Я забежал в спальню, закрыл за собой дверь. Тут же отошел от нее. Выстрелы прошили и ее, а потом горилла по ту сторону двери стал ее выламывать. У меня было не больше десяти секунд. Тамар в комнате уже не было. Окно было открыто. Что, правда? Мусоровоз? Я выглянул из окна. Нет. Мусоровоза там не было. Но лицо Кармен Уильямсон смотрело на меня из окна этажом ниже. – Выходи. Спускайся, и быстро. Я поймаю тебя, – сказала Тамар. Я не боюсь высоты, я ее просто ненавижу. Высота мне не страшна, она просто находится там, наполняя пространство между мной и землей. А вот долгое падение, которое закончится тем, что я разобьюсь о землю, симпатии у меня не вызывает. Но времени на размышления у меня не было. Дверь за мной громыхала. Я оглянулся и увидел, как ломается притолока. Все, пора. Я выставил ногу наружу, нащупал карниз рукой, развернулся и немного опустился. Бум! – прогрохотала дверь. На щиколотках я ощутил руки Тамар. – Отпусти одну руку и попробуй схватиться за косяк моего окна, одну ногу поставь на мой карниз, – инструктировал меня голос Кармен-Тамар. Я послушался. Я ведь хороший мальчик. – Я держу тебя, не волнуйся. Уж конечно. Чего мне волноваться? Только потому, что качок, который съел на завтрак двух матросов, рвется в комнату наверху, чтобы ликвидировать меня? Ведь если я потеряю равновесие, ты удержишь меня за щиколотки. Бог ты мой, за щиколотки. В лучшем случае, если ты меня не выпустишь, меня отбросит назад изящным полукругом – такой человеческий циркуль – и моя голова разобьется о стену, а ты все еще будешь держать меня за щиколотки. Но это сработало. У меня не было шанса удержаться за карниз и за косяк ее окна, и я уговорил себя отпустить руку, потом была одна секунда, полная ужаса, когда я не держался ни за что, а потом я почувствовал под ногами карниз Тамар и схватился руками за ее притолоку. Вторую ногу я поставил уже на подоконник в квартире этажом ниже, и Тамар втащила меня внутрь. Я упал на колени и тут же бросился бежать: еще ничего не закончилось. Перед нами молча стоял мальчик-подросток в футболке, которая была велика ему на несколько размеров, в руке у него был пульт от «икс-бокса»[36]. Я посмотрел на большой экран за его спиной. – Хелло, – сказал я ему. Он тоже посмотрел на экран, потом на меня и кивнул. – Надо говорить «Хейлоу», – сказал он. Как по-разному могут выглядеть старушки с вязальными спицами, оказывается. – Нам нужно бежать отсюда, – сказал я Тамар. – Несомненно, – ответила она и побежала. – Бай, – сказал я парню. – И не балуйся наркотиками. И побежал за ней. Посреди всего этого хаоса, пока мы бегом спускались по лестнице, мчались вниз по улице, испуганно оглядываясь, меня напрягала одна вещь, не считая того, что подушка со спинки дивана спасла мне жизнь. Видите ли, именно для этого я и ездил сегодня в камеру хранения. Чтобы забрать там пистолет, чтобы точно знать, что я могу защититься, если кто-нибудь нападет на меня или на нас. Такие же ячейки у меня были в пятнадцати городах по всему миру. Пистолеты я подбирал вдумчиво, один к одному. Пока Тамар ловила такси и мы забирались в него, пока она торопила водителя, чтобы он наконец поехал, я не мог перестать думать, что было бы, если бы пистолет оказался у меня с собой. Иерусалимский пистолет, у которого три года назад что-то сломалось в механизме и я отнес его в починку и потому верхняя часть ствола у него была немного другого цвета, чем весь остальной корпус. Равно как верхняя часть ствола пистолета, из которого в меня стреляла эта горилла. * * * Ой, это так мило. И приносит огромное удовлетворение. Делать нечего, надо быть хорошим человеком, творить добрые дела – это наполняет тебя. И просто доставляет удовольствие. По сути, это и есть настоящий кайф. Поразительно, как она чувствует это сердцем, как глубоко. Да, иногда для этого нужна смелость, но главным образом нужно, чтобы тебе было не все равно. Она специально оделась и накрасилась. Вчера даже сходила к косметологу и сделала массаж. Не потому, что это было необходимо, но лишь для того, чтобы тело ее было свежим и классным. Ее мама поддержала идею и заплатила за процедуры. Она лежала под умелыми