– Я, в принципе, по жизни свободный человек. Правда, по вторникам и четвергам у меня по вечерам семинары для молодых поэтов в литературной школе. – Как интересно! Жаль, я не пишу стихи – а то пришла бы к вам на семинар. – Мне кажется, вы сами многому и многих можете научить, – отпасовал женщине комплимент поэт. – Да, наверно, это правда, – приняла мечтательный вид богачка. – Скажите, а вот перстень… Что вы о нем знаете? Богоявленский все время следил за реакцией собеседницы. Он свято верил в свою прозорливость и в то, что он сможет разглядеть, когда ему врут или лукавят. – Перстень? Какой перстень? – неприкрыто изумилась Колонкова. – Который был на вашем зяте в день убийства. И который, – поэт решил сыграть в открытую, – вдруг исчез с пальца в момент его смерти, когда погас свет. А потом вдруг загадочным образом обнаружился в моем собственном багаже, в той комнате, что занимали мы с Кристиной. – Как интересно! – округлила глаза дама. – Так вот: что вы о нем знаете, о том кольце? Что-нибудь зять о нем рассказывал? Где он его купил? Или ему подарили? – Постойте. Дайте подумать. Мне он ничего о печатке не говорил, это точно. И разговоров о нем я между зятем и дочерью не слышала. Появилось кольцо у него, по-моему, полгода назад. Или пару месяцев… После того, как они с Владой и девочками съездили отдохнуть. – А где они были? – Пару недель во Франции, надо же было Лизочке-младшей, наконец, Париж показать, а Аксинье с Меланьей – Диснейленд. Потом они немножко на Лазурном Берегу потусили, а потом Андрюшка, Влада и младшенькие в Сочи переехали. А мы с Лизочкой отправились на Камчатку. – О, не ближний свет! – Я же оттуда, вы не знали? Хотела внучке историческую родину показать. А потом ее у своей мамы – прабабушки то есть – оставила. С ней не забалуешь, да и Лизе надо узнавать родную сторонку, не все же на Лазурных Берегах! Но в итоге Лизхен-младшая вернулась довольная. Поздоровевшая, загоревшая, и с матерью моей они общий язык нашли… – Я о перстне хотел бы узнать, – напомнил поэт. – Да, по-моему, после той поездки, сначала во Францию, а потом в Сочи эта печатка у Андрюшки появилась. Мне кажется, он очень ею гордился. – Может, какую-то историю о ней рассказывал? – Нет, нет, ничего такого я не слышала. – А он кольцо собственноручно купил или кто-то подарил ему? Может, Влада? – Не знаю, ничего об этом не слышала. Все время, пока они говорили, Колонкова потчевала поэта: наливала ему кофе («черный, без сахара, пожалуйста»), предлагала то булочек, то конфет, а когда он отказался, самолично почистила и порезала грушу, преподнесла ему на золоченой тарелке. Ей несколько раз звонили. Пару вызовов она досадливо сбросила, на один ответила односложно: «Да, начинайте». На второй: «Нет, ни в коем случае». Звонили и Богоявленскому, однако он, как гость, не счел возможным отзываться. Параллельно он все думал: «Зачем она меня пригласила? Да настойчиво, уверяла, что срочно». Переспрашивать он не стал. Предпочитал выяснить, пока суд да дело, то, что важно было ему. Ждал, когда она сама поведает. И вот гранд-дама наконец заявила: – Моему бизнесу ужасно вредят эти публикации, письма. – Она сделала брезгливый жест. – Слушайте, у моей компании – больше ста тысяч пунктов выдачи заказов по всей стране и почти пятнадцать миллионов покупателей в сутки. А тут эта ужасная секс-рассылка, подметные статьи в желтой прессе! Вдобавок начался вирусный копипаст этого гадского видео с моим зятем в соцсетях. В «Ютьюбе» больше миллиона просмотров. А шапка, видели, какая у ролика? «Зять Колонковой развлекается!» Ничего себе! Совершенно мне не надо, чтобы это связывали со мной, с моим добрым именем, с моей