— Ну я так и предполагал, — ответил Стуков, — а теперь слушай: первое — соединись прямо сейчас с коллегами из Сокольнического РОВД, сделайте установку на того директора салона, и мигом к нему домой, на работу идти нельзя, можно засветиться; второе — очень аккуратно ему надо объяснить, что от этого зависит и его судьба. Хорошо, если бы у местных работников БХСС на него какой-нибудь материальчик имелся. Третье — поговорите с ним по душам, попробуйте его «расколоть», а вдруг он знает того человека, который принес эскиз. Ведь не пошел же тот человек в большие художественные салоны, например, на Арбат или на Плющиху, а пришел именно на Сокольническую улицу. Значит, он знал, куда идти и к кому обратиться, но, возможно, это лишь мои предположения. И четвертое — смотри не засвети Гейценбогена, а то ему до утра не дожить, он нам еще пригодится. Обо всем докладывай мне лично, я в кабинете буду допоздна и жду твоих звонков. Уже через час Женя входил в здание Сокольнического РОВД. Пока он ехал, местные оперативные работники выяснили адрес местожительства директора салона. Познакомившись с коллегами, Кудрин в общих чертах ввел их в курс дела; он узнал, что зовут директора салона Норкин Соломон Борисович, известный в криминальном мире как «Купец», и оперативного материала на него достаточно, чтобы отправить в места не столь отдаленные; не получалось пока только одного — поймать с поличным. Да и судимость имелась, он отбывал наказание за кражу личного имущества. Местные оперативные работники хорошо знали его трусливый характер, и если он что-то почувствовал для себя опасное — сдаст всех с потрохами. С одним из местных оперативных работников Иваном Марковым они пошли к дому, где живет Норкин. Дверь открыла женщина в розовом халате и была удивлена приходом сотрудников милиции. Они представились, и она пригласила их зайти в комнату. На диване сидел среднего возраста человек с большой лысиной на голове, он привстал и, увидев Маркова, удивленно развел руками. — Иван Алексеевич, что это вы на ночь глядя приходите, можно было и в салоне встретиться, — запричитал он. — Есть срочный разговор к вам, Соломон Борисович, извините, конечно, за поздний визит, но служба, сами понимаете, — пробасил Марков — Ну, тогда пошли на кухню, там и поговорим, — сказал Норкин, и все, кроме его жены, прошли на кухню. — Соломон Борисович, — начал Марков, — нам не нужно кокетничать друг с другом, сейчас мой коллега расскажет о цели нашего визита. — По нашей оперативной информации, — сказал Кудрин, — к вам в салон сегодня приходил человек с эскизом Венецианова, кто этот человек? — Не помню такого, это какая-то ошибка, — ответил Норкин и посмотрел на Маркова. — Что вы на меня так смотрите, Соломон Борисович, — жестко проговорил Марков, — мы контролируем определенные процессы купли-продажи художественных произведений и знаем, какие из них проходят через салон. Вот вчера мы взяли на мелкой краже Лешу Рыжего, вы его хорошо знаете, так вот он раскололся и сказал, что в прошлом месяце приносил в салон одну книжку, изданную в далеком 1902 году, а именно — «Русский книжный знак» известного историка Верещагина. Это большой раритет, поскольку считается самой крупной работой автора. Так вот эту книгу он «взял» на квартире профессора Сергеева из МГУ. Вам ли не знать, что такие редчайшие книги на дороге не валяются, и принести их в салон для последующей перепродажи без соответствующих справок об их реальной принадлежности к принесшему — значит опосредовано стать участником преступления. Это же элементарная скупка и перепродажа краденого. И архивариуса Нестерова мы нашли, который и купил у вас лично эту книгу. Ну что, Соломон Борисович, этого достаточно для правильного дальнейшего разговора… Женя с восхищением посмотрел на Маркова, как он строит разговор и прижимает убедительными фактами Норкина. — Это убедительно и вполне достаточно, — проговорил ошалевший директор салона, нервно застегивающий и расстегивающий верхнюю пуговицу рубашки. — А теперь вернемся к моему вопросу, кто сегодня приносил эскиз? — с металлом в голосе спросил Кудрин. — Только