руками новой массажистки-мексиканки, а ее сердце буквально наполнилось счастьем от того, что она может делать добрые дела и помогать людям. Даже когда она раздражалась на массажистку за то, что та небрежно промассировала ее правый бок, она все равно радовалась. Ведь она делает это не для себя, а только чтобы поддержать других. Важнее всего то, что в сердце. Если ты знаешь себя и знаешь, что в сердце ты чист, то все, этого хватит. Иногда люди пытаются заставить ее думать о себе плохо. Считают, что раз она красива, то наверняка снобка и все такое. Но красота – это отражение того, что внутри. Важно именно это. Если бы у нее не было внутренней красоты, то внешняя увяла бы за секунду. Она верит, что своей красотой надо пользоваться во благо человечества. Поэтому, как только она услышала о клубе добровольцев в университете, она сразу поняла, что ей необходимо стать его участницей. Это наполнит ее сердце и душу. А еще это даст баллы – почти как годичный курс, но она, вообще-то, не для этого старается. Исключительно для души. Ей нужно было выбрать занятие: заниматься с детьми, у которых трудности с учебой, выполнять административную работу в больницах или обмениваться. Она очень любит детей и дико хочет помочь, но она знает себя и знает, что ей ужасно тяжело быть терпеливой и учить других. Нужно знать свои возможности. Ей не хватит терпения на детей – это уж слишком сложно. В таких вещах необходим опыт. И уж тем более она не тот человек, который может просто сидеть и отвечать на звонки или переносить коробки. Это недостаточно по-волонтерски, это вообще ни о чем. Нельзя почувствовать, как наполняется сердце. Поэтому она выбрала обмены. Это должно приносить такое удовлетворение! И это не слишком сложно. Ну, типа ты просто обмениваешься с кем-то больным, перемещаешься в его тело на пять-шесть часов, а он может потусить и почувствовать себя здоровым. Это ведь самое большое самопожертвование. Ты ведь отдаешь ему на время самого себя, да? Вот прям свое тело. И так ты позволяешь ему ощутить счастье. А сам в это время лежишь в его теле в больнице и смотришь телевизор, или готовишься к экзамену, или еще что-нибудь. Тебе всегда дают много лекарств, чтобы ты не чувствовал боли, потому что не круто, если ты и будешь волонтером, и будешь чувствовать боль. Тогда было бы вообще отстойно. Но это приносит такое удовлетворение. Ты возвращаешься в свое тело и чувствуешь себя очень классно, прям таким молодцом. Когда она пришла на встречу с ответственным за эту программу, он заставил ее ждать минут пятнадцать, прежде чем с ней заговорить. За кого он ее держит? Он все время болтал по телефону, и ему надо было «срочно разрулить одну проблемку, которая тут возникла», то есть ее время типа не дорого, и раз она волонтер, то, значит, можно просто заставлять ее ждать, что ли? Она специально освободила себе два часа и чувствовала, что ее желание отдать всю себя абсолютно не ценят. Все, чего она хочет, – это нести добро, а он что о себе возомнил? Он начал расспрашивать ее, просить у нее всякие данные и так далее. Зачем тебе, блин, надо знать обо мне все это, я что, не произвожу впечатления человека, на которого можно положиться? Ты что думаешь, что я украду тело одного из твоих несчастных больных и уеду с ним куда-нибудь? Я тут чисто из любви к людям, идиот. Но она глубоко вздохнула, ничего этого не сказала и улыбнулась ему. На следующей неделе, когда она пришла, он уже не стал заставлять ее ждать, все было быстро. Может, по ее ответам на вопросы, которые он задавал в прошлый раз, он понял, какой она человек и сколько в ней готовности к самопожертвованию. От одной ее улыбки люди иногда все понимают. Встреча была короткой, потому что потом она собиралась пойти в кино с однокурсником, и это было прям важно (он высокий и некрасивый, с торчащими зубами, но она не обращала внимания на внешний вид, только на сердце, а еще был шанс, что если она будет любезна, то это поможет ей дальше в учебе в этом году). Она решила, что обязательно придет на встречу, даже ненадолго, просто чтобы показать, что ей не все равно. Он сделал кислую морду, как будто она ему что-то была