– Вот это, – он вывалил из сумки папку с завязками, она была помещена в пакет, поскольку уголки начали вытираться, – мне ночью принес незнакомец с татуировкой на кисти. И это была буква «Ф». – Мальчик, выдохни, пожалуйста, у тебя давление скакнуло – лицо красное. Гурам, тащи мою сумку, там таблетки. – Нет! – закричал Паша. – Вы должны мне рассказать правду. Прямо сейчас. Знаете, что это? Намеренно забракованное исследование Эрнеста. Он испортил труд своей жизни, чтобы он не попал в дурные руки. Из-за этого его преследовали и в конце концов убили… Он сполз со стула, но сознания не потерял. И под одеяло не забился. Паша, шатаясь, дошел до ванной и направил на голову холодную воду. Струя била в затылок, вода заливалась за воротник, стекала не только по лицу, но и по плечам, но это помогало. Паша постепенно приходил в себя. Когда он вышел из ванной, Мария встретила его с водой и таблеткой. Заставила выпить. – Мы обозлились на Сему из-за того, что он испортил всем нам жизнь, – начала откровенничать она, когда убедилась в том, что Паша успокоился. – В 1983-м, когда был юбилей института Эрнеста, он сопровождал меня в качестве агента. На секретные объекты без соглядатая было не попасть. Но Сеню не я интересовала, а Эрнест. – Мария открыла альбом на той странице, где было фото Химика, Физика и Лирика. – Он присутствовал на торжестве как друг, о чем постоянно говорил. Но у Сени была задача узнать о разработках профессора Субботина. – Речь идет о нервно-паралитических газах? – Да. На это были выделены большие деньги. Эрнесту дали карт-бланш. И он что-то нащупал. Более того, выдал продукт. – «Клопа»? – Нет, у того газа не имелось названия. Только аббревиатура. Но продукт впечатлил, как и заверения в том, что на подходе совершенные разработки. Эрнеста повысили по службе для того, чтобы поощрить. Семен Забродин приехал с проверкой. Неофициальной, естественно. – Физик и Химик ушли с банкета и засели в лаборатории, – подключился Гурам. – Что там делали, о чем говорили, мы не знаем. Но через несколько месяцев Эрнеста вызвали на Лубянку, в главное здание КГБ. И сделал это Семен. Он допрашивал твоего деда. И портил жизнь его друзьям: мне и Марии. Мы стали невыездными. – А нас ждала Венеция, – мечтательно проговорила Лавинская. – Кинофестиваль, маэстро Антониони и прочие звезды, гондолы, шампанское… – Мы с Машей пошли на поклон к Физику. У нас же свой человек в органах! Мы не знали тогда, что именно он перекрыл нам кислород. – Он сказал, что Эрнест без пяти минут государственный преступник. И его не судят только потому, что нет доказательств. Да и какое ему наказание назначишь? Отбывание срока в колонии? Где он будет варежки шить? При Сталине угробили тысячи ученых, они на лесоповале надорвались. Ушли в землю, строя канал Москвы. Кому от этого лучше стало? Точно не государству. – Но при чем тут вы? – задал вполне логичный вопрос Паша. – Мы ближайшие друзья Эрнеста. Через нас он мог передать свои разработки враждебным государствам. Никто не поверил в то, что эксперимент не удался. Все отчеты были идеальными. И вдруг что-то пошло не так. – Бывает. – Да. Но газы Эрнеста прошли испытания на крысах. Вот только они якобы передохли после. Но то были другие грызуны. Благо их в подвалах НИИ немало водится. – Я слышал, что и на людях проводилась проверка газа. Естественно, не официальная. – Возможно. Тогда мы не вникали во все это, – вздохнул Гурам. – Все равно ничегошеньки не понимали, – поддакнула Мария. – Мы с Гурамом люди искусства. Далеки и от науки, и от дел государственной важности. – Мы понимали, что Эрнест великий ученый, но для нас он был другом, который подкидывал бомбочки-вонючки в портфели своих обидчиков. – Для нас, но не для Семена. – Точно. Физик так докапывался до Химика потому, что понимал, какой вклад в развитие военной науки тот может внести. А Сеня был истинным патриотом. Когда его встретил, изменившегося, с татуировкой на кисти, он не вылезал из горячих точек. А их в те времена было множество. – Ты точно случайно его встретил? – спросила Мария. – Я – да. Оказалось, он часто бывает в Энске. Пригласила Сеню на свой творческий вечер, но он не явился. – Он меня нашел в 1997-м. Хотел через меня выйти на диалог с Эрнестом. Тогда страшное творилось во многих регионах развалившегося СССР. Химик мог помочь нашей армии. Но Эрнест на контакт не пошел. Больше я Сеню не видел. – Он мог выжить? – Теоретически да. Он же воевал. Потом с терроризмом боролся, опять же не из кабинета. Подорвал труп, подкинул в палатку личные вещи, можно