— У сапожника? — чуть не поперхнулся Женя. — А вы таки не знаете Леву Плоткина? — удивленно спросила Пивнер, — у него вся Москва этот чай покупает, говорят, что самому Брежневу он поставляет чай к ужину. — Ну это вы хватили, Ольга Моисеевна, — улыбнувшись, сказал Женя, — а то Брежневу некому поставлять чай к ужину. — Да как можно не верить самому Леве Плоткину, — сказала с надрывом Пивнер, — не расшатывайте мне нервы, товарищ Евгений Сергеевич. — Верю, верю вам, все может быть, — ответил он, сглаживая тему разговора. — Вот это правильно, — немного успокоившись, сказала Ольга Моисеевна, — я вам дам адрес Левы Плоткина, таки сходите к нему за чаем, но не говорите, что из милиции, он не очень жалует ведомство, где вы работаете. Лева говорит, что этот чай ему привозит знакомый дипломат из Колумбии. Кстати, мой Фима очень пристрастился к нему, и когда он делает на заказ какое-то очередное колье, то этот чай, как он говорит, вызывает у него невообразимые фантазии, и каждая работа — произведение искусства, так говорят его клиенты. — Спасибо вам за гостеприимство, за чудесный чай, но мне пора идти, — сказал Женя и вышел в прихожую. Он вырвал из своей записной книжки листок бумаги и написал свой номер телефона. — Это вам, Ольга Моисеевна, на всякий случай, может, все-таки и вспомните что-нибудь, — произнес Женя и протянул листок бумаги Пивнер. Та в свою очередь также на листке бумаги написала адрес Левы Плоткина и отдала его Кудрину. — Надо будет поближе познакомиться с этим сапожником, — подумал он. — Да, — задумчиво произнесла Пивнер, — мой Фима обкакается, узнав, что у меня есть знакомый милиционер — большой начальник капитан Евгений Сергеевич. — Вы мне льстите, Ольга Моисеевна, я еще далеко не начальник, — ответил Женя. — Таки будете им, это я вам говорю, — быстро отреагировала Пивнер. — Ольга Моисеевна, — тихо проговорил Кудрин, — а может быть, вы все-таки вспомните про тот случай, дела ведь никакого нет, и я ничего не записываю. Всякая мелочь может быть полезной, может, поможете… Пивнер уставилась на Женю и через мгновение снова пошла на кухню, села на табуретку и, закурив, смачно затянулась сигаретой. Кухню заполнил вкусный, доселе не знакомый Кудрину аромат. Он водрузился вновь на свою табуретку, не сводя глаз с Ольги Моисеевны. — Ну шо я вам имею сказать, щас вы будете иметь что слушать, — так же тихо проговорила Пивнер, — Фима мне не велел ничего говорить, но вы приятный молодой человек и очень похожи на моего племянника Изю, я уже вам говорила. Вот только с Изей беда, его родители мучительно думают до сих пор, что где-то его проморгали, слушая, как тот по вечерам играет на балалайке. — Так расскажите, как все было, пожалуйста, — повторил Кудрин. — Может, закурите со мной, — предложила Пивнер, подвинув свою пачку сигарет поближе к Жене. — С удовольствием, — ответил он и закурил предложенную сигарету, впервые прикоснувшись к «красивой жизни». — Значит, так, пропажу ценностей я обнаружила 10 мая, когда, придя с работы домой, решила надеть бриллиантовое колье, сделанное Фимой, так как мы собирались идти в театр. Фимы еще не было, и я открыла маленький сейф, который у нас спрятан в ванной комнате под полом. Открыв его, я увидела, что он пустой, и чуть не лишилась дара речи; все мои драгоценности и деньги, около двух тысяч рублей, исчезли. Пойдемте, я покажу вам этот несчастный сейф, — сказала Пивнер и прошла в ванную комнату. Когда они туда вошли, Ольга Моисеевна отодвинула огромный таз с бельем, поверх которого лежали большие розовые панталоны, и, нисколько не смущаясь, аккуратно вынула из пола несколько плиток. В углублении пола показался небольшой ящик. Она достала ключ, вставила его в маленький замок и открыла его крышку: ящик был пустой. — Когда я увидела эту пустоту, — продолжала Пивнер, — то со мной случилась истерика, не только отсутствовали все драгоценности, которые своими руками делал Фима, но и старые фамильные его семьи. Я была в прострации и позвонила по «02» в милицию, а буквально минут через десять пришел с работы Фима. Когда он узнал об этом и увидел