должна, и начал гнать какую-то пургу: типа он собирался организовать ей встречу с другой девушкой-волонтером, но не страшно, по крайней мере, время поговорить будет. Что бы она ни делала – они недовольны. Они думают, что волонтеры – их игрушки. Бесит вообще! Рано или поздно ей придется рассказать об этом папе, уж он поставит их на место. Как бы там ни было, выяснилось, что ей придется не просто обмениваться с кем-нибудь, кто болен гриппом или сломал ногу. Они так впечатлились ее мотивацией, что собираются обменять ее с какой-то теткой, которая прям совсем парализована. Ужас просто. Это называется БАС[37]. Дистрофия мышц. Постепенно все мышцы перестают действовать, и человек больше не может двигаться, есть и дышать, прям вообще ничего. Тетка, с которой она должна обменяться, сказал этот тип, уже годы так вот живет – на кровати, подключенная к ИВЛ[38] и все такое. Она может шевелить только правым веком – так она работает на компьютере. Мамочки, она чуть не убежала оттуда. Баллы за годичный курс того не стоят. А если эта чокнутая решит украсть ее тело и она навсегда останется в том? А еще обмен не на пять-шесть часов, а на двадцать четыре! Целый день нельзя ничего делать, только моргать правым глазом! Она знает себя, она не может быть такой беспомощной, чтобы за ней все ухаживали. Она должна быть самостоятельной. Ну да, папа купил ей машину, родители платят ей за учебу, за квартиру, дают ей каждый месяц минимальную сумму на расходы, чтобы ей не приходилось работать и она могла сосредоточиться на учебе и жить как следует, но во всем остальном она полностью самостоятельна и сама все решает. Чтобы целый день кто-то другой управлял твоим дыханием и кормил тебя? Эм, нет. Она спросила его, нет ли какого-нибудь другого варианта, а он сказал, что она же сама хотела что-нибудь сделать, что принесет много пользы, а это принесет прям очень много пользы. Он сказал, что эта больная – одна из тех, кто у них зарегистрирован и прям подает надежды. Она, не вставая с кресла, ведет дело через компьютер, моргая глазом. У нее дома большая команда, которая заботится обо всем, что ей нужно, но ведь человек должен иногда иметь возможность покинуть свое тело и расслабиться. Он сказал, что это прям очень доброе дело, и она не знала, что ответить. Она ужасно любит помогать, это наполняет ей сердце, но не настолько же. Наконец добрые побуждения в ней возобладали. И еще мама накричала на нее по телефону: велела перестать думать все время только о себе и сделать хоть что-нибудь ради несчастных людей и все такое. Можно подумать, ее мама что-то другое делает. Она ходит на благотворительные вечера и жертвует всяким там фондам, которые тратят половину своих денег на организацию этих вечеров. Бла-бла-бла. И она еще заявляет, что ее дочь думает только о себе?! Как вообще можно такое говорить? Ведь она самый сочувствующий человек на свете! На свете! И тогда она позвонила и сказала этому лузеру, который распределяет дежурства, что будет очень рада обменяться с паралитичкой. Это всего на день, не страшно. После она еще поговорит с ответственным за волонтерскую работу и донесет до него, что двадцать четыре часа – это как шесть дежурств по четыре часа, то есть это уже почти все время, которое нужно отпахать, чтобы дали баллы. Его мама работает вместе с ее папой – ну, понятно, они там смогут договориться. Короче, вот сейчас она красиво накрашена и вся просто светится после вчерашнего визита к косметологу. Паралитичка вообще не знает, какое счастье ей перепадет. Внезапно она получит молодое красивое тело, с точеной фигуркой, она всем будет нравиться, кроме лузеров, которые всегда завидуют. По закону паралитичке нельзя принимать наркотики или заниматься сексом во время обмена, так что она надеется, что все будет в порядке. Браслет на запястье уже вибрирует, она смотрит на номер, глубоко вздыхает, смотрит на свое красивое и немного напуганное лицо в зеркале и нажимает на кнопку. Первое, что она ощущает, – она не дышит. Больше нет запахов, нет чувства воздуха, который заполняет нос и рот. Она сжалась до точки размером с горошину, которая сидит у нее в голове, а все остальное