– Пытаемся понять, что связывало ее с Кассандрой и почему она оказалась в церкви. Мачеха Кассандры ее не знает. Никто из соседей Кассандры – тоже. – А что за проблема-то? Разве преступление прийти на чьи-то похороны? – спросила Амбер. – Нет. Но это странно. – На панихиде было много народа. Почему вы именно про нее спрашиваете? – Потому что она появилась и в другом месте. Джейн нажала несколько клавиш, и на экране возникло второе изображение таинственной женщины. Лицо, резко освещенное холодным светом зимнего утра. – Опять она, – сказала Амбер. – Но другой фон, другой свет. Другой день, – заметил Бен. – Точно, – подтвердила Джейн. – Это съемка камеры наблюдения на другой панихиде. Обратите внимание: наша таинственная незнакомка пришла с мужчиной, и они держатся за руки. Его вы узнаете? Все трое отрицательно покачали головой. – Так что с этой женщиной? Она любит посещать похороны наугад? – спросил Бен. – Не думаю, что она выбирает их наугад. Эти вторые – тоже похороны жертвы убийства. – Ух ты. Она получает от этого кайф? – Бен снова посмотрел на коллег. – Прямо «Убей ее еще раз, Сэм». – Что? – не понял Фрост. – Это фильм один, мы над ним работали несколько лет назад. Продюсер – наш приятель из Лос-Анджелеса. Фильм о девушке-готке, которая ходит на похороны наугад. Кончается тем, что она привлекает внимание убийцы. – Кассандра тоже работала над этим фильмом? – Мы все работали, но мы были частью команды. Не то чтобы сюжет был какой-то особенный или что-то еще. И в самом деле есть такие люди, которые ходят на похороны незнакомых людей. Они получают заряд энергии от чужой скорби. Или хотят быть частью сообщества. Или они одержимы смертью. Может, она из таких. Просто какая-то эксцентричная женщина, которая и Кассандру-то не знала. Джейн посмотрела на молодую женщину на экране. Темноволосую, красивую, безымянную. – Интересно, по каким причинам она пришла на похороны. – Кто знает? Поэтому нам и нравится делать фильмы ужасов, детектив, – сказал Трэвис. – Вероятностям нет числа. 21 Привязанный к столбу святой Поликарп безмятежно взирал на небо, а пламя пожирало его, обжигало его кожу, поглощало плоть. Человек на цветной иллюстрации не умолял, не кричал, хотя его сжигали заживо на костре; нет, он, казалось, приветствовал пытку, которая приведет его прямо в руки Спасителя. Разглядывая изображение казни Поликарпа, Джейн вспомнила, как однажды жарила курицу и облилась кипящим жиром, а потом представила, что эта боль увеличилась тысячекратно, что пламя охватывает ее одежду, волосы. В отличие от святого Поликарпа она не устремляла бы глаза к небесам с выражением восторга. Она визжала бы на всю вселенную. «Хватит». Джейн перевернула страницу, но и там увидела мученика, еще одно изображение страданий. На цветной иллюстрации была показана сцена смерти святого Эразма Формийского во всем ее жутком великолепии: Эразм распростерт на столе, а мучители, вскрыв ему живот, наматывают на ворот его кишки. Из спальни дочери раздавались смешки – Габриэль читал Реджине сказку перед сном; радостные звуки звучали диссонансом с картинками в «Книге мучеников», которые от этого казались еще более нелепыми. Раздался звонок в дверь. Джейн с радостью отложила безжалостно мрачные иллюстрации и пошла из кухни встретить гостя. Отец Дэниел Брофи выглядел похудевшим и более усталым, чем во время их предыдущей встречи всего семь месяцев назад. Его лицо напомнило ей о мучениках, о которых она только что читала: вот человек, смирившийся со своими несчастьями. – Спасибо, что пришли, Дэниел, – сказала Джейн. – Не уверен, что смогу быть вам полезен, но буду рад попробовать. Он повесил пальто, и в это время из спальни Реджины донесся взрыв смеха. – Габриэль укладывает дочку. Давайте поговорим в кухне. – Маура к нам присоединится? – Нет. Мы с вами поговорим вдвоем. Что промелькнуло в его глазах – разочарование или облегчение? Джейн провела его в кухню. Дэниел оглядел книги и бумаги, лежащие на столе. – Я читала про святых, – пояснила Джейн. – Да, я понимаю, давно нужно бы это знать, но изучение катехизиса в школе