Более неосторожного она ударила ногой в ребро, и он сразу начал задыхаться. Он смотрел на нее неверящим взглядом и ощупывал обеими руками пораженное место, своей растерянностью дав ей возможность нанести удар в нос. Голова парня с треском откинулась назад, и он ударился об машину. У него из носа потекла кровь. Второй всем весом навалился на Анну Катрину и вжал ее в сиденье. Он дыхнул ей в лицо запахом табака. Тот, которому она сломала ребро и расквасила нос, ругался: – Проклятая стерва! Анне Катрине удалось подобрать ноги и захватить ими своего противника. Тот принялся судорожно хватать ртом воздух и размахивать руками, словно пытался улететь прочь. У него покраснело лицо. Он явно был не в лучшей форме. Очевидно, оба не были опасными противниками. И тут в салон залез мужчина в забавном костюме и с ужасным галстуком. Держа в руке шприц, он покачал головой и схватил Анну Катрину за левую руку. Он сказал: – Что за балаган… А потом вонзил иглу в ее тело. Она почувствовала, как в нее проникает препарат. Потом ей стало жарко. Захваченный ею мужчина еще барахтался, но она утратила контроль над мускулами. Ноги повисли у него на плечах, словно две колбасы. Анна Катрина услышала собственный смех и возглас: – С едой играть нельзя! Или это уже был сон? * * * Кхалид Мариус Ляйстер отправился к Серкану Шмидтли сразу, как ему позвонили. Это было делом чести. Чего бы Серкан от него ни потребовал, Кхалид был готов немедленно это выполнить. Серкан был для него как отец, он был его покровителем, его шефом. Кхалид хотел занять более высокую должность в группировке Серкана. Пиццерия – тоже неплохо, ему нравилось здесь работать, особенно теперь, когда Тумма больше не было и он распоряжался всем в одиночку. Теперь он стал здесь маленьким богом и делал все по собственному усмотрению. Но Кхалид прекрасно понимал, что все целиком зависит от Серкана. Человек должен принадлежать к той или иной группировке. Иначе его быстро прикончат. Люди Серкана не были для него группировкой. Скорее семьей, где все друг друга поддерживали и были друг другу симпатичны. Он гордился, что его позвал Серкан, и при этом смутно подозревал, что ему придется заканчивать дело, при котором потерпел неудачу Тумм. Нет, в самоубийство Тумма он не верил. Тумм скорее убил бы десятерых, чем себя самого. Он был не из таких. Кхалид намеревался образцовым образом довести дело до конца ради удовольствия Серкана. Неважно, что придется делать. Большим удовольствием было вот так вот сидеть и пить чай с Серканом. Эта толстуха, которая всегда была рядом с ним, обращалась к Кхалиду с уважением и благосклонностью. Она приготовила настоящий турецкий чай и разлила его из чудесного старого чайника по стаканам, которые достались Серкану от матери. Серкан пожаловался, что сейчас очень трудно достать хороший турецкий чай. Даже его дядя из Диярбакыра, который очень придерживался традиций, начал пить остфризский чай. Владимир Куслик и его брат Борис руки бы отдали на отсечение, чтобы оказаться на моем месте, подумал Кхалид. Оба русских перебежчика не входили в группу Серкана. Они работали на него как наемники, иногда выполняя грязную работу, к которой Серкан не хотел иметь отношения. Поэтому некоторые поручения он подсовывал русским. Тумм слышал опасения, что однажды эти двое захватят все в свои руки. Якобы Серкан давал им слишком много возможностей и власти. Но очевидно, ветер переменился. В будущем Кхалиду следует их остерегаться. Для этих людей нет ничего святого. Кхалид почувствовал себя особенно польщенным, когда Серкан с дружелюбной улыбкой отослал толстуху прочь. – А теперь, – спокойно сказал Серкан, – у нас будет мужской разговор. Она поправила плед, укрывавший ноги Серкана, и с радостным видом попрощалась. Как только за ней закрылась дверь, Серкан стал совершенно серьезен. Он сказал: – Я хочу, чтобы ты сделал мне одолжение. Я же могу на тебя положиться? – Разумеется. Я всегда… Серкан с мягкой улыбкой поднял правую руку. – Знаю, мой друг, знаю. Меня не интересуют деньги. За деньги можно купить кого угодно. Мне нужна преданность. Настоящая преданность. – Да, у нас еще в почете такие ценности, как честь и… Кхалид приложил правый кулак к сердцу. Серкан заговорил тихо, с заговорщицкой интонацией: – Я хочу, чтобы ты для меня кое-кого… Он не договорил, а жестом показал, будто перерезает кому-то глотку. Потом продолжил: – Без большого размаха. Чисто и быстро. Без особой жестокости. Нужно просто ее убрать. Тумм предпочитал использовать слово «убрать» вместо «убить». Это было первым заданием Кхалида, и он чувствовал себя как на посвящении в рыцари. Противник представлялся ему большим и опасным. Словно перед ним поставили задачу, которую сам Серкан теперь выполнить не мог, потому что был прикован к инвалидному креслу. Кхалид будет защищать этого человека ценой собственной жизни и готов принять любой вызов. По фразе «нужно просто ее убрать» он понял, что речь идет о целой банде. Но потом Серкан пояснил: – Это женщина. Девушка. Твоего возраста. Он язвительно ухмыльнулся. И с отвращением добавил: – Но ты должен быть осторожен. Она – возлюбленная Крысы. Кхалид прекрасно знал – Серкан называет Крысой человека, из-за которого оказался в инвалидной коляске. Опасного человека. Наемного убийцу. Киллера. Ему очень хотелось выйти с этим человеком на бой и прикончить его. Этот поступок принес бы ему столько чести! Но Серкан потребовал убить какую-то потаскуху, которая крутила шашни с этой скотиной. Жаль, подумал Кхалид, но не стал спрашивать у Серкана, почему нельзя убить Крысу. Когда-нибудь придет и его черед, в этом Кхалид не сомневался. И надеялся, что Серкан окажет честь и позволит покончить с этим делом ему, а не Владимиру или Борису. Он старался отбросить мысль, что ему не хочется убивать девушку. Он хотел быть воином для своей семьи. А воин в его представлении выходил на бой с превосходящими по силе противниками. С хорошо тренированными другими бойцами, а не женщинами или детьми. Серкан хотел протянуть ему фотографию, но Кхалид не смог ее взять. Руки и пальцы вдруг перестали слушаться. Что-то парализовало его, словно воздух вдруг сделался тяжелым, как свинец. Движения стали натужными, медленными, словно воздух обрел вязкость и пленил Кхалида. Даже повернуть голову удавалось с трудом. Серкан положил фотографию, не взятую Кхалидом, на стол, между стаканами с чаем. Сгустившийся воздух явно его не коснулся. Он высоко поднял брови. – Какая-то проблема? Кхалиду было тяжело даже говорить. – Н… Нет… Все в порядке. Я только… – Что? Кхалид не знал, как долго длилось его молчание. Он не мог ни посмотреть на фотографию, ни взять ее в руки. И выглядел последним идиотом. Что теперь о нем подумает Серкан? Он упускает шанс, которого ждал так долго. Он хотел стать первой фигурой в окружении Серкана! Он столько времени стремился к этому мгновению, и смерть Тумма так резко приблизила его к цели. Владимир и Борис с удовольствием бы поспешили исполнять поручение. Он же, напротив, выглядел абсолютно беспомощным. Но при этом он не мог уступить поручение русским. Ситуация становилась все сложнее. Он не знал, что и думать, но вдруг почувствовал, что его мысли направляет и оценивает некая божественная сила. – Я… Я… – залепетал он. – Кажется, я отравился. Серкан Шмидтли рассмеялся и отклонился далеко назад, словно старался держаться от Кхалида как можно дальше. – Этот кишечный вирус, который сейчас ходит? Кхалиду вдруг стало еще хуже. Если бы у него действительно был вирус, он бы никогда не пошел к Серкану без предупреждения. Он не хотел быть виноватым в том, что на следующий день шефу станет плохо. Из-за резинового воздуха он даже не мог успокоить Серкана жестом. Рука просто не поднималась. – Нет-нет… Орешки! Я очень люблю орешки и, видимо, съел испорченный. – Орешки? – Да, орешки. – Может, лучше поручить дело кому-нибудь еще? Это был шок. Воздушный пузырь из клея, окруживший Кхалида, лопнул, словно кто-то проткнул его иглой. Он снова смог двигаться. Не глядя схватил фотографию и быстро вскочил, словно испугался, что ее отберут. – Нет, – решительно заявил он, – нет, не нужно.