– В пузырьке, который вы, к счастью, не открыли, был порошок рицина. Это крайне ядовитый белок. Ноль запятая двадцати миллиграмм достаточно, чтобы убить взрослого человека. Он попадает под Конвенцию о биологическом оружии и одновременно под Конвенцию о химическом оружии Объединенных Наций. В апреле письма с рицином получили Барак Обама и мэр Нью-Йорка Блумберг. Так что у вас неплохая компания. – Да, спасибо. Значит, я могу рассматривать это как своего рода повышение? Врач понимающе улыбнулся. – Мы должны провести несколько тестов, и я предпочел бы оставить вас здесь на ночь, но если хотите, можете идти. – Врач принялся вращать плечами. Потом выпятил грудь вперед и, сидя на стуле, начал делать движения, будто едет на лошади. – У вас нет никаких симптомов. У вас давно должно было начаться сильное воспаление слизистых, жжение во рту и в горле. Хольгер Блём тяжело сглотнул и схватился за горло. Врач продолжил, чтобы успокоить его: – А еще высокая температура и рвота с кровью. Обычно смерть наступает из-за остановки кровообращения. Противоядия, к сожалению, не существует. – Ну класс, тогда все в порядке. У Блёма зазвонил мобильный. Он вопросительно посмотрел на врача. Тот кивнул, и Блём ответил своей жене, Анджеле. Он уверял, что с ним все хорошо и ей не о чем беспокоиться. – Но ты говоришь так, будто заболел гриппом. У тебя хриплый голос, и… – Нет, у меня не хриплый голос, – возразил Блём. – Просто здесь очень сухой воздух, Анджела. Она поинтересовалась, не хочет ли он пойти с ней сегодня вечером поесть в «Смутье» ягненка. – Да, – ответил он, – прекрасная мысль, только я еще точно не знаю, когда здесь освобожусь. Врач вращал головой вперед и назад. Он постоянно делал какие-то упражнения, пока сидел, какую-то лечебную гимнастику для тех, кто в стрессе. * * * Доктор Кайзер все еще пытался говорить общепонятным языком, но это явно давалось ему с трудом: – Этот журналист Блём и сотрудница департамента водоснабжения, природной и береговой охраны Нижней Саксонии еще находятся в карантине. Но оба в добром здравии, – подчеркнул Кайзер. Руперт резко переменился после этого высказывания. – Если Блём и эта особа из водоснабжения направлены в карантин, почему никто не наблюдает за мной? Или… – он указал на госпожу Дикманн, и та резко побледнела. – В пузырьке из вашей посылки был возбудитель холеры. Это высокоподвижные бактерии. Эта болезнь давно нами побеждена. Теперь она возникает лишь в бедных странах, где недостаточно хорошо разделены системы питьевого водоснабжения и сточных вод. Здесь достаточно элементарных защитных мер: кипячение, мытье рук и… Руперт закашлялся. – Мне дурно. – Почему, – спросила Анна Катрина, – преступник прислал нам разные яды? Рицин в редакцию, антракс в водоснабжение и возбудителя холеры в полицейский участок? Доктор Кайзер сделал глоток воды, словно хотел этим показать, что они полностью контролируют ситуацию. Правда, пил он из пластиковой бутылки. – Хочет продемонстрировать нам свои большие способности, – предположил Веллер, вызвав всеобщее согласие. Он обратил внимание, что никто не притронулся к кексам, стоящим на столе. Даже к кексу с шоколадной глазурью, а их обычно съедали первыми. – Последняя большая вспышка холеры произошла в 2010 году на Гаити. Тогда заболело более полумиллиона человек. Из них умерло более семи тысяч. Но существует очень эффективное противоядие и профилактические меры. Последняя эпидемия в нашей стране случилась в 1892 году, в Гамбурге, погибло более 8600 человек. Тогда Роберт Кох… Веллер наклонился к Анне Катрине: – Думаю, они неплохо в этом разбираются… Она с ним согласилась: – Да, на такие встречи не приходят без подготовки. Они уже давно занимаются этими проблемами, – а потом громко задала вопрос: – Почему именно Остфризия? Разве преступнику или преступнице не было удобнее выбрать какой-нибудь большой город? Нюссен прошелся изящными пальцами пианиста по своей ангельской шевелюре и сказал: – Департамент водоснабжения здесь, в