– Блейк? Это полиция. Мне просто нужно перекинуться с тобой парой слов. Здесь стояли обычные писсуары и одна кабинка, дверь которой была закрыта. Детектив подергал ее – заперта изнутри. Присев на корточки, он заглянул в щель и увидел ноги в кроссовках, пятки подпрыгивали вверх-вниз: мужчина в кабинке то ли нервничал, то ли был под воздействием наркотиков. Кирби выпрямился: – Никуда не уйду, пока ты не выйдешь. – Че вы хотите? – послышался дрожащий голос. – Хочу поговорить с тобой насчет вечера вторника. Знаю, что ты отправился в «Блэквотер», и знаю, что потерял там свой телефон. Мне нужно задать несколько вопросов. Пожалуйста, выходи. – Через несколько секунд он услышал какое-то движение в кабинке, и защелку открыли. Детектив отошел назад, перекрывая выход на тот случай, если Блейк попытается сбежать, но не было нужды беспокоиться об этом. – Черт, – произнес Кирби, когда мужчина появился из кабинки. – Черт, – повторил тот, широко улыбаясь, явно под действием какого-то вещества. Детектив услышал шаги Андерсона в коридоре. – Сюда! – крикнул Кирби, и в этот же миг в кармане зазвонил телефон. Андерсон зашел в помещение, перекрыв все свободное пространство слева, и увидел Блейка: – Черт. Мужчина пожал плечами, переводя взгляд с одного на другого. Кирби ответил на звонок, не сводя глаз с мужчины, которого по ошибке принял за Блейка. – Ты шутишь, – сказал он, глядя на Андерсона и одними губами произнося имя «Кобрак». – Это твой счастливый день, – обратился он к человеку, которого принял за Блейка. – А теперь вали. Как только они остались одни, Кирби пересказал Андерсону все, что ему поведал Кобрак. – Причиной смерти стал разбитый череп, что неудивительно, но еще тело Эны Мэсси было напичкано препаратами. – Так значит, сначала ее усыпили? Чем, «Рогипнолом» или чем-то подобным? – Никогда не угадаешь: фенобарбиталом и метаквалоном. – То есть «Кваалюдом»? Кирби кивнул: – Ага, экстази. Глава 21 Узнав, что Эна Мэсси мертва, Рэймонд испытал облегчение, но теперь это чувство трансформировалось в нечто другое. После вчерашнего просмотра видео стали всплывать обрывки воспоминаний – то, о чем Рэймонд предпочел бы забыть. А утром в полицейском участке ему начали задавать вопросы о ней. Рэймонд не хотел и думать, не то что говорить об Эне. Неприятности даже после ее смерти… просто заноза в заднице! Сейчас он стоял у озера и смотрел на замерзшую поверхность воды под гладким слоем белого снега. Это казалось таким притягательным – просто ступить на мягкие, немного хрустящие снежинки. Но Рэймонд не мог рисковать, выходя на лед. Тот может треснуть, проломится, и тогда его утянет вниз. Затянет под озеро, туда… туда. Нет, существовал более быстрый и гораздо более сухой способ пробраться туда. Место, которое он искал, чем-то напоминало старую коробку для пилюль. Насколько он помнил, бетонное строение всегда было покрыто мхом и практически не выделялось на фоне окружающего пейзажа. Прошло более двадцати лет, и заросли плюща и ежевики полностью скрыли его от глаз. Находилось это строение между озером и отделением Китса. Пройдя мимо старого больничного корпуса, Рэймонд остановился, чтобы заглянуть в окно. В отличие от остальной части больницы, это строение он предпочел бы увидеть снесенным до основания. Оно представлялось ему инфицированной раной, которая никак не заживет, однако какая-то невидимая сила притягивала его сюда, словно подначивая: «Зайди, поднимись наверх». Внезапно промелькнул образ Эны, склонившейся над кроватью со странным выражением лица, но исчез так же быстро, как и появился. По телу Рэймонда