просто висит без движения. Медсестра с большими глазами смотрит на нее сбоку и просит моргнуть дважды, если она волонтер. Она дважды моргает. Вау, в ней все как будто устало до предела. Она чувствует тело, чувствует, что медсестра трогает ее за руку, говорит, что рада ей, и объясняет, что сейчас будет и что она должна чувствовать. Она слушает ее вполуха. Часть ее в шоке от того, что у нее все отнялось, а другая часть прям очень-очень довольна, потому что она решилась на эту волонтерскую работу. Ясное дело, это волонтерство – самое волонтерское. Когда Мааян снова будет хвастаться, что навещает детей в больницах и устраивает для них летние лагеря (тоже мне лагеря – пара дней всего; все, что она там делает, – это ведет десяток детей в кино и в бассейн, эта Мааян), она сможет наконец ее заткнуть. Я целый день провела в теле гребаной паралитички! Паралитичка она, говорю тебе! Я вообще ничем не могла пошевелить! Что ты козыряешь своими больными детьми? Уродка, коза. Медсестра объясняет ей, как моргать, чтобы запускать те или иные вещи в компьютере, – несколько простых команд. Как вызывать ее, как выходить в интернет, как включать телевизор. Точно, она может просто все время смотреть телевизор. Не нужно вставать, чтобы поесть или сходить в туалет. Все течет по трубочкам. Ну и хата у нее, у этой паралитички. Оттуда, где она сидит – или лежит, – видно длинный коридор. В конце коридора светло, значит там большой двор, и ей кажется, что на стене даже отражается бассейн. Она просит медсестру немного ее развернуть. Пока она учится пользоваться этим дебильным компьютером-моргалкой и диктовать по буквам, что ей надо, проходит почти двадцать минут, но, когда медсестра ее разворачивает, она прям реально впечатляется. Все обставлено очень шикарно. Она реально богатая. Это ясно. Интересно, почему бы не заплатить кому-нибудь, чтобы он находился в ее теле? Она ведь точно может заплатить семерым, чтобы каждый из них проводил в ее теле один день в неделю, и все, нет? Зачем богачке нужны волонтеры? Волонтерство – это на благо бедных! Она снова медленно моргает и смотрит, спрашивает медсестру, чем занимается паралитичка. Медсестра отвечает, что она играет на бирже через компьютер. Ну да, логично. Сидеть весь день на этом диване, дышать через одну трубку, через другую получать пищу, а через третью избавляться от отходов. Она точно выглядит сейчас отстойно. Прям так и хочется глубоко вздохнуть и завыть от отчаяния, но никак. Ей теперь предстоит так провести двадцать четыре часа. Это кошмар. Нет, не просто, блин, кошмар, это кошмар в кошмаре. Она не понимает, как люди могут так жить. Она чувствует себя как в тюрьме. Она в отчаянии. Иногда так тяжко быть хорошим человеком. Этот час еле-еле прошел, она постоянно промахивается, когда работает с компьютером, а это вообще не в тему. Обычно к паралитичке приставлен огромный медицинский штат, но именно сегодня все взяли отгул, потому что сегодня в ее теле волонтерка, и с ней только эта медсестра. Тело, по ощущениям, совсем чужое, глаз жжет, а время тянется медленно-медленно-медленно. А самое отстойное – что эта женщина, которая точно свихнулась от всей этой жизни, сейчас ходит в ее потрясном теле и делает в нем все, что ей заблагорассудится. Можно подумать, что после нескольких недель или месяцев в этом теле-тюрьме кто-то будет соблюдать правила. Она наверняка там нюхает кокаин, и бегает по улицам голая, и делает всякие постыдные вещи, и спит с потными мужиками, и надевает блузки с поперечными полосками, и ест всякий джанкфуд, и рассылает с ее телефона упоротые сообщения, и прыгает со скалы в озеро – только чтобы почувствовать, что она жива. Надо было идти работать секретаршей в какую-нибудь благотворительную организацию. Отвечать на звонки – это вообще не проблема. Куда лучше, чем лежать тут и смотреть черно-белый фильм на пятидесятитрехдюймовом экране, не в силах ни встать, ни крикнуть, что фильм – дерьмо, ни переключить канал. Медсестра просто включила ей этот фильм и ушла, и сейчас она лежит тут и моргает, и все, чего она пока достигла, – смогла запустить фильм сначала. Это напоминает ей случай с толстой