— Видимо, что-то произошло у вас, если понадобилась моя консультация, а может быть, весь МУР загипнотизировали, и он перестал ловить преступников, — с усмешкой сказал он. — Да нет, — ответил Кудрин, — МУР ловит кого надо, не надо ерничать, гражданин профессор. — Вот, уже и гражданин, — продолжая улыбаться, ответил Даренский, — да не хотел я вас обидеть, вот у меня в прошлом месяце из гаража украли велосипед, и до сих по одни разговоры, а велосипеда нет. — Так купите себе самокат, уж его никто не украдет, — усмехнулся Женя. — А вы шутник, Евгений Сергеевич, но мне нравится ваш шутливый тон, — ответил профессор, — в наше время с юмором легче жить. Вот сейчас все говорят, что у нас застой. А если перефразировать, то это отстой, а мы должны плавать поверх его, как продукт жизнедеятельности организма, и кричать, что мы живем в развитом социализме как высшей стадии коммунизма, при этом пытаясь извлечь из него все самое лучшее для каждого человека в отдельности. — А что значит самое лучшее извлекать, красть, что ли? — ехидно спросил Женя. — Ну почему же, совсем не обязательно, — ответил профессор, — к примеру, если каждый человек будет стремиться к профессионализму в своем деле и получать достойную оплату за свой качественный труд, без оглядки на всякие пункты в паспорте, вот и получится: государство получит качественный продукт труда, а человек тоже извлечет для себя несомненную пользу в достойной его оплате. Вот у нас в ЖЭКе работает слесарь Сема Шпигель, фамилия по нашим меркам не проходная, но все большие ученые, артисты, чиновники, живущие в нашем доме, боготворят Сему за его золотые руки. Вот недавно у знаменитого ученого-микробиолога Васильева произошла авария в туалете, все поплыло в комнату. Вызвали аварийку, но те ничего сделать не смогли, перекрыв только воду. Представляете, знаменитый профессор, депутат, и весь в дерьме. Так вот только Сема в течение часа все починил. — Сема, конечно, молодец, но я пришел не о слесаре говорить, а несколько о другом, — жестко произнес Женя. — А вот и зря вы так, — ответил профессор, — вы учтите, что Сема и гипноз — это звенья одной цепи, это реальное развитие личности и осознание своего «Я». Так же, как Сема развил в себе природные способности быть классным слесарем, так и гипнотизер своим трудом достигает умения внушать окружающим свои желания, то есть развивать у себя механизмы воздействия на человека. — Скажите, Яков Наумович, а вы давно занимаетесь проблемой гипноза? — спросил Кудрин. — Как вам сказать, это не есть моя прямая обязанность, но лет двадцать занимаюсь этими проблемами в научных целях, — ответил Даренский. — А ученики у вас есть? — спросил Женя. — Да, имеются, у нас на кафедре многие студенты пробовали заниматься проблемами гипноза, но не у всех получалось, — задумчиво ответил профессор. — А фамилия Колобко вам ничего не говорит? — спросил на удачу Женя. — Вадик Колобко, да, конечно, помню, очень талантливый молодой человек, — ответил профессор, — он на последних курсах института активно занимался проблемами гипноза у нас на кафедре и отлично овладел техникой его применения. Он еще кандидатскую диссертацию думал написать о влиянии гипноза на психосоматическое состояние больных, но потом как-то охладел к научной работе и после института ушел работать в какую-то поликлинику. — А вы с ним больше не виделись? — спросил Женя. — Да нет, как-то не случалось, хотя я его часто вспоминал как одного из лучших невропатологов, практикующих гипнозом, — пробурчал Даренский. — И еще, скажите, Яков Наумович, вы сказали, что наиболее подвержены гипнозу люди, перенесшие болезнь, это так? — уточнил Женя. — Ну это и понятно, — ответил профессор, — у перенесших заболевание людей организм ослаблен и более подвержен гипнотическому воздействию. — А что вы, профессор, можете сказать о Колобко? — продолжал Кудрин. — Да ничего особенного, — ответил Даренский, — кроме таланта, которым его бог наградил, он практически ничем не отличался от других студентов. Был очень робким, застенчивым, мухи не обидит; не лидер, одним словом. Я ему всегда говорил, что его на улице подхватит какая-нибудь барышня — и поминай