палец, если вдруг анализ ДНК будут делать, и вот ты уже покойник. – Но Семен не стал бы этого делать. Даже ради спасения. – Почему? – поинтересовался Паша. – Как-то трусливо это. Не в духе Физика. Он никогда не бежал с поля боя. Только не говори мне, что все могло измениться. Нет, только не Семен. Мне жаль, что мы не поняли его тогда… А все из-за эгоизма. Не пустили нас, видите ли, В Венецию. Катастрофа вселенского масштаба! – Да уж, – согласился с ней Гурам. – А Сене каково было? Разрываться между дружбой и чувством долга? – Значит, вы не догадываетесь, кто убил Эрнеста? – Есть у меня одна мысль… Только камнями не закидывайте! – Говори, – нетерпеливо выпалила Мария. – Химик покончил с собой, выпив яд собственного приготовления. Поэтому он знал, кто его убил! – Нет, тогда бы дед сказал: «Я себя убил!» – Сынок, умирающий человек не контролирует речь. Моя мама, уходя, говорила на непонятном языке. Я записал ее слова. Оказывается, это был персидский. А она его не знала никогда. Ее далекие предки – возможно. Но Субботин, хоть и не спорил, внутренне стоял на своем. Нет! Эрнеста убили. А действие «Красного муравья» не исследовано. Может, его распылить можно? Или на кожу капнуть? Пропитать им одежду? Деда могли отравить еще на работе. Или по пути домой. Один вопрос – где убийца взял образец? – Паша, а можно этот альбом себе оставить? – спросила Мария. – Нет, – резко ответил он. – Это память об Эрнесте. Хочу сохранить ее у себя. А вы что же, эти фотографии потеряли? – Я даже не уверена, что они у меня были. – Первые сделал мой отец. Он фотографией увлекался, правда, недолго. В комнате моих родителей наверняка хранятся и не такие кадры. Они ничего не выкидывали. Там на стене до сих пор висит мой портрет, где я в шортиках и бабочке. Буду в Энске, поищу, если найду, сделаю для тебя копии. Паша взял альбом и папку. Убрал все это в рюкзак. Получается, зря приходил. Ничего важного не узнал. – Эрнест будто чувствовал, что его дни сочтены, – сказала Мария. – Не зря пришел ко мне, позвал в гости. Может, он болел? И не хотел мучительно умирать? Поэтому принял яд? – Его убили, – прорычал Паша и покинул квартиру Гурама Адамяна. Глава 3 Вот и свершилось! Погуляв по ВДНХ, они поехали к Марку. Оба были голодны, но в кафешках оказалось слишком много людей. Перекусив хотдогами, сели в машину. – А нормальной еды все же хочется. – Предлагаю приготовить самим, – сказала Ари. – Пасту, например? – Умеешь? А то я тот еще кулинар. – Не скажу, что готовлю хорошо, но некоторые блюда удаются. Как ты относишься к карбонаре? – Это которая с мясом и томатом или с ветчиной и сливками? – Последняя. – Тогда отлично. А мясную не очень люблю. Уж лучше макароны по-флотски с кетчупом. – Продукты дома есть? – Продуктов дома нет. Точнее, имеются пельмени, вареники и всякие чебупели. Я ж холостяк. – Твой отец тоже, но он отлично готовит. – На Кавказе каждый мужчина умеет это. Я же рос в Москве, с матерью, которая меня закармливала, чтобы я не чувствовал себя несчастным. Она пила, я ел. Видела бы ты меня в десять – пятнадцать лет. Я был огромный, как кит. – Не представляю тебя таким. – Сейчас у Марка хорошая фигура. Без внушительных рельефов, но с правильной геометрией. На нем идеально сидит одежда пятьдесят второго размера. А Ари уже влезает в сорок восьмой! Это прогресс. – Детских фотографий не покажу. Я их все сжег. – Но как ты смог похудеть? – Благодаря очень хорошему человеку. Его все звали Рэмбо. Он держал спортзал в подвале. Всех пацанов с улицы бесплатно пускал, учил боксу, единоборствам. В спецназе служил и отлично дрался, несмотря на протез (у него ноги от колена не было). Штанги еще имелись в зале, гантели, скакалки, мячи. Я никогда бы не осмелился в этот подвал сам прийти. Рэмбо меня привел. Увидел, как на улице ко мне пристает шантрапа. Пацаны меня даже не били, просто обзывали, ржали надо мной, щупали за сисечки, а они были побольше, чем у некоторых наших ровесниц. Рэмбо их шуганул, а меня позвал с собой. Когда я оказался в подвале, он дал мне скакалку и велел прыгать. В зале полно пацанов, и они все такие спортивные… Я стеснялся. Но Рэмбо рявкнул: «Прыгай!» И я заскакал. Мое пузо колыхалось, как и сисечки. Я краснел, потел. Но никто не смеялся. Даже не ухмыльнулся. В зале Рэмбо была атмосфера, как сейчас сказали бы, толерантности. И я стал ходить туда. Сначала просто вес сгонял, потом начал штанги тягать. А когда пришел в нормальную форму, Рэмбо начал обучать меня единоборствам. – Значит, с тобой не страшно ходить по темным переулкам?