прошу вас никому не говорить, а то меня на ножи поставят, — пролепетал Норкин, — сегодня приходил Мишка Артист из местной братвы, вот он и показал мне тот самый эскиз Венецианова и спросил о его стоимости. Ну я ему сказал, что надо разузнать об этом эскизе у авторитетных людей и о его стоимости, хотя понимал, что это могут быть баснословные деньги. Мы договорились, что Артист придет завтра в шесть часов вечера, и я ему должен буду назвать цену эскиза. Я вам все рассказал, мне больше утаивать нечего и незачем. — Ну хорошо, — сказал Марков, — на сегодня мы ставим точку и уходим, о нашем разговоре никто не должен знать, это и в ваших интересах. — Да я уж понимаю, если узнают — порвут, — тихо пролепетал Норкин. Женя и Марков вышли из подъезда дома и направились пешком в РОВД, благо идти было недалеко. В отделе Женя связался по телефону со Стуковым и доложил ему о визите к Норкину и главное, что появился новый фигурант — Артист. С утра договорились встретиться и обсудить дальнейшие действия. Женя поблагодарил за помощь Маркова и попросил завтра с утра сделать установку на Артиста. Домой он приехал за полночь, а пока ехал на метро, его продолжала сверлить мысль о том, где и у кого он мог видеть татуировку солнца и перстней с белым крестом, но ничего опять в голову не приходило. На следующее утро Кудрин сразу отправился в кабинет начальника отдела и еще раз подробно рассказал ему о визите к Норкину. — Ну что же, ты все правильно сделал, — сказал Стуков, — а сейчас вместе с Саниным отправляйтесь к коллегам из Сокольников и берите аккуратно этого Артиста. Но лучше его брать не в салоне, чтобы не светить Норкина, а где-нибудь в другом месте; продумайте это с коллегами из местного РОВД. Я думаю, что Артист — подставной, а главный фигурант находится где-то рядом, и вот его надо вычислить. — И еще, — продолжал Стуков, — нужно, чтобы сегодня при встрече с Артистом Норкин ему сказал, что, мол, нашел покупателя, и встреча будет завтра вечером в салоне. — А зачем, Иван Михайлович? — спросил Женя. — А затем, — сказал Стуков, — что Артист по идее вначале должен сообщить об этом главному фигуранту, и тот, если следит за действиями своего подручного, на какое-то время успокоится и снимет за ним контроль. А уж через какой-то промежуток времени, ближе к вечеру, Артиста надо брать. Я, конечно, не могу спрогнозировать все их действия, но возможен и такой алгоритм; все будет решаться на месте. Ну а дальше нужно постараться расколоть этого подручного о месте, где затаился главный фигурант и взять того. — Я все понял, товарищ полковник, — сказал Кудрин, — будем действовать по обстановке и аккуратно. — Вот что, — проговорил Стуков, — возьмите с собой оружие на всякий случай, а курсант пусть остается на рабочем месте. Уже через час Женя и Сергей Санин приехали в Сокольническое РОВД. Местные коллеги проинформировали о личности Артиста и показали целую папку материалов о нем. — Артист, он же Данько Михаил Иванович, личность известная в криминальном мире нашего района, — сказал Марков, — к своим тридцати годам имеет две судимости за кражу и хулиганство. В настоящее время работает рабочим в продовольственном магазине, пьет беспробудно и дебоширит по вечерам в пивном зале парка Сокольники. Участковый инспектор уже замучился с ним, да вы сами с ним поговорите… К Жене подошел пенсионного возраста капитан милиции и представился: — Участковый инспектор Кондратьев Павел Петрович… — Павел Петрович, что вы еще можете сказать о Данько, откуда у него такая кличка? — спросил Санин. — Да пьяница он беспробудный, каждый вечер в пивнушке развлекается, а днем собирает «дань» с мелких киоскеров. Боятся они его, поэтому и не говорят ничего. Ну ничего, не долго ему еще гулять; он как напьется, так драки учиняет в пивнушке и строит из себя хозяина в парке. В последнее время, по нашей оперативной информации, он стал баловаться наркотиками; в пивном зале, выпив пива с водкой, он, никого не боясь, курит анашу. А что касается клички, то его родители были цирковыми артистами, и он с детства крутился на манеже, но родители постоянно были на