Все замолчали, поглядывая друг на друга, возникла долгая пауза. — Значит, так, — сказал Женя, — подставлять нам специально никого нельзя — это факт, а если сыграть сценку не с вымышленными героями, а с настоящими? — Ты чего несешь, Женя? — удивленно спросил Сергей. — Погоди, Серега, мысли бегают вокруг всякие, — ответил Кудрин. — Смотри, чтобы не убежали, — посочувствовал Санин. — Идея! — воскликнул Женя. — Слушайте меня внимательно. У меня есть один знакомый директор большого универмага на Варшавке; подворовывает, конечно, но нигде пока не прокололся, а так вполне нормальный мужик, да еще и член партии. Так вот, этот Голубинский Михаил Матвеевич имеет передо мной должок. Несколько лет тому назад так называемые коллеги по работе решили его подставить, чтобы спихнуть с хлебного места. Они все так грамотно сделали, что сидел бы он сейчас где-то очень далеко, там ущерба от кражи было тысяч на пятьдесят. Мы тогда размотали это тяжелейшее дело, и Голубинский тогда говорил, что обязан нам своей жизнью. Но это — преамбула, главное состоит в том, что можно с ним поговорить и, если он пойдет навстречу, инсценировать самим алгоритмику прихода врача на дом, с последующим визитом его жены к алчному невропатологу. Уж к Голубинскому-то ну наверняка придет на дом этот же терапевт. — А если квартира Голубинского не находится на участке нужного нам терапевта, то может другой врач прийти, — проговорил курсант. — Да нет, насколько я помню, он живет как раз в этих же домах, — ответил Женя. — А Голубинский согласится, чтобы его жена была приманкой? — спросил Санин. — Так я же уже сказал, что заключительный акт этой пьесы можно сыграть только с его согласия, — пробурчал Кудрин. — Понимаете мужики, — с запалом продолжал он, — тогда может получиться все естественно. Например, Голубинский накануне объявляет жене, что все драгоценности они теперь будут хранить в каком-то определенном месте. Та, естественно, ничего не знает о нашем уговоре, и у нее в мозгу эта информация запомнится, поэтому, когда Колобко будет в момент гипнотического сна выпытывать, где лежат ценности, она честно все расскажет, ну а дальше — дело техники. — Ну а теперь главное, — сказал Санин, — каким таким образом должна заболеть жена Голубинского? Воцарилось молчание, все смотрели снова друг на друга и не знали, что сказать. — Да, без этого вся наша конструкция разрушается, — задумчиво произнес курсант. — А давайте сделаем так, я завтра утром встречусь с Голубинским, и, может быть, он что-нибудь придумает, — проговорил Женя. На этом и решили, было уже поздно, все устали и разошлись. Домой Женя ехал в полупустом троллейбусе и пытался, как мог, переключиться на другую тему. Он вспомнил о Леночке, с которой его познакомил Костя Малахов, как они договорились встретиться у кинотеатра «Ударник», но вечернее совещание, затеянное руководством, спутало все планы, и он не пришел. Леночка обиделась и сказала, чтобы он больше ей не звонил. А Юля, с которой он познакомился на дне рождении коллеги, целый час ждала его у входа в парк культуры Горького, где было назначено их свидание. Опять же — срочный выезд на место происшествия также сломал все его планы, и Юля тоже отшила его, сказав по телефону обиженным тоном все, что думает о нем. — Да, подумал Женя, уткнувшись носом в окно троллейбуса, — ну и работенка у меня, никакой личной жизни!.. Утром, придя на работу, он сразу пошел к начальнику отдела и поделился с ним выработанной накануне схемой действия. Стуков не без сомнений дал согласие на эти действия, и, созвонившись с Голубинским, Женя подъехал к универмагу. Тот встретил Кудрина как старого товарища и пригласил к себе в кабинет. Женя в общих чертах рассказал ему о цели приезда и о деле, которое он расследует. Когда он подошел к моменту реализации дела и роли Голубовского и его жены, Михаил Матвеевич, немного подумав, сказал, что в их возрасте много разных болячек начинают появляться. Так, его жена уже несколько лет страдает радикулитом, а сегодня, например, она с большим