Риной. Старшие классы, вечеринка дома у Яэли с самыми крутыми девчонками параллели. И с Риной. Она говорила Яэли, что не надо ее звать, но Яэль уперлась: говорит, надо, а то будет некрасиво. Но она же знает, что говорит. Эта Рина – сплошные обидки. Она не понимает шуток и не умеет расслабляться. Она не из их компании и явилась в этих своих убогих шмотках и с макияжем, который к ее чертам лица вообще не подходил. Ну, блин, сколько румян можно на себя намазать? Ты что, садовый гном? Она правда пыталась быть милой. У нее ангельское сердце, и она только хочет, чтобы все радовались. Вот и все. Они играли в «правда или действие». После нескольких раундов, когда все банальные скучные задания уже выполнили и рассказали все секреты, которые ни фига не секреты, нужно было придумать что-нибудь поинтереснее, чтобы оживить обстановку. Без мальчиков играть в эту игру неприкольно. Вообще, все эти вечеринки были похожи на дурацкий конкурс милоты, если нет мальчиков. А вот когда были мальчики, становилось горячо. Как на охоте. В общем, нужно было дать Рине-кислой-мине какое-нибудь задание. Все видели, как она улыбается и делает вид, что ей хорошо, но на самом деле она их презирает. Она завидует, понятно же. Она жутко хотела быть такой же, как они. Поэтому, когда подошла очередь давать Рине задание, она сказала, что та должна с ней обменяться на полчаса. Рина напряглась, потому что в их возрасте этого нельзя было делать, и стала придумывать всякие отмазки. Но было понятно, что ей хочется. Ведь ей дико хотелось стать красивой и любимой, хоть на полчаса. Тогда Яэль принесла два браслета, которые ее родители хранили в каком-то ящике в спальне, и они обменялись. И все девочки сказали, что она чокнутая, если она готова оказаться в этом теле, и, когда они обменялись, девочки спрашивали, как оно там, нет ли запаха блевоты, чувствует ли она изнутри жир. Было смешно. Она только этого и хотела – чтобы всем было весело и все смеялись. Только Рина сидела в стороне и, вместо того чтобы расслабиться вместе со всеми и немного посмеяться над собой, встала и вышла. Уже тогда она испугалась. Вдруг Рина разревется, и у нее тогда до конца вечеринки будут красные глаза. Но потом кто-то сказал: «Пошли к Боазу!» – и это была просто мегаидея. Потому что все знали, что Рина втрескалась в Боаза, кроме самого Боаза. Так что они пошли к его дому, и всю дорогу было весело и ржачно, и она встала под его окном и стала ему кричать, чтобы он вышел, что он лучше всех, что она любит его и что она не может без него жить, и это было просто шикарно. Все смеялись, всем было классно. Для того и устраивают такие вечеринки – чтобы поржать. Одна девочка сняла ее и потом выложила в интернет. Ролик набрал тысяч двадцать просмотров. Боаз выглянул из окна, он немного растерялся, смотрел на это все сверху, а она все кричала и говорила, что он должен, должен, должен быть с ней вместе. Она улеглась на газон перед его домом и стала извиваться всем этим рыхлым телом, как будто пытается быть соблазнительной, и стонала, издавала смешные звуки, кричала «Боаз, Боаз» и все такое. Внутренний голос ей подсказывал, что это уже перебор, но всем было так классно, и Боаз тоже в какой-то момент развеселился, и она просто отдалась своим инстинктам. Важно слушать свое сердце, наши инстинкты не ошибаются, сердце говорило ей устроить гранд-финале, и она встала, расстегнула блузку и стояла под окном Боаза в этом Ринином теле, в ее стремном бежевом лифчике и кричала его имя, и все девочки чуть не обоссались от смеха. И тут внезапно появилась Рина – прибежала из темноты – в ее красивом теле и завизжала: типа что она делает, почему она с ней так поступает и что она ее ненавидит. Просто Рине нравилось ненавидеть и завидовать – и тут это все из нее полилось. И когда она попыталась ее успокоить и сказать ей, чтобы она не принимала это близко к сердцу, ведь это всего лишь шутка и теперь можно обменяться обратно, Рина совсем разоралась – такие истеричные вопли с брызгами слюны, – что она ненавидит ее и сейчас пойдет домой, возьмет нож, порежет ей лицо и от ее лица ничего не останется, и просто убежала оттуда и пропала.