Часть 24 из 38 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Не может быть, – воскликнул поэт, – вы меня разыгрываете! Его в самом деле носил Пушкин? И Тургенев? И Маяковский?
– Да! Возвышенно говоря, он хранит тепло их рук. И обладание им ко многому обязывает. Так что теперь вам придется, товарищ Твардовский, быть достойным великой памяти вышеперечисленных авторов. Берите же!
Очень осторожно студент еще раз рассмотрел с разных сторон перстень, пробормотал:
– Носить его на руке, конечно, недостойно комсомольца и советского студента – но я все равно не расстанусь с ним, – и сунул в карман брюк.
– Удачи, Александр Трифонович. – Чекист потрепал поэта по плечу.
– Можно узнать, кто вы? И кто, на каком уровне принял решение о присуждении мне перстня?
– Нет, этого знать вам совершенно не надобно, – покачал головой Яков Саулович и пошел вдоль по Стромынке в сторону метро.
…То, что Агранов избавился от перстня и подарил его лучшему на тот момент поэту в Союзе (по его мнению), никак не сказалось в положительную сторону на его дальнейшей судьбе.
Вскоре, в июле 1937 года, он был арестован.
Осужден и ранним утром 21 августа 1938 года расстрелян.
В 2013 году в посмертной реабилитации ему было отказано.
Наши дни
Офис адвоката располагался неподалеку от Кремля – на Большой Никитской. Мест для парковки, несмотря на сумасшедшие цены, поблизости не нашлось. Пришлось свернуть в Газетный переулок и доехать почти до Тверской – а потом возвращаться пешком. Навстречу спешила деловая центровая столица: менагеры в дорогих галстучках и ботинках, инста-блогерши с искусственно надутыми губками, разносчики еды в желтой или зеленой униформе с коробами-холодильниками, на велосипедах.
Геометка указывала на старый доходный дом. Четвертый этаж без лифта. Квартира, некогда бывшая барской, а потом наверняка коммунальная. Теперь для нее началась третья жизнь – офисная. В одной из комнат прорубили стену и организовали приемную. Там царила очаровательная юная секретарша.
Богоявленскому подумалось, как с годами (и сменой эпох) мигрируют красивые девушки. Они всегда первыми, лучше прочих чувствуют ветер времени, перетекая туда, где деньги, слава и возможности. Когда он начинал, в конце восьмидесятых, все они были там же, где он: в редакциях – «Огонька», «Смены», «Московских новостей». Служили секретаршами, машинистками, учетчицами писем.
В девяностые красавицы плавно переместились в банки.
Потом – на модельные подиумы и презентации.
А сейчас они царят, невидимые живому глазу, в виртуальном мире – приплясывают, меряют купальники и нежатся в них, полуголенькие, под тропическим солнцем.
Секретарша в адвокатской конторе оказалась в реале чудо как хороша: видимо, мулатка, дочка азиата и русской. Прямо глаз не отвести от скуластого лица, узких бровей вразлет и голубых глаз. «Значит, – подумалось, – юриспруденция сейчас на пике».
– Артем Игоревич ждет вас, – пропела она и проводила поэта до высокой барской двери в комнату с лепниной.
Адвокат поднялся из-за стола. Горячо жал руку, усадил на диван за чайный столик.
– Что у вас новенького? – спросил он прежде всего.
Богоявленский колебался: говорить ли о письме с «домашним порно» в исполнении Грузинцева и Кристины? Откровенно говоря, неловко было. Но, с другой стороны, видео разослали непосредственно после убийства. И, возможно, – вследствие его.
Зачем некто это сделал? Хотел скомпрометировать убитого актера? Или девушку? Возжелал бросить на Кристи тень подозрения?
Так или иначе, поэт все-таки счел: надо поведать.
Рассказал о письме и о том, что получили его как минимум еще двое: сама Кристина и ее бывший муж.
– Покажите, что там, – потребовал стряпчий.
Поэт нехотя, скрепя сердце, попытался открыть файл – но тот, слава богу, не загрузился.
– У нас тут бывают перебои с интернетом, – пояснил защитник, – что вы хотите, Кремль близко. Вы мне его перекиньте, пожалуйста, по почте.
– Может быть, возможно выяснить, кто его послал? – предположил Богоявленский. – Электронный адрес явно одноразовый, но вдруг получится установить ай-пи-адрес отправителя?
Стряпчий сморщился, словно уксусу выпил.
– Были в моей практике подобные потуги. Боюсь, что вряд ли удастся на злоумышленника выйти. Но я попытаюсь, поговорю с компьютерщиками… Надо изучить тему… Однако я пригласил вас по другому поводу.
– Слушаю вас внимательно.
– По делу провели экспертизы.