гастролях, а он принадлежал сам себе. Так и попал в лапы к криминалу, где и получил кличку Артист. Я его много раз предупреждал о его поведении и оформлял по мелкому хулиганству, но как об стенку горох… А ходит он под Дремой, есть тут у нас один такой с тремя судимостями — Васька Дремов, бандюга натуральный. Собрал этот Дрема вокруг себя пацанов вроде Данько и пыль пускает им о сладкой жизни вора на воле. — На сегодняшний день мы имеем оперативную информацию, что Дрема через какого-то иностранца достает гашиш и в подвале одного из домов на Сокольнической улице расфасовывает его в пакетики и продает через таких пацанов вроде Артиста. Ребята из уголовного розыска обещали через пару дней вычислить точный адрес того подвала. Так что, думаю, и Дреме недолго осталось туманить мозги пацанам и рассказывать им небылицы о прелестях воровской жизни. — А что касается Артиста, то вроде бы он и числится рабочим продовольственного магазина в парке Эрмитаж, но ошивается постоянно в Сокольниках. — В парке Эрмитаж? — удивленно спросил Женя. — Да, он мне лично об этом говорил, — сказал Кондратьев, — и еще хвастал по пьянке, что у него есть друг — вор в законе, работающий слесарем в этом парке, который и устроил его на работу. — А сегодня вечером Артист тоже будет в пивном зале? — спросил Женя. — А как же, куда же ему еще идти; и пьянствовать будет, и орать нецензурно на всех будет, и драку будет устраивать, — ответил участковый инспектор. — Вот складывается все как надо, в пивнушке и будем брать его вечером, — сказал Кудрин. — Ну а теперь, товарищи, — продолжил он, — давайте оперативно обсудим наши действия по его задержанию. Они в течение двух часов детально проработали план проведения оперативных мероприятий в пивном зале парка. По окончании совещания Марков пошел в салон для разговора с Норкиным, а Кудрин вместе с Саниным, участковым инспектором и двумя местными оперативниками еще около часа более тщательно обсудил все возможные варианты предстоящего задержания Артиста и роли каждого из них в этом оперативном мероприятии. Около шести часов вечера Женя и Санин сидели на скамейке сквера как раз напротив салона. У каждого в руках была бутылка пива, и у прохожих создавалось впечатление, что молодые люди встретились и мирно разговаривают, распивая пенный напиток. Минут пятнадцать седьмого из подворотни вынырнула фигура моложавого человека в светлых брюках и цветастой рубашке. Женя сразу узнал Артиста, он хорошо запомнил его фотографию, показанную Марковым еще утром в отделе. Данько зашел в салон и через некоторое время вышел из его дверей и направился к телефону-автомату, стоящему возле салона. Поговорив с кем-то по телефону, он, насвистывая какую-то мелодию, пошел в сторону парка. Женя и Сергей аккуратно последовали за ним. Минут через двадцать Артист привел их к пивному залу и зашел туда. Кудрин с коллегой Саниным, как и было условлено, расположились рядом с ним за соседним столиком и взяли по кружке пива. К Данько подошли сразу какие-то мужики, и они, сдвинув столы, громко разговаривая, приступили к своей трапезе. Примерно через полчаса Данько, изрядно выпивший, вынул из кармана брюк небольшой пакетик и, пересыпав содержимое в кусочек газетной бумаги, сделал самокрутку. Пахнуло необычным дымом, кольцами вылетавшим изо рта Артиста. — Анаша, — тихо сказал Санин, — надо брать. В этот момент проходящий рядом со столиком Артиста пожилой мужчина неловко подтолкнул Артиста, и тот без разговора с размаху ударил его в челюсть. Мужчина упал, а Данько, ругаясь, стал его бить ногами; его собутыльники одобрительно закивали головами. Рядом стоящая за соседним столиком женщина, непонятно как попавшая в этот вертеп, громко заголосила: — Убивают, помогите!.. В этот момент из подсобного помещения пивного зала выскочили участковый инспектор и два местных оперативных работника, находившихся там согласно выработанному плану, и подбежали к столику Артиста. Через несколько минут тот уже лежал на полу в наручниках, а его ошалевшую компанию уже сопроводили в стоящую за углом пивного зала милицейскую машину. Женя также подошел