы. Взявшись за больную руку, поморщилась, вновь всхлипнула и с трудом села на месте, зло посмотрев на резко возмужавшего и сконцентрированного Доминика, который… закрылся. – Хочешь знать, зачем все это было нужно? – спросил он с угрозой и, не дожидаясь моего ответа, холодно согласился: – Так и быть. Но после этого я не желаю тебя видеть, – предупредил он и, заложив руки за спину, стал расхаживать из стороны в сторону прогулочным шагом. – Ты, как и многие, называют меня «Коллекционером», но никто в точности не может сказать, в чем заключается моя коллекция, – деловито произнес он, скосив на меня неприязненный взгляд. – Я увлекаюсь оружием и горжусь своей обширной коллекцией. Особенно некоторыми экземплярами. Есть несколько видов: огнестрельное, холодное, биологическое, химическое, магическое и… живое, – склонил Доминик голову к плечу, пока я судорожно дышала от вставшего на место сустава, а затем приблизился и сел передо мной на корточки, чтобы с нежностью прикоснуться к моему подбородку и с грустью произнести: – Ты должна была стать жемчужиной моей коллекции, – печально улыбнулся он на мой пораженный взгляд. – Я понял это, когда впервые увидел. Последняя из живущих и инициированных фениксов, способных к обращению, – хмыкнул он, а затем поднялся на ноги и отошел в сторону, чтобы сесть в металлическое кресло и вальяжно закинуть ногу на ногу. – Я знал, что нужно делать. Ты стала той деталью, которая должна была помочь в моем плане в борьбе с советом. Идеальное и смертоносное оружие, способное к возрождению… При должном обучении, ты была бы невероятна и кровожадна… Восхитительный коктейль для первородной огненной стихии, – мечтательно добавил он. Мужчина замолчал, словно давал мне возможность осмыслить услышанное, и это… было важно. Потому что все вновь вставало с ног на голову, а мой мир перевернулся. – А после я увидел твою смерть, – добавил он негромко, подтверждая то, что действительно может видеть будущее. – Это стало ударом и подвергало опасности мой план. Нужно было его срочно менять. Я знал, что твой пока неявный потенциал вскоре станет заметен и совету, и после неудачи с жертвоприношением не инициированного феникса, они обратят внимание на тебя. Терять настолько бездарным образом подобное сокровище, как ты, в угоду их прихоти я не мог позволить и должен был поспешить скорректировать план. Мне нужно было время и твоя преданность, – жестко и жестоко произнес он, охарактеризовав нашу «дружбу», как очередную манипуляцию, холодно и открыто посмотрев мне в глаза. На глаза вновь набежали слезы, но болезненным усилием воли я заставила себя их сморгнуть и до дрожи сцепила челюсти, смотря на мужчину перед собой. – И все шло хорошо, пока ты все не испортила, – добавил Дом безжалостным тоном. – Ты влюбилась и совершила ошибку, которая стоила нам обоим свободы, – не скрывая злости и укора, произнес высший, своими словами причиняя боль не хуже хлестких пощечин. – Все вновь рушилось, и пришлось подстраиваться под новые условия. Понаблюдав за мной, он внезапно добавил: – Моя вина в том также была. Я был слишком увлечен своим планом и его реализацией, чтобы заметить и купировать первые признаки твоей влюбленности. В свое оправдание… должен сказать, что и не подозревал, будто меня можно полюбить… – Сама до сих пор не могу в это поверить… Я думала, что заболела. Душевно, – сыронизировала я, но мужчина иронии не понял: