– А еще Казановы. – И Леонардо да Винчи, – мечтательно вздохнул Эрнест. – Как бы я хотел побывать в его музее. Он, кстати, есть и в Венеции. – Ой, до этих ваших бабников и гениев мне дела нет, – отмахнулась от них Мария. – Я грежу кинематографом. И председателем жюри будет, как думаете, кто? Сам маэстро Антониони. О таком даже Гурам не слышал. Что уж говорить об Эрнесте? Он саму Софи Лорен, скорее всего, слабо себе представлял. Было кино, что ему нравилось. Об ученых, изобретателях, первопроходцах. Обожал «Двух капитанов». В детстве с упоением смотрел югославские вестерны. Но ни в одном из этих фильмов не снималась Софи Лорен. – Гурамчик, ты ведь владеешь итальянским? – На троечку. – Он скромничал. Все языки романской группы ему легко давались. А итальянский магически действовал на женщин, поэтому Гурам в первую очередь освоил его. – Научишь меня? – Боюсь, у меня времени на репетиторство нет. – А мы прямо сегодня начать можем. Урок сейчас, парочку после… – Машенька, так языки не учат. Но я запишу тебе несколько фраз и предложений, которые пригодятся. – «Бон жорно» и «грация» я без тебя знаю, – надулась Маша. – С вами наверняка будет переводчик, – подал голос Эрнест. – Естественно. Но через него разговаривать как целоваться через пакет. Будет переводить сухо, безэмоционально, еще и про партию и правительство ввернет что-нибудь, даже если речь будет идти о макаронах. Ездили мы в Варну в позапрошлом году. Казалось бы, дружественная Болгария, социалистическая республика. Так переводчик все наши реплики исковеркал. А тут Италия, капиталистическая страна… – Гурам сейчас работает в «Советском экране»? – Работает, – гордо кивнул тот. Попасть в штат самого популярного журнала о кино – большая честь. И в этот раз Гураму никто не помогал, он сам туда пробился. – Значит, может советскую группу сопровождать не только в качестве журналиста, но и переводчика. Вам обоим нужно похлопотать, и отправитесь в Венецию вместе. – Гениально, – выдохнула Мария и с такой нежностью, теплотой и благодарностью посмотрела на Эрнеста, что он зарделся. – Гурамчик, похлопочем? – Я был бы не против побывать на родине Казановы. – Будем кататься по каналам на гондоле… – Пить вино, есть пасту. – Купим карнавальные маски с перьями и бокалы из муранского стекла, – наперебой мечтали они, забывая о том, что в загранкомандировках не развернешься: суточные настолько малы, что их едва хватит на сувениры. – Если у вас получится, сходите в музей Да Винчи, – вклинился Эрнест. – Купите мне открытку с витрувианским человеком. Я буду рад. У меня есть плакат с ним, но он куплен в обычном книжном магазине. Тут, у нас. Это как будто не то. – Придет время, когда ты сам попадешь в Италию, и… – Нет, не придет, – горько усмехнулся он. – Меня не выпустят из страны… НИКОГДА! – А если ты за свои разработки Нобелевскую получишь? – Он мотнул головой. – Ты же что-то грандиозное изобрел! – У меня не вышло. Но даже если бы и получилось… За меня поехал бы ее получать какой-нибудь министр. Иностранных дел, например. Или химической промышленности. – Это из-за того, что ты работаешь на режимном предприятии? – решил уточнить Гурам. Раньше они эту тему не обсуждали. – Наш директор выезжает за рубеж. Бывает на конференциях. Ему можно. А мне нет. – Твой мозг слишком ценен. Тобой нельзя рисковать. Одно дело, фокусник политического убежища попросит, – это он вспомнил бывшего своей богини бескрайних степей. – Или артист балета. Но гениальный химик – лакомый кусок для любого империалистического государства. – Все понимаю, поэтому не ропщу. – Кстати, мы не спросили, что тебя привело в столицу, – спохватилась Мария. – На ВДНХ проходит какая-то научная выставка. Ты туда завтра поедешь? – Нет, на Лубянку, дом 20. – В штаб-квартиру КГБ? Но зачем? – Вызвали для беседы. – Ты Сене звонил? – Он мне. – Физик в Союзе? Мы думали, опять уехал за границу. – В Союзе. В Москве. На Лубянке. Сеня и вызвал меня для беседы. – Значит, можно выдохнуть? Он же не навредит тебе? – Не сможет. Я ничего дурного не сделал. Работаю исключительно на благо родины. – Сажают и невиновных, – пробормотал Гурам. – От меня больше пользы на свободе. Поэтому не переживайте за меня. Все будет хорошо. И то, что меня в Москву выдернули, даже плюс. С вами повидался, на премьере в театре оперетты побывал, купил себе новые ботинки, маме сапожки, а бате спиннинг финский, у нас таких не найти. А еще в Третьяковку впервые в жизни сходил (надо было где-то дождь переждать, пока в гостиницу не заселили). – Почему ты не остановился у кого-то из нас? – Не хотелось усложнять жизнь. – Ты бы не помешал ни мне, ни Гураму, – заверила его Мария. Хотя ее сожитель точно был бы против. Он не терпел гостей. Поэтому приходилось принимать их в гримерке. – А он не о нас, – хмыкнул Лирик. – Себе жизнь усложнять не хотел. – И вам, и себе. – А к брату? Он же в Москве. – Мы в ссоре. – Из-за чего? – Не понимаем друг друга. Я считаю, что Александр, как истинный гений, себе не принадлежит. Он дар вселенной человечеству. А он обзывает меня идиотом. Еще заблудшим. – По лицу Эрнеста было ясно, как он переживает из-за этого. – Говорит, главная задача человека – сделать счастливым себя. Если получится, то остальных. – Я с ним согласен. Перед тем как помогать другим, нужно обрести гармонию с собой. – Это все понятно, – начал злиться Эрнест. – Но давайте мыслить глобально. Если ты можешь спасти миллионы, разве важно, каково тебе? Отдай людям все свои знания, умения, а потом сиди себе в железной будке, паяй. – Отсылка не ясна. – Сашка ушел из науки. Насовсем! Перевелся в технический отдел на должность обычного инженера, штаны в конторе протирает по будням, а в выходные на радиорынке чинит бытовые приборы. – Если ему это нравится… – Уверяет, что да! Я не говорю, что это плохая жизнь. Для простого обывателя – отличная. Но Саша избранный. Представьте человека, у которого есть крылья, но он не летает, а ездит на трамвае. – И правильно делает. Зачем привлекать внимание? Ты посвятил себя науке, и что же? Завтра тебя станут допрашивать на Лубянке, а Сашка будет сидеть в своей будке и паять фен. Мария не могла не спросить: – Как у него на личном? – Хорошо. Женат, сын есть. Родители говорят, обычным ребенком растет. Не бестолковым, но и не заумным. Они считают это плюсом. – С вами, гениями, намучились. – Разве мы доставляли много хлопот? – Ты точно – да. Дома химичил постоянно, чуть квартиру не спалил. А сколько мебели попортил! – Еще крыс туда таскал для опытов, – припомнила Мария. – Тебя даже на учет в детскую комнату милиции поставить хотели за бомбочки. – Но и за Сашу они переживали. Он слишком рано начал взрослую жизнь. Студент в пятнадцать, аспирант в девятнадцать. И чем занимается, они не понимают. Родители ведь у вас простые люди. – Оба работали в гараже, папа начальником, мама диспетчером. – В кого вы такими гениальными уродились? – В прадеда по отцовской линии. Он самородком был, типа Кулибина. Чего только не изобрел! Но знаний ему не хватало (из семьи крепостных – читал по слогам), поэтому двигатель собрал неправильно, упал и разбился. – Откуда упал? – С неба. Летательный аппарат соорудил. А лучше б плуг, как говорила бабушка. Она историю о заумном предке поведала.