компанией. – Сочувствую, – пробормотал поэт. – Вы ведь близки к этим кругам – я имею в виду СМИ, издательства. Так скажите, как мне остановить это? – Разве у вас нет пиар-менеджеров? Специалистов по кризисному управлению? – Да что они могут, эти мальчики-девочки! Всякие предложения суют мне, из своих западных учебников. «Собрать пресс-конференцию». Просто фу!.. Вы опытный, поживший человек. Наверняка со связами в этом мире. Скажите: что мне делать? Она подалась через кофейный столик. Жест был наверняка отработан – возможно, не одним десятком подобных бесед и откровенных вопросов с ее стороны. Кимоно распахнулась и широко, гостеприимно обнажилась грудь. «Вполне годная», – заметил про себя Богоявленский. Конечно, дама моментально как бы спохватилась, запахнулась. Однако нужный мотив интимности был создан. Поэт ответил с присущей моменту откровенностью: – Зашлите человека в эту газетку, «Икс-икс-икс-пресс». Она же пока одна вас атакует? Пусть придет туда от вас гонец. Намекнет, что готов заплатить. Они публикации прекратят – вопрос только в цене. – Хм. А сколько им занести? – Понятия не имею. Сколько вам не жалко, и чтобы размер мзды моментально сбил с ног и отказаться от нее оказалось невозможно. Я думаю, у вас в команде есть опытные переговорщики, которые сумму по реакции контрагентов смогут определить. – Спасибо за совет. Теперь вот еще что… Знаете, Юра, – дама чуть засмущалась и даже отчасти зарделась, – я хотела бы написать книгу. Такую, знаете, биографическую и мотивационную. О своей судьбе. О том, как я состоялась. О моем бизнесе. О моих деловых принципах. – Прекрасная идея. – Разумеется, я не самолично собираюсь водить перышком по бумаге. Мне понадобится опытный человек, талантливый писатель, чтобы выслушал мою историю, а потом перевел в письменную форму. Скажите, сколько это может стоить? – Само издание? Зависит от типографии, бумаги, иллюстраций. – Ну, с этим я разберусь – а вот само написание? Гонорар моему соавтору? Как это называется? Литературному шерпу? Или негру? Негр сейчас звучит неполиткорректно. – Американцы говорят «хост-райтер»: «автор-привидение». – О, чудесно. И сколько такое «привидение» запросит за свои услуги? Богоявленский понял, куда клонится разговор, и быстренько прикинул: «Обычная цена написать книжонку за богача – тысяч десять евро. Она миллиардерша – значит, двадцать. А потом, как говорят: задумай на переговорах сумму и умножь на два. Стало быть, сорок штук. Или для ровного счета – полста». Эту сумму и озвучил. Колонкова кивнула и ожидаемо спросила: – А вы не могли бы взяться за эту работу? Для меня? Она совершила еще один явно обдуманный жест: закинула ногу за ногу – кимоно снова распахнулось, теперь уже в нижней части, продемонстрировав большое и упругое бедро – не без целлюлита, но еще очень даже аппетитное. – Да что вы! – стал отнекиваться Юрий Петрович. – Никогда я не занимался ничем подобным. – Да? А мне кажется, – проговорила богачка таинственно, – между нами могла бы возникнуть творческая связь. Ведь она тут важнее всего. Я вот смотрю на вас и думаю, что вам могла бы рассказать о моей жизни, пожалуй, все и без утайки. Иному щелкоперу наврала бы с три короба, а вам – пожалуйста. – Спасибо, конечно, за доверие. Но это ведь огромная работа. Многомесячная. И вот представьте: мы начнем, а потом вы охладеете. Или вас закрутят дела. Да и меня могут закружить обстоятельства. Оксфорд планирует пригласить с курсом лекций. – Давайте все-таки попробуем! Я вам прямо сейчас переведу аванс, не возвращаемый ни при каких условиях. Десять тысяч европейских денег. Мы с вами напишем первую главу. А если дело пойдет, я вам заплачу не пятьдесят, а сто