– Отвали, – ответил Кирби и отключил звонок. Дом престарелых находился в красивой викторианской постройке, расположенной на хорошо ухоженной территории. Уличные фонари освещали оранжевым светом садик перед зданием, и Кирби, даже несмотря на снег, отметил, что трава подстрижена, кусты подрезаны, а о клумбах заботятся. Этот дом престарелых точно был непохож на среднестатистический, и детективу стало интересно, сколько стоит здесь проживание. Он позвонил в дверь. Через несколько минут его впустили в коридор. До него доносился звон стекла и какой-то непонятный шум. Заведение больше напоминало частный клуб, чем дом престарелых. – Меня зовут Тереза Бетелл, – представилась женщина, открывшая дверь. – Это с вами я сегодня говорила по телефону? – Нет, с сержантом Кобраком. Я – детектив Кирби. – Прошу сюда, – она провела его по коридору во внушительных размеров комнату с пылающим в углу камином. – Некоторые постояльцы перед сном любят выпить небольшой стаканчик шерри или чашку какао. По всей комнате были составлены небольшими группами кресла, половину из которых занимали постояльцы, а остальные были пусты. Судя по всему, средний возраст людей здесь был около восьмидесяти. – Простите, я понимаю, что сейчас уже поздновато. Меня задержали, – произнес Кирби, внезапно чувствуя себя виноватым. – Все в порядке. Маргарет обычно уходит к себе не раньше девяти. Она вон там, – Тереза показала на женщину в дальнем углу. Та сидела в одиночестве и смотрела через панорамное окно на сад; Кирби проследил за ее взглядом и с удивлением увидел огромный, ярко освещенный пруд в конце сада. Он словно был миниатюрной копией озера в «Блэквотер». – Я представлю вас, – сказала Тереза, и Кирби последовал за ней в другой конец комнаты. – Маргарет, это детектив, о котором я вам уже рассказывала. Детектив Кирби. Он хочет задать вам несколько вопросов, – она повернулась к Кирби. – Хотите что-нибудь выпить, инспектор? – Нет, спасибо. Он сел напротив Маргарет Холидей и подождал, пока уйдет Тереза. Женщина напротив него, наверное, в юности была весьма крепкого телосложения. Даже когда она сидела, было видно, что она высокая. Сейчас она горбилась, но ее плечи были широкими и, судя по всему, когда-то мощными, как у пловца. – Мисс Холидей, мне бы хотелось задать вам несколько вопросов по поводу вашей работы в психиатрической больнице «Блэквотер», если вы не против. Я расследую смерть Эны Мэсси, с которой, как я понимаю, вы были знакомы. Маргарет Холидей продолжала смотреть в окно, периодически моргая. Она глядела в него так пристально, что Кирби засомневался, услышала ли она его слова. – Мне действительно нужно спросить вас о… – начал детектив, но внезапно она повернулась и прервала его. – Это было давным-давно, – проговорила Маргарет, глядя на него так же, как только что смотрела на что-то привлекшее ее внимание снаружи. – Да, я понимаю. Мне интересно, что вы можете рассказать мне об Эне Мэсси, потому что, насколько я понимаю, вы работали вместе в 1960-х и она навещала вас здесь. Маргарет нахмурилась, отчего над ее бровями образовались две глубокие складки. – Эна Мэсси, – повторила она, а потом медленно покачала головой и снова перевела взгляд на окно. – Эна Мэсси никогда не навещала меня. Вам дали ложную информацию. – Она никогда не приходила к вам сюда? – детектив задался вопросом, не страдает ли Маргарет Холидей от первой стадии деменции, хотя при организации этой встречи об этом не сообщали. – Никогда. Зачем ей? Ее голос звучал уверенно, и детектив инстинктивно чувствовал, что она говорит правду. – Вы не знаете, зачем Эна говорила людям, что навещала вас, хотя на самом деле этого не делала? Маргарет снова перевела взгляд на лицо Кирби, словно надеясь увидеть на нем подтверждение чему-то. – Я не видела ее почти тридцать лет, но могу себе представить, что она не изменилась. Кому она поведала эту ложь? – Сотрудникам хосписа, в котором работала волонтером. Маргарет медленно покачала головой, и на ее губах появилась улыбка, превратившаяся в неприятную гримасу. – Значит, она не изменилась. Кирби ждал, пока бывшая медсестра продолжит. Через несколько мгновений она заговорила: – Чтобы понять, каким человеком была