трудом пошла на работу. Голубинский немного подумал и согласился помочь Кудрину. — Значит, так, Михаил Матвеевич, — сказал Женя, — сегодня вечером в разговоре по поводу болей у нее в позвоночнике подтолкните свою жену к вызову врача на дом. После того как придет врач, — продолжал он, — соберите вместе с супругой ценные вещи и положите их в укромное место. — А, я понимаю, — сказал Голубинский, — нужно, чтобы у нее в голове четко отложилось, что ценности спрятаны в определенном надежном месте, и тогда при воздействии гипнотизера она могла ему об этом четко сказать. — Ну конечно же, Михаил Матвеевич, — ответил Кудрин, — вы все отлично понимаете. Я уверен, что через несколько дней, когда она пойдет в поликлинику закрывать бюллетень, ее направят к невропатологу. А на следующий день мы с коллегами с раннего утра будем в вашей квартире ждать этого невропатолога. Женя поблагодарил Голубинского за содействие, и они договорились созвониться после прихода в квартиру терапевта. Почти весь следующий день Кудрин думал только о приходе врача на дом к Голубинскому и постоянно смотрел на часы. Уже под вечер тот позвонил и сказал, что вчера они с женой припрятали ценности в сумке в ванной комнате, а сегодня жена вызвала врача на дом, и приходила терапевт из районной поликлиники Светлана Ивановна. Она выписала лекарства и талон на прием к ней через четыре дня. Поблагодарив Голубинского, Женя почти побежал к Стуко-ву, чуть не опрокинув стоящего у двери курсанта. — Ну что же, Женя, все складывается как нельзя лучше, — сказал Стуков, — что дальше думаешь предпринимать? — После того как жена Голубинского побывает у Колобко, а я уверен, что так будет, ну не упустит он такой шанс поживиться у директора крупного универмага, на следующий день с самого раннего утра мы с Саниным будем ждать невропатолога в квартире Михаила Матвеевича; с Голубинским все обговорено, он правильно все понимает, — проговорил Женя. — Ну, хорошо, держи меня в курсе событий, — сказал Стуков. Через четыре дня позвонил Голубинский и сказал, что его жена была у терапевта, и та ей выписала талон на завтра в шесть вечера к невропатологу. «Итак, послезавтра все должно решиться, завершается последний акт пьесы», — подумал он. Женя пригласил в кабинет Санина, и они стали обсуждать свои действия в квартире Голубинского. — А меня возьмете с собой? — спросил курсант. — Конечно, но ты в квартиру не пойдешь, а будешь на подстраховке в подъезде, но только этажом выше этой квартиры, — ответил Женя. Мышко удовлетворенно махнул головой, и глаза его засветились. Через день в семь часов утра Женя с Сергеем Саниным уже находились в квартире Голубинского в новом кооперативном доме прямо напротив районной поликлиники на Варшавском шоссе. В восемь часов утра хозяева, закрыв дверь, ушли на работу, и они, оставшись вдвоем, осмотрелись в квартире. Квартира была большая, хорошо обставленная, и видно было, что живут в ней состоятельные люди. Особенно их интересовала ванная комната, где по придуманному ими сценарию за батареей были спрятаны ценности. Женя и Сергей зашли на кухню, сели на табуретки и стали ждать посетителя. Примерно через час они услышали характерный щелчок открывающегося замка двери, они насторожились и приготовились к встрече, Сергей даже достал свой пистолет. Дверь открылась, и кто-то, войдя в квартиру, быстрыми шагами направился прямиком в ванную комнату. Женя буквально в два прыжка влетел туда и увидел перед собой… среднего роста небритого мужика в стоптанных ботинках, от которого на расстоянии сильно пахло потом. Тот от неожиданности и испуга присел на корточки, округлив на Женю глаза, а подскочивший Санин уже надевал ему на руки наручники. — Ты кто такой? — закричал Кудрин, сам обалдевший от увиденного. — Да я ничего, я… я… Толик, — заикаясь проговорил мужик. — Какой на хрен Толик, ты откуда взялся? — резко спросил Санин. — Да я ничего, — испуганно сказал мужик, — на улице сейчас ко мне подкатил один амбал и попросил за десять рублей зайти в квартиру и из ванной под батареей достать черную сумку и принести ему. — А что, он сам не мог прийти, если это его квартира? — проговорил Женя. — Да он мне, когда давал ключ, сказал, что они с женой в разводе, поэтому не хочет светиться, а только взять свои вещи, и пообещал дать еще десять рублей, — ответил мужик. — А где он тебя сейчас ждет? — спросил Санин. — Да здесь, в подъезде, этажом ниже, — ответил он. В этот момент в квартиру вошел курсант и прямиком вошел в ванную комнату. — Какого хрена ты пришел? — заорал на него Женя. — Ты же нас засветил. — Да я же был этажом выше, — пробормотал оторопевший курсант, — и увидел, что в квартиру кто-то зашел, ну и подумал… Подумал ты… — перебил его Женя. — Теперь ищи ветра в поле… — Так, — сказал Санин, обращаясь к мужику, — вспоминай, как тот амбал выглядел? — Да такой здоровый, нос картошкой и с родинкой под глазом, — всхлипывая, пробормотал он. — Вспоминай, Толик, это в твоих интересах, — проговорил Кудрин, показывая тому свое удостоверение, — ты, наверное, понял, во что вляпался. — Да куда уж не понять, — ответил мужик, — только больше ничего сказать не могу, я сам в первый раз его видел. — Ага, и сразу же пошел квартиру бомбить, — проговорил с иронией Санин. — Да клянусь вам, не знал, ведь он сказал, что это его квартира, — вытирая слезы, пробурчал мужик, — знал бы, никогда не пошел. — Думай, Толик, что еще заметил у этого амбала, — продолжал настаивать Кудрин, понимая, что только сейчас, по горячим следам, можно выудить у Толика всю нужную информацию. — Ну, еще у него на руке, когда он давал мне десятку, я увидел наколку солнца с лучами, а на двух пальцах — татуировки перстня с белым крестом внутри, и это все, что могу сказать, — проговорил Толик. «Где-то я видел такие наколки», — подумал Женя, но ничего сейчас не приходило в голову. — Ну, все, поехали в контору, там будем дальше разговаривать, — сказал Кудрин, и они направились к выходу, где у подъезда их ждала дежурная оперативная машина. В управлении их ждала еще одна новость — рано утром у себя в квартире была убита врач Семушкина; соседи, увидев открытую дверь и лежащую на полу коридора женщину без признаков жизни, вызвали милицию. Санин, как они условились с Женей, отвел Толика в свой кабинет для дальнейшего допроса и попытки составить словесный портрет амбала, а Кудрин направился к начальнику отдела. По внешнему виду начальника Женя понял, что Стуков не в настроении, и когда он закончил свой доклад, тот несколько минут молчал, скользя недобрым взглядом по своему подчиненному. — Я уже в курсе убийства врача, — начал он, — по первой оценке эксперта, ее задушили, что собираешься дальше предпринимать?.. — Буду думать, Иван Михайлович, — неуверенно ответил Женя. — Вот что, думский чиновник, — с иронией сказал Стуков, — бери дежурную машину и немедленно бери этого невропатолога, а то, не ровен час, и он может стать следующей жертвой, а потом все обсудим. Уже через час невропатолог Колобко сидел перед Женей в кабинете и растерянным взглядом озирался по сторонам, словно пытался кого-то отыскать в этом кабинете. — Ну что, гипнотизер, рассказывай о своих подвигах, — начал Женя, — ну надо же додуматься до такого, и это лучший ученик Даренского! Учитель и представить себе не может, какого «прогресса» добился его ученик в познании проблем гипноза. Это уже не кандидатская, а криминальная диссертация с обсуждением ее не на Ученом совете, а в суде. — Это все она, Светка, сволочь, — всхлипывая, пробормотал он, — на Восьмое марта мы гуляли в поликлинике, а потом она предложила мне поехать к ней на квартиру. Я пьяный был и ничего не помню, а она потом сказала, что я ее изнасиловал, и она подаст заявление в милицию. Потом стала меня шантажировать и просить, чтобы я на своем приеме вводил больных, которых она мне скажет, в состояние сна. — А откуда она узнала, что простой районный невропатолог имеет такие способности? — спросил Кудрин. — Да я сам как-то рассказал ей о том, что готовился написать диссертацию по этой теме, — ответил Колобко.