Вспомнив про Гликерию, Нина нахмурилась. Поговоришь с ней теперь, упрямой кобылицей. Мальчик помолчал. – Роман тоже лошадей любит. А его заставляют книги читать да церемониалы соблюдать. Он пообещал, когда императором станет, подарит мне целую тáгму. – Погоди, какой Роман?! Ты с наследником говорил? Как тебя допустили к нему? – А чего бы не говорить? Чай, тоже человек, говорить умеет. Он убежал однажды из библиотеки да пошел к кухням. А там я с подносом сладостей шел. Ну, он и попросил у меня чего сладкого. А я дал. Он же наследник. Мы побеседовали немного. А потом пришел слуга за ним, Роман хотел бежать да поднос задел, и лукумадесы рассыпались. Меня выпороли за них, а Роман потом пробрался ко мне, пожалел, что из-за него попало, принес книгу. И читал мне про путешествие какого-то моряка и про одноглазого великана. А потом мы с ним не раз виделись. Тайно. Я ему сладости приносил. Жалко его. Ему даже говорить во дворце не с кем. Все либо надутые жабы, либо его боятся и соглашаются. А я с ним даже подрался однажды. – Галактион горделиво приосанился. Нина прижала руки к щекам: – Да как ты осмелился?! – А я чего? Он сам вдруг рассвирепел и пнул меня, когда я сказал, что лошадей бегал смотреть. А я тоже его пнул. Он удивился, ты бы видела его лицо. – Мальчик рассмеялся. – А потом ничего, больше не пинался. Сказал только, что иногда его такой гнев охватывает, прямо в глазах темно. И ничего с собой сделать не может. А я сказал, что ежели его опять стукнуть надо, то пусть только позовет. Нину от таких разговоров аж в пот бросило. Она осторожно спросила: – А сбежал-то почему? Наследник пожаловался? Галактион помрачнел. – Нет. Мы с Романом играли в кустах за фонтаном в чет-нечет с камнями. А потом он услышал, что его Ноф ищет, и ушел. Я вылез из кустов, а там другой евнух из кувикулария[50], он за мной и Романом, видать, подсматривал да доложить хотел. Евнух тот меня схватил сзади за тунику, начал колотить чем-то твердым. Больно. А потом я вывернулся, к нему лицом повернулся, хотел молить о прощении. Он тогда схватил меня за шею да потащил к старым кухням. Я и крикнуть не мог. А у него глаза как у демона какого – черные, бешеные. Сам трясется весь и молчит. Страшно стало, что убьет прямо здесь, я вырвался, кинулся за угол, а там и в подземный ход. Вот и сбежал. А потом, как услышал, что меня ищут, побоялся возвращаться. Нина слушала его, прижав пальцы ко рту да качая изредка головой, под конец отвернулась, скрывая набежавшие слезы. – Спасибо тебе, почтенная Нина, за то, что приютила. – Галактион встал, поклонился. – Я пойду в пекарню, Гликерии помогу. Сикофант-то обычно поутру приходит, сейчас ушел уже, наверное. Неуклюже натянув на крашеные локоны дешевый мафорий, он попрощался с Ниной и выскользнул за калитку. Нина, перекрестив его вслед, задумалась опять о своих тревогах. Как бы то ни было, а надо Никону рассказать. Хоть и зла на него за то, что с Гликерией путается и жене врет, да больше идти не к кому. Вдруг Василий не придет опять, так хоть сикофант чем поможет. Видеть ей Никона не хотелось. Подумав, Нина решила сразу к жене его пойти. Авось договорятся. Теперь она знает, чего ждать. Есть у нее одно средство, чтобы с таким поведением справиться. Не любит Нина так делать, больно уж на колдовство смахивает. Но если никто не увидит, то авось обойдется. Нина взяла суму свою со снадобьями, положила туда горшочек с притиранием для лица, успокаивающие травы завернула в холстинку. Придя на улицу, где в прошлый раз так ее опозорили, Нина закуталась в плащ поплотнее, скрыв лицо мафорием. Поймала одного из мальцов, бежавших по улице, показала ему медную монету, попросила вызвать женщину из дома, рядом с которым куст жимолости растет. Попросила передать два слова: «Тайное послание». Малец сбегал, получил монетку. А Нина, присев на дорожный камень, стала ждать. Расчет был верный – женское любопытство не дало жене Никона остаться дома. Через минуту фигура в длинной накидке показалась на пороге. Нина поднялась, убедилась, что женщина увидела закутанную в плащ незнакомку, и отступила в тень акации, растущей позади камня. Супруга Никона, замешкавшись, нерешительно двинулась в сторону Нины. Остановилась рядом, глядя настороженно. Нина, все еще скрывая лицо за мафорием, произнесла тихо: – Доброго дня тебе, почтенная. Я к тебе с вестью да за помощью. Жена Никона сказала грубовато: – Кто ты такая да какая тебе помощь от меня надобна? Нина же достала из-за пазухи шнурок с кристаллом, что Анастас отдал перед смертью. Солнечный луч, коснувшись одной из граней продолговатого камня, полыхнул тонкой молнией, привлекая внимание стоящей напротив женщины. Аптекарша, держа в пальцах шнурок, медленно поворачивала кристалл в луче света, что падал сквозь листву. И начала говорить тихо, напевно, размеренно: – А я тебе сейчас расскажу. У Аглаи с третьего холма сын был. Хороший сын, справный. Кузнецом хотел стать. Да убил его изувер какой-то. Не может нормальный человек такой грех на душу-то взять – мальца безвинного отравить. Так ведь? А у другой горожанки муж этого зверя поймать хочет. Это он правильно делает. Такое дело богоугодное все грехи с него да с его детей снимет. Поручил он аптекарше разузнать, что за яд да кто его мог раздобыть. И велел, как узнает что, идти к его жене сразу. Сказал, жена его умная, не болтливая, передаст все слово в слово. Правильно он сказал? Собеседница ее стояла, не отвечая, лишь чуть покачивала головой в такт словам Нины. А аптекарша продолжила: – Как тебя звать? – Евдокия. – Голос был тихий, усталый. – Тебя, Евдокия, муж почитает, притирания для тебя заказал. И тебе он по сердцу. Ты с ним скандалить больше не станешь, будешь встречать его с лаской да заботой. Ты уважь его, передай ему одну весточку тайную. Передашь? – Передам, – еле слышно произнесла Евдокия. Глаза ее не отрывались от кристалла, который Нина поворачивать уже перестала, оставив просто висеть поверх столы. – Скажи ему, что во дворце искать надо. Оттуда беда идет. Да только тайно скажи – ему, и никому другому. Запомнила? – Запомнила. Нина взяла ее за руку, вложила в ладонь горшочек, дала и сверток с травами. – Это для твоей красоты и для хороших снов. Тра́вы горячей водой заливай с утра да пей по большому глотку после полудня и вечером. Три дня можешь пить, а потом за новым надо послать. Мужа не обижай, обхаживай. Он на других женщин и заглядываться перестанет. Храни тебя Бог. Нина закрыла кристалл ладонью, пряча за пазуху. Евдокия, вздрогнув, повела плечами, как будто пробуждаясь. Вгляделась в Нинино лицо под мафорием. Перевела взгляд на подарки в руках. Повернулась молча и направилась к дому, не поблагодарив. Но Нина и не ждала благодарности. Рада была, что все прошло гладко. Поспешила домой – солнце уже нависло над горизонтом. Дома Нина принялась за работу. Заказов скопилось – успеть бы все. Работала – и молилась, чтобы Василий пришел хоть сегодня. Закончив с самыми срочными снадобьями, вышла во дворик, чтобы открыть заранее калитку, да на пороге споткнулась об упавший веник. И дверь во двор оказалась открытой. Нина отругала