как звали, а он только усмехался и штудировал свои учебники. — Спасибо Яков Наумович, вы нам очень помогли, — сказал Кудрин, показывая своим видом, что разговор закончен. — Послушайте, Евгений Сергеевич, — тихо спросил профессор, — а что, Вадик Колобко что-то натворил? — Да пока за ним ничего такого нет, — ответил Женя. — Пока нет, — повторил профессор, — люди вашей профессии просто так ничего не говорят, прошу вас передать поклон Ивану Михайловичу, и до свидания. Приехав на работу, Женя доложил Стукову о встрече с Да-ренским. — Что ты думаешь, капитан, обо всем этом? — спросил он. — Ну, во-первых, — начал Женя, — после встречи с потерпевшими стало ясно, что все они болели и вызывали врача на дом; во-вторых, врач-терапевт всех этих женщин почему-то направляла к невропатологу, хотя, как они утверждают, необходимости в этом не было; в третьих, возникает подозрение на интерес терапевта к ценным вещам в квартирах потерпевших; в четвертых, после общения с профессором Даренским выяснилось, что невропатолог Колобко был его учеником и активно занимался проблемами гипноза. Он был одним из лучших учеников и даже хотел написать кандидатскую диссертацию по этой проблеме. И еще интересный момент, Даренский сказал, что наиболее подвержены гипнозу больные люди или перенесшие болезнь, а также женщины. Если сложить весь этот пасьянс, то получается, что потерпевшие — женщины, и все после болезни. Здесь вырисовывается, что терапевт, оказывая помощь больным, вычленяла богатые квартиры и сообщала Колобко, а тот, используя методы гипноза, выведывал у них места схрона ценностей и грабил квартиры. По существу, Семушкина была наводчицей, а Колобко — исполнителем преступлений. — Ход твоих размышлений мне понятен, — проговорил Стуков, — но есть еще некая Беридзе, которая отказалась с тобой общаться. Нужно как-то проверить через поликлинику, не обращалась ли она к врачу в период с 10 по 20 мая. Если же и она обращалась и ей выписывался талон к невропатологу, тогда действительно пасьянс будет складываться, и будем думать дальше, каким образом их брать. Женя вышел от Стукова весь в раздумьях, реализация этого дела представлялась ему непостижимо трудной, как и на чем брать этих грабителей, ведь трудно предугадать, какая жертва будет следующей. В кабинете его уже ждал, томно позевывая, курсант Мышко. — Ну что, Васек, заскучал? — спросил Кудрин. — Здесь нет погони, стрелялок и кошмарных убийств. У нас больше думать надо головой, а не просто крутить ей из стороны в сторону. Ну да ладно, мы с тобой вместе прямо сейчас отправимся в ту самую районную поликлинику; ты, используя все свое обаяние, должен узнать в регистратуре, не вызывала ли гражданка Беридзе на дом врача в период с 10 по 20 мая. И еще — выписывали ли ей талон на прием к невропатологу Колобко. А я отправлюсь на прием к невропатологу. Женя набрал номер телефона своей бывшей работы и узнал, кто из участковых инспекторов обслуживает поликлинику. На его удачу, в этот момент в отделении милиции было совещание, и все сотрудники еще не разошлись по территории. Он попросил позвать капитана Машкова, именно он и обслуживал эту территорию. — Добрый день Николай Николаевич, — начал Женя, — мне необходима ваша помощь. Каким-то образом мне надо попасть на прием в поликлинику, которая находится на вашей территории, к невропатологу Колобко. Я понимаю, что там запись, но это надо для дела, и хочу попросить вас использовать свое служебное положение. — Женя, какие могут быть вопросы, конечно, все сделаю, хоть к невропатологу, хоть к венерологу — всегда пожалуйста, — проговорил Машков. — Вот только не ко второму, — засмеялся Женя, — через час буду у поликлиники. Через час Женя и курсант подъехали на троллейбусе к поликлинике. Мышко сразу пошел в здание, а Кудрин встретился с капитаном Машковым и, обсудив на ходу некоторые детали посещения врача, они также зашли в холл поликлиники. Через пятнадцать минут Женя уже входил в кабинет невропатолога. Перед ним стоял толстый моложавый мужчина в роговых очках с выпуклыми линзами, лет тридцати, с явными признаками залысин, в мятых брюках и в стоптанной обуви. — На что жалуетесь, товарищ милиционер? — тихим голосом проговорил он. — Да что-то в шею прострелило, простыл, наверное, — ответил Женя. Врач начал осматривать его шею, мягкими толстыми пальцами разминая ее со всех сторон. — Ничего страшного не вижу, — сказал он, — я вам выпишу мазь, и перед сном намажете шею, обвязав ее теплым платком. — Спасибо, доктор, — сказал Кудрин, взял рецепт и вышел из кабинета Колобко. Женя спустился на первый этаж, подошел к регистратуре и спросил, в каком кабинете принимает врач Семушкина. Ему ответили, что она принимает в кабинете № 8 на первом этаже поликлиники. Женя подошел к кабинету и, открыв дверь, увидел молодую, довольно симпатичную девушку в белом халате, ведущую прием посетителя. Женя извинился, сказав, что перепутал кабинет, и закрыл дверь. На улице его уже ждал курсант, и по его сияющему лицу Женя понял, что тот узнал ценную информацию. — Евгений Сергеевич, все сходится, — сказал Мышко, — в регистратуре есть запись посещения 10 мая на дом врача Семушкиной к больной Беридзе. И талон на прием к невропатологу также был выписан Семушкиной, но уже на пять часов вечера 16 мая. Приехав на работу, Женя сразу пошел на доклад к Стукову. — Ну, вот и сложился твой пасьянс, капитан, — с улыбкой сказал начальник отдела, — теперь надо думать, как их взять… Сделаем следующим образом: на стадии реализации этого дела я подключу Санина Сергея, команду я дам сейчас, и вместе с ним продумайте алгоритм реализации его. Завтра с утра оба ко мне заходите и выкатывайте свои предложения. Не успел Женя войти в кабинет, как вошел Сергей Санин. — Привет, опера, — поприветствовал он громким голосом, — звонил начальник и приказал мне принять участие в вашем оперативном мероприятии. Женя детально рассказал ему про это дело в целом и тонкости в реализации его на завершающем этапе. — Надо же брать этого хмыря с поличным, иначе ничего не выйдет, — задумчиво произнес коллега, — нам с тобой тут надо голову крепко поломать. — А про меня забыли, — раздался тихий голос курсанта. — И кто это там пищит такой маленький, — с насмешкой проговорил Санин. — Да ладно тебе, Серега, Васек нормальный парень, — сказал Кудрин и пригласил курсанта к разговору. — Может, какую-нибудь женщину заслать к нему с перстнями на всех пальцах? — робко спросил Мышко. — И на ногах тоже, — усмехнулся Санин. — Нет, — сказал Женя, — если специально такую посылать, то расколет он ее сразу же; она в гипнотическом сне так и скажет, что прислали ее два опера и один практикант. — А может, обратиться к цыганке, ее он не сможет загипнотизировать, да и перстней у такого рода людей много, — выдвинул идею Мышко. — Слушай, курсант, ты глухой, что ли, на ухо, ведь крадут ценности, а не железные перстни, которые носят цыганки на улице, — с раздражением сказал Санин. — Ведь по сути дела Колобко в гипнотическом сне выпытывал у пациентов места, в которых те прятали свои драгоценности, и изымал их оттуда. Эти места знали только хозяева, и найти их было не так просто, я сам в этом убедился у потерпевшей Пивнер, — размышлял Кудрин. — Ясное дело, что расчет Колобко строился на том, что поскольку эти ценности он крал у богатых людей, то в милицию они обращаться не будут. В принципе, если бы не заявление Рылеевой, все было бы шито крыто, — проговорил Санин. — А как же он входные двери открывал и сейф у Пильнер? — спросил курсант. — Это вопрос по существу, — ответил Женя, — взломов не было, замки были целы… — Мужики, а что если под гипнотическим сном Колобко просил у потерпевших дать ему ключи, а он снимал с них слепок пластилином, ну а потом в любой мастерской делал дубликат, — воскликнул Санин. — Да не в любой мастерской, там что, идиоты работают, да засекли бы сразу, — ответил Кудрин, — но ход мыслей интересный. — Значит, еще один подельник нашелся — неизвестный слесарь, — задумчиво произнес Санин. — Эта идея интересна тем, что преступник абсолютно точно знал, где лежат ценности, поэтому, открыв дверь дубликатом ключа, сразу направлялся к тому месту, изымал их и быстро уходил, — проговорил Женя, — на все про все от силы минут десять, а может, и еще меньше. — Так как брать-то их будем? — спросил Санин.