пробежали мурашки, и он поспешил вперед, испугавшись яркости этого образа. «Коробка для пилюль» располагалась в особенно заросшем месте, там, где раньше находился огород. Здесь уже давно все затянуло японским горцем, и Рэймонду пришлось прокладывать себе путь через него, чтобы добраться до входа. Снег падал с листвы, словно сахарная пудра, и холодил шею. Рэймонд уже больше недели не бывал здесь. Сначала Колдер расхаживал тут со своим руководителем объекта – Катапультой или как его там, – а потом нашли тело Эны, и начался хаос. Продравшись сквозь ветви к «коробке для пилюль», он увидел пролетавший над головой вертолет, на мгновение потревоживший тишину. Рэймонд замер, ожидая, пока тот улетит. Снега сюда почти не намело – вместо этого он лежал неким подобием навеса на переплетенных ветвях. А слабый свет лился сквозь них, словно через заиндевевшее стекло. Рэймонд достал маленький динамо-фонарик, который постоянно носил с собой, и зашел внутрь. Он осветил фонарем тесное помещение. С потолка свисали сосульки, в углу стояли вилы Гарри – бывшего смотрителя, – пойманные в паутину плюща, который удерживал их подобно скелету, сжимавшему в объятиях кости разлагающегося ребенка. В луче фонаря блеснуло знакомое граффити NYCHO, а под ним – круглое лицо с губами, округленными в форме буквы «О», и подписью «тс-с-с!», выходившей изо рта. Вот только что-то было здесь не так. Рэймонд подошел поближе. Куда исчезло «тс-с-с!»? Осталось лишь смазанное пятно, занимавшее половину рта. Может, лиса? Рэймонд похлопал себя по карманам и наконец нашел кусок мела, с помощью которого быстро восстановил недостающую часть рта и очень важное «тс-с-с!». Удовлетворенный тем, что вернул все как было, мужчина встал на колени и вытащил двухдюймовую деревянную доску из ниши в полу; за ней скрывалась защелка, которую он поддел пальцами. Приподняв люк на несколько дюймов, он смог просунуть в него ноги и нащупать ступени. Рэймонд зажал фонарь в зубах и опустился вниз, осторожно закрыв за собой люк. Спустившись на последнюю ступеньку, он почувствовал знакомый запах сырости, щекотавший его ноздри, и едва сдержался, чтобы не чихнуть. Мужчина оказался в небольшом туннеле и посветил фонариком на старую ржавую дверь в его конце. Рэймонд направился к ней. Тишину нарушал лишь звук падающих капель. Он немного переживал из-за этого – ему еще предстояло найти источник звука, – но был уверен, что сейчас никакая непосредственная опасность ему не угрожала. Добравшись до двери, Рэймонд толчком открыл ее и посветил фонариком на то, что скрывалось за ней. Это, правда, никак не помогло: до спуска сюда такой тьмы он еще никогда не встречал. Луч фонаря пронизывал несколько футов мрака, а потом сдавался, словно чернота поглощала его. Тут было так темно, что Рэймонд практически чувствовал, как мгла касается его руки, пока он ищет слева от себя старый бакелитовый выключатель. Пространство перед ним осветилось, и он несколько раз моргнул, привыкая к свету, озарившему круглую комнату, – или, как он ее называл, ящик с костями. Вдоль стен свисали гирлянды с маленькими огоньками, зацепленные на полках и крюках – на всем, что он смог отыскать. Созданный эффект навевал ему мысли о галактике. Рэймонд понятия не имел, откуда поступает электричество и кто оплачивает счета, но по какой-то причине это место не обесточили, в отличие от остальной территории «Блэквотер». Рэймонд направился к шкафу, стоявшему вдоль всего периметра комнаты, за исключением двух дверных проемов. Этот шкаф был разделен на четыре секции, на каждой из них были раздвижные