пустой сейф, он чуть не заплакал, но попросил меня позвонить снова в милицию и сказать, что вышла ошибка, и все на месте. Я так и сделала, сняла трубку телефона и позвонила. — А почему так вы поступили? — спросил Женя. — Потому что так сказал Фима, и все тут, — обрезала Пильнер. — Должна вам сказать, товарищ Евгений Сергеевич, что у Фимы нет никаких левых заказов, поэтому в сейфе было только то, что нажито честным трудом, — продолжала она, — поэтому мой муж испугался: у ювелира унесли золото! Милиция никогда не поверит, что все украденное досталось трудом и потом. — Скажите, Ольга Моисеевна, а накануне, если по дням, где вы были и с кем общались? — проговорил Кудрин. — Да особенно нигде и не была, кроме магазинов, а так целыми днями на работе в бухгалтерии, — задумчиво произнесла хозяйка квартиры. — Ну а если дней десять назад отмотать от пропажи, — продолжал Женя. — Ну вот первого июля, как сейчас помню, — сказала Пивнер, — меня пригласила соседка на свой день рождения, но я заболела, поднялась температура, и Фима вызвал врача на дом. Пришла молоденькая очень любезная врач из нашей поликлиники Светлана Ивановна, которая послушала меня и, прописав постельный режим, выписала необходимые таблетки. Она такая миленькая, все рассматривала нашу люстру… Четыре дня я пролежала дома, — продолжала Ольга Моисеевна, — а пятого числа пошла к ней в поликлинику, и она, выписав меня, закрыла бюллетень. Правда, почему-то направила меня на следующий день на прием к невропатологу, выписав талон на шесть часов вечера. У меня она нашла проблемы с сосудами, хотя я никогда не жаловалась… — И что невропатолог? — перебил ее Женя. — Да я не знаю, ничего особенного; он такой обходительный, говорил нежным тихим голосом, когда осматривал меня, а потом… — сказала Пивнер и посмотрела на Женю странным взглядом. Она на минуту затихла и задумалась, как будто что-то вспомнила. — Потом, мне кажется, я как будто бы очнулась после сна, а врач что-то писал в своем журнале. — И что это было? — тихо спросил Женя. — Да не знаю я, в голове замутилось, вроде чей-то голос слышала, но, может, мне это показалось, — неуверенно ответила Ольга Моисеевна. — А вам не показалось это странным? — задумчиво спросил Женя. — Да что вы меня допытываете, — с возмущением ответила Пивнер, — ничего странного я не вижу, после болезни всякое может быть. — Скажите, Ольга Моисеевна, а ключи от квартиры и сейфа где находились в тот момент? — поинтересовался Кудрин. — Так где им быть: от квартиры — у меня в сумочке, а от сейфа у меня на цепочке и сейчас висит, — ответила Пивнер и показала Жене цепочку вокруг шеи, на которой болтался маленький ключик. — А больше вы в поликлинику не обращались? — спросил Кудрин. — Да нет, больше не обращалась, — ответила хозяйка квартиры. — Спасибо вам, Ольга Моисеевна, за помощь, здоровья вам и мужу, — сказал Женя и направился к выходу из квартиры. — И вам не хворать, — ответила Пивнер. Женя вышел из подъезда дома, где проживала Пивнер, сел в троллейбус и поехал на работу. Мысли его бегали в разные стороны, выстраивая различные конструкции версий. Он в голове прокручивал разговор с Пивнер и понимал, что, возможно, он ухватил ниточку этого запутанного клубка, и нужно было бы еще раз переговорить с Рылеевой по поводу ее визита в поликлинику. Что-то ему подсказывало, что нужно идти именно в этом направлении, хотя до конца осознания не было в реальности этой версии. Приехав на работу, он сразу же позвонил домой Рылеевой. — Здравствуйте Нина Николаевна, — начал разговор Женя, — я хотел спросить у вас, в поликлинике, когда вы были на приеме у терапевта, ничего не показалось странным?.. — Да нет, все как обычно, врач послушала и закрыла бюллетень, но направила меня на следующий день на прием к невропатологу, сказав что-то про сосуды. Мы люди уже не молодые, вот и сосуды так же стареют с нами. Она мне выписала талон на прием невропатолога на следующий день, и я ушла, — сказала Рылеева. — А что было на следующий день у невропатолога? — продолжал спрашивать Кудрин. — Вы знаете, он меня также осмотрел, а