как-то прошло мимо меня. – Мне казалось, теория Мауры вас не убедила. – Я до сих пор сомневаюсь, но уже привыкла к тому, что от ее теорий не стоит отмахиваться. Ведь она чаще оказывается правой, чем не правой. – Джейн кивнула на дела Кассандры Койл и Тимоти Макдугала, лежащие на столе. – Проблема вот в чем: я не нашла никаких связей между ними, кроме таинственной женщины, которая присутствовала на обоих похоронах. У них нет общих друзей, они жили в разных районах, работали в разных сферах деятельности, учились в разных колледжах. Но их обоих напоили кетамином с алкоголем и обоих обезобразили после смерти. По характеру нанесенных телам увечий Маура делает вывод, что убийца одержим католическими легендами. Вот тут-то и требуется ваша помощь. – Потому что я ваш эксперт по святым и мученикам? – А кроме того, вы знакомы с религиозными символами в искусстве. Так мне сказала Маура. – Большая часть моей жизни прошла в окружении предметов сакрального искусства. Я немного знаком с иконографией. – Тогда не могли бы вы еще раз посмотреть эти фотографии с места преступления. – Джейн подвинула ему ноутбук по столешнице. – Скажите мне, если вам в голову придет какая-то свежая мысль. Что угодно, если оно поможет нам понять логику действий убийцы. – Мы с Маурой уже подробно обсуждали эти фотографии. Не следует ли и ее пригласить к нашему разговору? – Нет, я бы хотела выслушать вас отдельно, – сказала она и тихо добавила: – Чтобы было меньше сложностей для вас обоих. Вы так не считаете? В его глазах вспыхнула боль, такая острая, словно Джейн вонзила нож ему в грудь. Дэниел откинулся на спинку стула и кивнул: – Когда она мне позвонила, я подумал, что уже способен справиться с этим. Подумал, что мы сможем оставаться друзьями. – Ретрит в Канаду не помог? – Нет. Ретрит показался мне чем-то вроде анестезии. Долгая глубокая кома. Шесть месяцев мне удавалось ничего не чувствовать. А когда она позвонила и я увидел ее снова, это было как пробуждение от комы. И боль вернулась. Такая же сильная, как прежде. – Сочувствую, Дэниел. Сочувствую вам обоим. Из спальни послышался голос Реджины: «Спокойной ночи, папочка!» Дэниел вздрогнул, и Джейн подумала: сожалеет ли он о том, что никогда не женится, что у него не будет детей? Неужели он не тоскует по жизни, которой мог бы жить, если бы не этот воротник на шее? – Я хочу, чтобы она была счастлива, – сказал он. – Для меня нет ничего важнее этого. – Ничего, кроме ваших обетов. Он посмотрел на нее загнанным взглядом: – Я дал обещание Богу в четырнадцать лет. Я поклялся, что, если… – Да, Маура говорила мне о вашей сестре. У нее была детская лейкемия, верно? Дэниел кивнул: – Врачи говорили, что случай неизлечимый. Ей было всего шесть, и я мог только молиться. Господь ответил на мои молитвы, и Софи сегодня живая и здоровая. У нее двое прекрасных приемных детей. – И вы действительно считаете, что ваша сестра жива только благодаря вашей сделке с Богом? – Вам этого не понять. Вы не верующая. – Я верю, что мы все ответственны за тот выбор, который делаем в жизни. Вы сделали ваш выбор по причинам, которые казались обоснованными в ваши четырнадцать лет. Но теперь? – Она покачала головой. – Неужели Бог может быть таким жестоким? Ее слова, вероятно, ужалили его, потому что он не нашел ответа. Он сидел молча, положив руки на иллюстрированную книгу о святых и мучениках. Дэниел тоже был мучеником, человеком, который принял свою судьбу с такой же решимостью, с какой Поликарп дал себя сжечь на костре. В эту минуту молчания в кухню вошел Габриэль. Он увидел огорченного гостя и вопросительно посмотрел на Джейн. Как опытный следователь, Габриэль умел оценивать ситуацию и сразу понял, что речь здесь идет о чем-то большем, чем преступление. – Все в порядке? – спросил он. Дэниел поднял голову, испуганный появлением Габриэля: – Боюсь, что я мало чем могу быть полезен. – Но теория занятная, вы так не считаете? Убийца, одержимый религиозной иконографией. – ФБР присоединилось к расследованию? – Нет, я в этом деле просто заинтересованный супруг. В детали меня Джейн не посвящала.