панели. Рэймонд осторожно открыл одну и заглянул внутрь. Его коллекция. Обнаружив их впервые, Рэймонд не понял, что видит: какие-то медные емкости, некоторым из них больше века, с именами. Только порыскав еще немного, он наткнулся на старую учетную книгу и осознал, что это такое: прах бывших пациентов «Блэквотер», за которыми никто не пришел. Вот почему он называл это помещение «ящиком с костями». Если уж быть педантичным – снова одно из выражений миссис Муир, – стоило отметить, что ящиками с костями были сами контейнеры, а не помещение, но почему-то название закрепилось именно за потайной круглой подземной комнатой. «Я пошел в ящик с костями», – пробормотал сегодня Рэймонд, выходя из старого дома привратника. Прах в емкостях по большей части лежал здесь со времен, казавшихся Рэймонду незапамятными, – все, что было до 1927 года, когда изобрели бисквитное печенье с джемом в шоколаде и телевизор, оказывалось за гранью его понимания. А эти контейнеры были еще старше: на них значились даты, которые он даже не мог распознать, начинавшиеся с 18. Однако тут стоял один контейнер, относившийся к более позднему периоду – 1968 году. Им Рэймонд дорожил больше всего. В нем хранился прах Грегори Бута, который в «Блэквотер» был, возможно, лучшим другом Рэймонда, а может, и нет – хотя он все равно не признается в этом миссис Муир, которая считает, что занимает первое место. Первое лицо наподобие смайлика он нарисовал в день смерти Грегори; тогда крик в его голове звучал так пронзительно, что Рэймонд боялся открыть рот: выпусти он крик наружу – от него разбилось бы окно. Не то чтобы оно улыбалось, то маленькое лицо, нарисованное на обратной стороне туалетной двери (в единственном месте, где Эна не могла найти его). Рэймонда по-прежнему мучило осознание, что прах его друга пролежал в ящике с костями лет тридцать, прежде чем он пришел сюда и обнаружил его. И тогда Рэймонд поклялся: эти никому не нужные души (всего их было пятьдесят две) теперь перешли под его ответственность, и про них больше никогда не забудут. После обнаружения контейнеров он стал регулярно посещать «ящик с костями», и ему нравилось проводить там время. Рэймонд полировал банки, стирал пыль с полок и периодически болтал с ними. Как и Грегори, все они теперь казались ему старыми друзьями, а в доме привратника он с любовью вспоминал о матери. Он наслаждался визитами сюда, но в преддверии новой застройки начал переживать. Ходить в «ящик с костями», чтобы защитить этих забытых людей, теперь станет сложнее, а может, и вовсе такой возможности не будет, поэтому он решил действовать. Рэймонд бродил между контейнерами, пытаясь решить, кто будет первым эвакуированным… очевидно, первым станет Грегори. Рэймонд расставил банки в шкафу в алфавитном порядке и решил, что будет проще, если он начнет их забирать в том же порядке, – так он не забудет, на ком остановился. Он поднял Роя Гэллоуза и повертел контейнер в руках. Для некоторых людей Рэймонд придумал истории – происхождение, работу, что ели на ужин, – и он поборол желание приписать мистеру Гэллоузу профессию палача. Рэймонду нравилось думать, что тот был клоуном или тренером лошадей – кем-то более… общительным. Он поставил Гэллоуза на место и решил, что пора приступать к делу, когда заметил, что Грегори Бут стоит рядом с Алардайс. Это было странно – наверное, он только что передвинул Барнса, сам того не осознавая. «Шевелись, Рэймонд», – услышал он голос матери. – Да, мама, – пробормотал он, убрав Алардайса в один карман, а Барнса в другой. Подняв Грегори, он закрыл дверь шкафа и встал. Потом выключил «галактические» огоньки и направился к выходу из туннеля. Выйдя на свет, Рэймонд сел на пол «коробки для пилюль», тяжело дыша и размышляя о контейнерах. Наверное, ему это показалось… но, как и в случае с его вещами в доме, он мог бы поклясться, что их передвигали. Глава 22 Когда Конни в шесть пятнадцать добралась до бара «Оптик», тот был уже переполнен, и она не сразу заметила Крота, развалившегося в углу и поглощенного чтением книги. Он позвонил и сообщил, что сегодня вернулся из Польши, и они договорились вечером встретиться. В небольшом подвальном баре было тепло, в воздухе стоял пар. Здесь толпились те, чья рабочая неделя завершилась, и несколько случайно забредших сюда туристов. Конни протиснулась между посетителями и подошла к Кроту. Он улыбнулся ей. Крот был высоким, хорошо сложенным мужчиной с зачесанными назад темными волосами до плеч. Его карие глаза лучились озорством. Сегодня вечером он был одет в черную футболку с длинными рукавами и потертые черные джинсы, а на спинке стула висело старое пальто из овчины. – Ты нашел нам место, – заметила Конни, добравшись до стола. – Отлично. – Иди сюда, – сказал он, вставая и крепко ее обнимая. – Все в порядке? – спросил он, изучая ее на расстоянии вытянутой руки. – Да, но – о боже – как же я рада тебя видеть, – внезапно Конни ощутила, как нелегко ей дались события последних нескольких дней. Ей было не с кем поговорить, разве что с Гарри тем вечером. При виде Крота на нее нахлынули эмоции. – Давай, выпей, тебе станет легче, – произнес Крот. Они сели, Крот налил им по бокалу вина из бутылки на столе. – Выглядишь уставшей. – Она сняла пальто, и он пододвинул бокал к ней. – Огромное спасибо, – ответила Конни, сделав большой глоток вина. – Ты прав, я выжата как лимон. – И все равно выглядишь чудесно, выжатая как лимон или нет. – Обольститель… – Они чокнулись бокалами, и Конни почувствовала себя лучше, когда вино ударило ей в голову, словно поезд, несущийся на всей скорости. – Как Польша? – спросила она. – О, чудесно. Клаус и Друг организовали по-настоящему удивительные вылазки. Жаль, что тебя не было с нами, тебе бы понравилось. – Не напоминай, – заметила Конни, вспоминая свою скучную поездку в Оксфорд. – Как бы то ни было, Польша может подождать – что, черт возьми, приключилось с Эдом? Все звучит серьезно. – Так и есть, – наклонившись вперед и чуть ли не соприкасаясь с Кротом головами, Конни поведала ему о том, что произошло, начиная с ее последнего разговора с Эдом во вторник и заканчивая визитом Кирби и вечером у Гарри, когда она нашла газетную вырезку. Когда она закончила рассказ, Крот пару мгновений сидел, уставившись на бокал. – Прежде чем приехать, я сделал несколько звонков, – сказал он. – Ты права, никто не видел его три дня и не получал от него никаких вестей, то есть вообще никто. – Черт, – выдохнула Конни. – Некоторым даже звонила полиция. Кирби явно делал свою работу, и девушка была уверена, что вскоре он снова нанесет ей визит. – Что насчет той покойницы, медсестры? – продолжил Крот. – Если то, что рассказал тебе Гарри, – правда, и Эд начал составлять устную историю больницы, возможно, он выследил ее. Он мог узнать ее имя из той газетной вырезки, о которой ты упоминала. – Нет. По крайней мере, так сказал Гарри, он был уверен в этом. Похоже, они прозвали ее медсестрой Рэтчед, как в романе «Пролетая над гнездом кукушки». – Черт возьми, серьезно? Но мы не знаем, встречался ли с ней Эд, – уверен, он не обо всем рассказывает Гарри. Шикарное прозвище… Интересно, что она такого сделала, чтобы его заслужить? – усмехнулся он.