потом… — Рылеева замолчала. — Так что потом, Нина Николаевна? — почти закричал в трубку Кудрин. — А потом мне показалось, что я вроде заснула, а он что-то говорил, говорил тихим голосом, но, может быть, это показалось мне, — ответила Нина Николаевна. — Постойте, так вам показалось или все было на самом деле? — не унимался Женя. — Я даже не знаю, что и сказать вам, но было какое-то странное чувство невесомости, но я это отнесла к последствиям болезни, — ответила Рылеева. — И еще вопрос, а где был в тот момент ключ от квартиры? — продолжал Кудрин. — У меня в дамской сумочке, он всегда там лежит, — ответила она. — Больше ничего странного не заметили? — спросил с напором Женя. — Да нет, врач прописал мне успокаивающие капли, и я ушла, — сказала Рылеева. Поблагодарив Рылееву за информацию, Кудрин положил трубку телефона. Через четверть часа Женя уже докладывал начальнику отдела о результатах встреч с потерпевшими и своей складывающейся версии этого дела. — Иван Михайлович, — сказал Женя, резюмируя сказанное, — прямо-таки мистика какая-то, думаю, что, возможно, это похоже на гипнотическое воздействие, хотя и не уверен полностью. Мне бы проконсультироваться у какого-нибудь известного невропатолога, но, к сожалению, никогда не сталкивался с ними. — Это правильная мысль, — сказал Стуков, — у меня сосед по лестничной площадке известный невропатолог, профессор медицинского института Даренский Яков Наумович, очень приличный человек и зачастую обращается ко мне с разными просьбами: то техосмотр машины сделать без очереди, то сыну права помочь сделать. Я еще ни разу с просьбами к нему не обращался, вот я и позвоню ему, чтобы он тебя принял и проконсультировал о гипнозе. Как дозвонюсь, сразу же скажу тебе об этом. Поблагодарив начальника отдела, Женя усталой походкой побрел в свой кабинет. Там его уже ждал курсант Мышко, который сказал, что ничего заслуживающего внимания в архиве он не нашел, а Женя в свою очередь рассказал ему о своих встречах и версиях. В конце дня позвонил начальник отдела и сказал, что Даренский ждет Женю завтра в десять утра в кабинете № 18 в здании первого медицинского института. Женя набрал телефон Колосова и попросил у того узнать фамилию молодой женщины-терапевта по имени Светлана Ивановна и данные на невропатолога из поликлиники на Варшавском шоссе. Через час Женя уже знал, что терапевт — Семушкина Светлана Ивановна, а невропатолог — Колобко Вадим Сергеевич. На следующее утро Женя уже входил в здание медицинского института. Даренский встретил его приветливо, он оказался хотя и пожилым человеком, но очень подвижным. Пока они беседовали, он ходил в разные стороны комнаты, складывая руки за спину, и клинышек его бородки вибрировал в такт шагам. При этом глаза блестели, как у молодого бычка, а длинные волосы спадали на глаза, делая его лицо смешным, а подчас карикатурным. — Так, значит, вас интересует гипноз, молодой человек, — спросил он Женю. — Да, если можно в популярной форме, — ответил Кудрин. — Итак, — начал Даренский, — гипноз — это временное состояние, которое характеризуется фокусировкой на содержание внушения и связанное с изменением функции контроля и самосознания. Это особое психофизическое состояние, возникающее под влиянием направленного психологического воздействия, то есть внушения. Так, например, после перенесенной болезни, когда организм наиболее ослаблен, может возникнуть наиболее глубокая степень гипноза, когда пациент не воспринимает внешние раздражители и поддерживает контакт только с гипнотизером; пациента можно заставить ходить, отвечать на поставленные вопросы и тому подобное. Как показывает практика, легче поддаются гипнозу женщины, чем мужчины, а лучшее время для гипноза — вечер, когда уставший за день организм человека, а особенно ослабленный болезнью, в большей степени подвержен такому воздействию. — Скажите, Яков Наумович, но не на всех же людей действует гипноз? — спросил Кудрин. — Конечно, не на всех, — ответил профессор, — если вы не захотите этого сами и будете знать о такого рода воздействии, то трудно будет вас загипнотизировать.