Эна, вы должны знать, что она была отпетой мошенницей. До мозга костей. Я могу лишь предположить, что при помощи рассказов в хосписе о том, что она навещает старую подругу в доме престарелых, она создавала себе хорошую репутацию. Другого объяснения этому попросту нет. Хотя у него у самого были сомнения насчет личности Эны, Кирби не ожидал услышать подобное. Он даже начал было думать, что его цинизм мешает ему ясно мыслить. – Что именно вы имеете в виду, называя ее мошенницей? Пожилая медсестра разгладила одеяло на коленях, словно тщательно подбирая слова. – Как я понимаю, теперь нет смысла врать, – произнесла она. – Мошенница. В прямом смысле слова. Эна притворялась хорошей медсестрой. Притворялась, что заботится о пациентах. Притворялась, будто знает, что делает, даже притворялась хорошей матерью. Она совсем такой не была. – Можете пояснить поподробнее? Как ей это сходило с рук? Разве люди не видели ее сущность? Маргарет сжала лежавшие на коленях руки; ее суставы были обезображены артритом. Правым большим пальцем она потерла кольцо на среднем пальце, и Кирби вспомнил о кольцах, найденных в доме Эны. Сейчас они были у него в кармане. – То было другое время. Частное отделение, которое не подчинялось тем правилам, что остальная больница. Доктор Брейн, заведующий, дал Эне полную свободу действий. – Почему? Если на кону стояла его репутация… – Было безопаснее держать Эну там, где он мог присматривать за ней. Если бы он позволил ей уйти, она бы его уничтожила. Он и сам был не без греха, и Эна тому доказательство. – Что вы имеете в виду? – Та девочка, дочка Эны… – Карен? – прервал ее Кирби. Маргарет кивнула. – Брейн – ее отец. Доктор Алистер Брейн был отцом Карен МакБрайд? Детективу стало интересно, что Карен подумает об этом, если когда-нибудь узнает. – Настоящая маленькая мадам, – продолжила Маргарет Холидей, разглядывая кого-то вдалеке, прежде чем продолжить. – Но мне было ее жаль. Эна почти не обращала на нее внимания. Неудивительно, что Карен ушла, как только подвернулась возможность. – Она знала, кто ее отец? – Нет. Эна дразнила ее из-за этого. На это было больно смотреть. – Эна дразнила свою дочь из-за ее отца? – он попытался представить себе, зачем кому-то так поступать с ребенком. – О да, она показывала на него и говорила: «Это твой отец, Карен». А Карен спрашивала, почему папа никогда не заботился о ней и почему они не живут вместе. Эна же просто смеялась и говорила: «Шучу! Ты же не подумала, что это правда? Ты же не думала, что кто-то подобный может быть твоим отцом?» Кирби был поражен. – Никто не упрекал Эну? – Мы не хотели потерять работу, – ответила Маргарет. – Как я уже говорила, время было другое. – И Брейн ничего с этим не делал? Он же должен был знать, что Карен – его дочь? – Доктор Брейн был очаровательным и харизматичным, даже красивым человеком. А еще он был очень умным, очень образованным. Но умел ли он сочувствовать? – Маргарет покачала головой. – Увы, нет. Это распространялось и на его дочь тоже. Вот вам и пример человека, неподходящего для своей работы. Кирби вытащил пакет с уликами, в котором лежали кольца. – Узнаете их? – спросил он, передавая пакет Маргарет. Она взяла его и пригляделась к содержимому. – Это обручальные кольца, – проговорила она. – Никогда раньше их не видела. Почему вы спрашиваете? – Она вернула пакет детективу. – Их нашли среди вещей Эны. Вместе с этим, – он вытащил копии писем. – Они адресованы пациентам «Блэквотер». – Он отдал Маргарет письма и стал наблюдать за ней, пока она просматривала их. Закончив, женщина уронила письма на колени и несколько минут сидела молча. – Я помню некоторых из этих пациентов, – наконец произнесла она. – Рути… звучит знакомо, хотя… Кирби выжидающе молчал. – Простите, – покачала головой Маргарет. – Моя память уже не та, что раньше. Перебегавшая лужайку лиса остановилась, чтобы взглянуть на них. Они смотрели, как она медленно продолжила путь. – Мы говорили с Рэймондом Свитом, бывшим пациентом больницы, который сейчас живет в старом доме привратника в «Блэквотер». Помните его? – спросил Кирби. – Рэймонд, – она улыбнулась. – Помню. Грустная душа. Видела в газетах, что он отстоял право жить там.