к лежащему Артисту и из кармана его брюк вытащил два пакетика, содержимое которых не вызывало сомнений, и аккуратно поднял потухший недокуренный им окурок, валявшийся на полу под столиком. Потерпевшему вызвали скорую помощь, и пока врачи приводили его в чувство, Кондратьев в присутствии понятых составлял протокол осмотра места происшествия и акт изъятия двух пакетиков, найденных у Данько; окурок он также приобщил к протоколу, завернув его в чистый лист бумаги. Через полчаса вся компания уже находилась в здании РОВД. Женя и Сергей вошли в любезно предоставленный коллегами кабинет, куда через несколько минут ввели Артиста. Они увидели перед собой уже не того ухаря из пивного зала, а сутулого и сникшего моложавого парня с бегающими по сторонам глазками. Он внезапно остановил свой взгляд и уставился на Кудрина; на Женю смотрели глаза настоящего хорька, презиравшего всех на свете и всем своим видом пытающегося показать свой крутой нрав. — Ну что, Данько, давай знакомиться, — сказал Кудрин. — Да пошел ты на хрен, начальник, разговор будет беспонто-вый, ничего говорить не буду, — пробурчал тот. — Слушай, ты, братское чувырло, — с надрывом произнес Женя, — у меня времени нет тут с тобой байки травить, значит, так: во-первых, хулиганка и наркота на тебе уже есть. Мы же тебя, козла, пасли и взяли аккурат на наркоте, свидетелей уйма — не отбрыкаешься, значит, пятерку с хвостиком будешь иметь точно. Во-вторых, по вашей братве бросим слух, что ты, сучонок, сдал Дрему и его подвал с потрохами. Его сегодня мы возьмем, но ты-то уже здесь, прикидываешь, что я говорю, или уши еще ватные… Сколько ты в зоне проживешь, я не знаю, но, думаю, не долго, а через уголовный телеграф отправим такую «маляву» про тебя, мало не покажется… — И третье, — продолжал Кудрин, — если скажешь нужную нам информацию, оформлю протокол добровольной выдачи пакетиков с дурью, ну и, естественно, про тебя никто ничего не узнает. Ты человек битый в уголовном мире и прекрасно соображаешь, о чем я говорю. — Артист сжался, сидя на стуле, и с грустью посмотрел на окно кабинета, как бы взглядом провожал волю и, может быть, навсегда. Он почти совсем отрезвел от такого расклада, и только ужасный перегар из его открытого рта и трясущиеся кисти рук выдавали недавнюю бурную встречу с собутыльниками. — Чего тебе, начальник, от меня надо, я все понял, не дурак, — пробормотал он. — Чего надо, чего надо, — передразнил его с иронией Женя, — если ты все понял, то рассказывай, где и у кого находится эскиз картины, который ты приносил для оценки в художественный салон? Артист замолчал и уставился взглядом на противоположную стену. — Я жду ответа или вызываю конвой, и все, о чем говорил, будет исполнено в лучшем виде, — жестко проговорил Женя. — Под протокол не буду говорить, — прошепелявил Данько. — Да черт с тобой, не буду ничего писать, — ответил Кудрин и внимательно посмотрел на наручники, крепко сжимавшие тонкие руки Артиста. — Короче, меня послал с этим эскизом Сиплый, — пролепетал Данько, — он велел показать товар Купцу, чтобы тот оценил его стоимость. А когда сегодня пришел снова, то Купец сказал, что по предварительной оценке этот товар потянет на двадцать пять тысяч рублей и что завтра вечером придет покупатель с деньгами. Ну, я позвонил Сиплому и сказал ему об этом. — А откуда ты знаешь его? — спросил Женя, давая понять, что знает, о ком идет речь, хотя в первый раз слышал про Сиплого. — Да вместе сидели в Иркутской колонии, он тогда как вор в законе меня спас от тюремных урок и взял как земляка под свою защиту, — ответил Данько, — Сиплый — вор в законе, имеет три ходки в зону, хотя и был коронован значительно позже Дремы. — Послушай, Данько, — спросил Кудрин озвучивая внезапно пришедшую к нему мысль, — у Сиплого ведь на руке татуировки солнца и двух перстней на пальцах?.. — Да, именно так, — ответил он. — Так вот, — проговорил Кудрин, — тебе, дураку, пора бы заучить, а то осрамишься среди своих; два перстня — это всего лишь две ходки на зону, а не три. Данько сидел, ошарашенный услышанным, и только часто моргал, уткнувшись взглядом в пол.