Нордене, отвечает за весь регион. – Он начал перечислять: – Аурих, Ольденбург, Ганновер, Хильдесхайм, Брауншвейг, Гёттинген, Меппен, Штаде, Браке, Люнебург… – Он прервал перечисление жестом, показав, что может перечислять еще долго. – Возможно, преступник считает, что в равнинных областях вроде Нижней Саксонии особенно сложно проконтролировать, чтобы ничего не попало в систему питьевой воды, но мы готовы к подобным угрозам. Он посмотрел на Ютту Дикманн, которая продолжала теребить свой свитер, и она ему кивнула. Это трое явно собрались уходить. В комнате возникло негодование. – А теперь мы все примемся за работу, за которую получаем деньги, – объявила Дикманн. – Кроме того, мы все будем хранить молчание и окажем коллегам любую поддержку, которая им понадобится. Анна Катрина хотела что-то сказать, но ее никто не слушал. Ютта Дикманн, доктор Кайзер и Нюссен попрощались, бесцеремонно помахав всем руками, хотя Анна Катрина громко крикнула им вслед: – Подождите! У нас есть еще несколько вопросов, и я очень хочу получить на них ответы! Рике Герсема похлопала Анну Катрину по плечу: – Не только у тебя, Анна, не только у тебя. – А до меня, очевидно, вообще никому дела нет? – пожаловался Руперт. – Кстати, выглядишь ты неважно, – проворчала Рике Герсема. Тогда Анна Катрина громко, на всю комнату задала вопрос: – Если кто-то хочет шантажировать туристический район… Каким надо быть дураком, чтобы делать это в ноябре, когда здесь почти никого нет? Вопрос повис в воздухе, словно клочья тумана. Веллер разогнал воздух рукой. * * * Словно олицетворенная нечистая совесть, в коридоре стояла Мария Реннефарт-Нойманн, приветливая молодая девушка, которая проводила с Рупертом тест Баума. По мнению Руперта, она была невыносимо, чуть ли не демонстративно здоровой, спортивной и в хорошем настроении. – Вы забыли про нашу встречу? – спросила она, многозначительно улыбаясь. – Какую встречу? Не знаю я ни о какой встрече. – Вы же попросили меня помочь вам улучшить ваши сомнительные личные достижения, чтобы постепенно достичь уровня ваших коллег. – Я вас ни о чем не просил, – прошипел Руперт. – Мне нужно в туалет. Не могли бы вы пропустить меня? Она вытащила из внутреннего кармана куртки сложенный вдвое листок бумаги, покачиваясь при этом в коленях, словно проверяя, достаточно ли прочен пол, на котором она стоит. Она развернула бумагу. Руперт сразу узнал штамп остфризской криминальной полиции. – Точно, – рассмеялась она. – Вы меня ни о чем не просили, меня просила ваша начальница, старший полицейский советник Ютта Дикманн. Руперт с трудом выдохнул. Он не знал, чем именно вызвано ощущение сжатия в его яйцах – смещением крестцово-подвздошного сустава или стрессовой ситуацией с этой женщиной в коридоре. В любой момент из комнаты для совещаний мог выйти кто-то из его коллег. Ему было неловко. Он не хотел быть причисленным к вышедшим в тираж сотрудникам и относиться к третьему разряду по физической подготовке. Сильнее всего ему сейчас хотелось запустить руку в штаны, чтобы хотя бы поправить жмущие трусы, но он не мог сделать этого на глазах у этой девушки, и, как назло, именно в этот момент в коридор вышли Веллер с Анной Катриной. Руперт считал, что в сомнительной ситуации лучшая защита – нападение, и он перешел на повышенный тон: – Этот тест, – закричал он, – совершенно антинаучен! Девушка сделала шаг назад. Она не ожидала такой эмоциональной атаки. Анна Катрина остановилась и пристально посмотрела на Руперта. Она не могла припомнить, чтобы хоть когда-нибудь слышала прежде от Руперта слово «антинаучный». Она дружелюбно кивнула Марии Реннефарт-Нойманн и спросила Руперта: – Что ты имеешь в виду? Антинаучн… Разве для этого есть какие-то критерии? – Да! Это совершенно несправедливо! Девушка, проводившая тест Баума, спросила: – Почему несправедливо? Такого я еще не слышала. Вы считаете, что кто-то жульничал? Обманывал вас? Удар Руперта пришелся в воздух, словно он пытался нокаутировать противника на две головы выше себя.