себя, видать, уходя, оставила незапертой. Подошла к калитке – та тоже была открыта. Нина нахмурилась. Закрывала она калитку, точно помнит. И нет у нее привычки двери нараспашку держать. Хотя с такими событиями Нина скоро забудет и как по нужде ходить. Одно беспокойство за другим. Заперла она калитку да пошла на всякий случай проверить тайничок в полу под кроватью. Денег там было немного, однако все тяжким трудом заработанные. Сверток с деньгами и редкими украшениями был на месте. Посетовав на забывчивость, Нина вышла обратно в аптеку и подсела к столу. Отдыхать некогда. И Клавдия за отваром опять прислала, и из дворца обещались заказ принести, надо заранее и масла настаивать, и травы смешать. Но наперво решила Нина приготовить настой для мальчонки Аглаи да отправить сразу поутру. С такими хлопотами в последние дни не успевала Нина сама за травами ходить. Нехорошо это, каждое растение в свое время собрать надо. Мало того что весна жаркая, так еще и хлопот прибавилось – с отравителем. Как же его отыскать-то? Неужто и впрямь он из дворца? Нине туда ходу нет, Василий в своих делах и заботах. Так и останется погубленная душа без возмездия. Вздохнув, Нина полезла за старыми запасами. Заодно решила сделать отвар отдельно для Аглаи да добавить майскую конвалию, что хорошо для сердечного успокоения. Ей как раз в настой такого надо добавить, а то какое же материнское сердце столько горя выдержит? Но этот цветок ядовит, поэтому Нина хранила конвалию в отдельном кованом сундучке, под замком, вместе с другими растениями да настоями, которые вред могут причинить, если неаккуратно использовать. Только не найти никак сундук тот. Куда ж она его подевала? Вот напасть. В дверь постучали. Нина с досадой разогнулась. Ой, не до клиентов ей сейчас. Только бы не Зиновия, а то утро настанет, пока она наговорится. В дверь вошел Гидисмани. – Здравствуй, почтенная Нина, – важно произнес он. Нина принюхалась. Гость, похоже, вина выпил, да немало. Ишь даже почтенной назвал. С чего бы это? Аптекарша настороженно ответила: – И тебе здоровья, почтенный Гидисмани. С чем пожаловал? – Проведать тебя решил – как один мастер гильдии другого мастера… то бишь мастерицу. Вдруг тебе помощь какая нужна? Или совет? – Аптекарь покачнулся и тяжело плюхнулся на скамью у входа. – Да где ж ты столько вина выпил, что меня проведать решил? – всплеснула руками Нина. Глянула на дверь – сейчас вернется подмастерье, и она пошлет его к жене Гидисмани с весточкой, куда за мужем носилки присылать. – Мне наливали, я и выпил, а вот ты мне не наливаешь! Строптивая ты, Нина, неуступчивая. – Почтенный аптекарь говорил с трудом, медленно и старательно проговаривая слова. Она, не желая тратить время на разговоры с пьяным, отвернулась было. Но, поразмыслив, достала чашу медную, налила туда вина из стоящего на полке кувшина, водой развела, поднесла гостю. А сама на скамью напротив присела. – Богато ты живешь, Лука, – ласково сказала Нина. – И лавка у тебя большая, и сам в шелках ходишь. Гидисмани с достоинством глотнул вино, закашлялся и, не удержав чаши, уронил ее. Сердито глянул на Нину, вытер с бороды капли. – Богато живу, верно. Ко мне знаешь какие люди заходят в лавку? – Он многозначительно показал пальцем вверх. – Богатая на тебе туника была, когда в прошлый раз ко мне пожаловал. Мне на такую и не заработать никогда. – Нина вздохнула, поднимая чашу с пола. – Эт-то какая? – Да желтого шелку, а по краю птицами расшита. Ох и красивая же… – Нина опять взялась за кувшин. – Да, та туника знатная. Я ее знаешь за сколько купил?!