– Оперативненько.
– Еще бы! Дело резонансное.
– И?..
– Грузинцев отравлен ядом растительного происхождения. Действующее вещество – аконитин, он содержится в аконите Фишера. – Присяжный поверенный достал из кармана телефон, зачитал: – Аконит – одно из самых ядовитых растений, произрастающих в нашей стране. Иначе называется борц, волчий корень или волкобой. Нередко возможно встретить его в Западной Сибири, на Урале, на Камчатке, на Алтае. Смертельная дозировка – полтора-два грамма. Аконитом приговоренных к смерти «врагов народа» травил в тридцатые годы в спецлаборатории НКВД доктор Майрановский, или «доктор смерть».
– Так что, актера спецслужбы отравили? – У поэта полезли глаза на лоб.
– Это вряд ли, – ухмыльнулся адвокат. – Невелика фигура. Притом аконит если не в Подмосковье, то на Урале и дальше к востоку растет повсюду. Если знаешь, как собирать и готовить снадобье, можно и своими силами обойтись, безо всяких спецслужб.
– Значит, это сделал тот, кто в травах толк понимает?
– Наверное. Или с травниками тесно связан. А может, в Даркнете удачно отраву купил. Разные возможны варианты…
– Надо изучить звонки и переписку подозреваемых – выйти на канал, где добывали яд.
– Ну, это не наше дело. Следствие занимается… А вот и еще интересное по результатам экспертиз. Следы аконита обнаружены только в чашке Грузинцева. Ни в какой другой посуде его отметок нет.
– А на руках подозреваемых? У нас же смывы с рук брали!
– Во-от. И здесь удивительное: ни у кого следы аконита не нашлись. Ни у одного испытуемого.
– Что это значит?
– Возможно, ошибка в экспертизе. Или – аконит подливали, действуя в перчатках, вообще с ядом никак не контактировали. Или, может, – подмешивал его тот, кого экспертизой не охватили.
– Но смывы делали всем. Даже дворецкому и слугам.
– Загадка!.. Но вас, глубокоуважаемый Юрий Петрович, иное волновать должно. А именно, – присяжный поверенный воздел худой и длинный пальчик с маникюром: – И в заварном чайнике, и в чашках всех без исключения участников застолья обнаружены следы, – Артем Игоревич заглянул в телефон и зачитал по слогам: – вещества «бром-дигидрохлор-фенил-бензодиазепин», сиречь ленозепам. И, самое для вас главное: следы того же самого вещества обнаружены на смыве с рук Богоявленского Ю.П., то есть ваших. Кстати, единственного из всех испытуемых.
– Ох ты ж господи, – схватился за голову поэт.
– Нда-с. Поэтому, вполне вероятно, вас в самое ближайшее время вызовут и попросят дать объяснения: откуда сей продукт появился одновременно и в чае, и на ваших руках.
– И что мне следователю отвечать? Уйти в несознанку? Я, мол, не я и лошадь не моя?
– Не советую. Все-таки, как мне кажется, лучше повиниться. Или – объясниться. К убийству эскапада, планируемая вами, отношения не имела, а если вдруг и имела, это еще надо доказать, что очень тяжело. Поэтому – рассказывайте! Специально идти по этому поводу с повинной в Следственный комитет не следует, но когда вызовут – ничего не утаивать.
– Не посадят?
– Посадят – вытащим.
– Обрадовали вы меня.
– Что поделаешь. Следственные органы у нас еще умеют работать. Иногда. Когда их хорошо стимулируют или задница начинает пригорать оттого, что дело резонансное.
– А какой вариант в нашем случае? Резонансное или денег занесли?
– Резонанс – это само собой. Но я также не исключаю, что одна из самых богатых женщин России принесла барашка в бумажке. Чтобы расторопней поворачивались следаки.
– Но такое возможно, если она сама заинтересована в правильном ответе.
– Но финансовое участие госпожи Елизаветы Колонковой в данном деле означает, скорей всего, что она (а значит, и правоохранители) заинтересована найти и покарать действительного виновника, а не свалить вину на невинного и подставить его.
– А если убийца – как раз она? Или ее дочка?
– Тогда мы будем бороться! – с деланым оптимизмом воскликнул адвокат.
Они распрощались.
Еще пару недель назад, до убийства и вновь разгоревшегося романа с Кристинкой, поэт не преминул бы подкатить к красавице-мулатке, обретавшейся в приемной. Чем черт не шутит, может, ей милы состоявшиеся мужчины. Как говорится, богатый мужик старым не бывает. Но сейчас – Богоявленский прислушался к себе – нет, совершенно не хотелось. Гораздо больше заботило, как выйти сухим из воды. А тело и лицо Кристинки волновало больше.
* * *