тысяч. «А что? – подумалось поэту. – Новый опыт. Почему не тряхнуть стариной? Помню, на практике на третьем курсе, в «Новороссийском рабочем», сколько пришлось литзаписей делать за докеров да капитанов буксиров! Деньги никогда лишними не бывают. А главное: будет регулярный доступ к самой Колонковой – а ведь она, возможно, и есть главный стержень дела об убийстве. Нет, вряд ли собственноручно убила – но по всему судя, тайна гибели Грузинцева кроется в семье». Видя, что он колеблется, дама потянулась за телефоном – как видно, отправить ему денежный перевод. – Нет-нет, – проговорил он, – торопиться не надо. «С ней поработать, конечно, будет интересно. Наверняка многое видела, пережила, прежде чем свой бизнес построила. Вдобавок: в деньгах есть какое-то дьявольское очарование, богачи притягательны, и женщины-толстосумы не исключение. Но, с другой стороны, кто знает: может, это способ купить меня – чтоб я в расследование убийства дальше не лез. Не исключено ведь, что она сама или дочка ее замешаны. Обе вместе или порознь». И он сказал: – Давайте попробуем пока безо всякого гонорара или аванса. Мы с вами посидим, вы мне о себе расскажете. А я погляжу, сумею ли из этого материала что-то выжать. – Когда вы можете начать? – Хоть сейчас. – Прекрасно. Еще кофе? Чего-нибудь покрепче? Или пообедаем? – Давайте не будем отвлекаться. Он вытащил из кармана телефон, положил на стол, включил диктофон. – Будете записывать, да?.. Я говорила, что я родом с Камчатки. Отец мой, Василий Палыч, вертолетчиком был, его в Петропавловск после училища распределили. Ну, и мама, Нина Ивановна, с ним, конечно, поехала. Хотя она по образованию – инженер железнодорожного транспорта. А на Камчатке – ни одного километра железных дорог нету. Да там, впрочем, и с обычными дорогами негусто. Всюду только вертолетом долететь, и папаня уважаемый человек был, работы у вертолетчиков всегда полно. Он в восьмидесятом погиб, когда мне двенадцать лет было. – Разбился? – Нет. В советское время вертолеты на Камчатке, представьте, не бились. Поехал с другом на рыбалку. Лодка перевернулась, друга нашли, мертвого, а папу – нет. Так пять лет его считали без вести пропавшим, потом признали погибшим. «Может, – промелькнуло у новоявленного литзаписчика, – на самом деле выжил? Убежал из семьи, живет под чужим именем? А сейчас нашелся и убийство Грузинцева организовал?.. Ох, ну такая история – для приключенческих романов. И главный вопрос: зачем? Каков мотив? Возникнуть из небытия и убить мужа внучки? Очень странно». А дама продолжала: – Мамочка моя, за неимением на полуострове рельсов и шпал, стала в школе работать, физику преподавать. Опять же за мной присмотр. Но я там прозябать не хотела. У меня с юных лет, сколько себя помню, идея была: сбежать на материк. И еще я с детства видела себя крупным руководителем. Типа директора завода. Как в фильме «Москва слезам не верит». Поэтому, как только аттестат получила, так и усвистала. И мамочка не против была. Посадила меня на «Ил‐62», и через девять часов: здравствуй, Москва! Поступила я в Технологический, там с ходу место в общаге давали. Мне ж было все равно, чем в будущем руководить – автомобильным заводом, цементным или бумагоделательным. – Вы в итоге со своей нынешней компанией исполнили свою мечту, – заметил усмешливо Богоявленский. – Практически. Если считать, что у нас больше двадцати тысяч занятых, а число тех, кто на франшизе, к двумстам тысячам приближается… Короче, я в Москву приехала – а тут как раз перестройка. И – первая любовь. На третьем курсе я замуж вышла, влюблена была, как кошка. А в 88-м у нас Владочка родилась, дочурка моя единственная. – Как вашего мужа звали?