— Елки-палки, — подумал Женя, — так это же тот самый мужик из троллейбуса с огромным кулачищем, вот же мир тесен… Память четко высветила толкучку в троллейбусе и здорового мужика, стоящего рядом с Женей, а также руку с наколками, держащую поручень у самого его носа. — А что, Сиплый действительно работает в парке Эрмитаж? — спросил Сергей Санин, который все время молчал и что-то записывал в свой блокнот. — Да, он работает слесарем подвижных игр детской площадки парка, — ответил Данько, — Сиплый — классный слесарь и быстро ремонтирует всякие неполадки аттракционов. Он меня и устроил рабочим в магазин парка, хотя из-за отсутствия клиентов он практически не работает. — Поэтому ты вроде и числишься рабочим, но целыми днями ошиваешься в Сокольниках, — проговорил Женя. — А где лежбище Сиплого? — тихо спросил Санин. Артист замолчал, уставившись в пол, как будто там было что-то интересное. — Так, где его хата, повторяю вопрос? — нетерпеливо переспросил Санин. — Порежут меня на куски, век воли не видать, — тихо сказал Данько. — Да у тебя выхода нет, — проговорил Женя, — ты и так по полной слил нам Сиплого. — У него есть комната где-то на Сокольнической улице, где он прописан, но сейчас он живет у какой-то бабы на Люсиновской, 64 в квартире номер один на первом этаже, дверь в квартиру находится слева от лестничной площадки. Однажды я привозил ему пакетик дури и срисовал эту квартиру, хотя он меня туда не пустил, — пробормотал Артист и замолк. — Я выйду к коллегам и попробую прокачать Сиплого, наверняка он известный им субъект из криминального мира, если тем более и прописан в этом районе, — сказал Санин и вышел из кабинета. — А еще женщины у него были? — спросил Женя. — Да была еще одна, Светка, — ответил Данько, — врачиха какая-то, в прошлом месяце он у нее отлеживался, когда радикулит подцепил. Он ведь здоровый такой, а на спор за ящик портвейна решил поднять чугунную ванну в парке и надорвался. Так целую неделю и провалялся дома у нее где-то на Каширском шоссе. — А ты ее видел? — спросил Кудрин. — Да один раз мельком, когда она месяца два назад приезжала к нам в парк Эрмитаж и о чем-то говорила с Сиплым, — ответил он, — худощавая и спортивного телосложения, и что только он в ней нашел?.. — Ну а что Сиплый» тебе говорил в последние дни? — продолжал Женя. — Да ничего особенного, вот попросил сходить в салон с этим свертком, хотя вчера в разговоре он сказал, что собирается отваливать на юга, — как-то неуверенно проговорил Данько. — А он что, тоже дурью приторговывает? — спросил Кудрин. — Да нет, он не по той части, я видел у него набор всяких ключей и отмычек; бомбит, наверное, хаты богатеньких, — ответил Артист. Все, что нужно было от Данько, Женя узнал, и когда его увели, он набрал номер Стукова и подробно доложил тому о всех деталях задержания Артиста и о, возможно, главном фигуранте этого дела по кличке Сиплый. Начальник отдела одобрил их действия, но предупредил об осторожности, ведь такие люди могут быть вооружены. — Когда думаешь брать его и каким образом? — спросил полковник. — Думаю, что сегодня поздно вечером в его берлоге на Люсиновской улице, пока он не свинтил на юга, ведь Сиплый, видимо, уже в курсе задержания Артиста, — ответил Женя. Стуков сказал, что он доложит руководству Главка об этой операции и направит для подкрепления двух опытных оперативных работников управления и оперативную машину. Уже через час в кабинет, где находилась вся группа, вошли два крепкого телосложения оперативных работника. Представившись друг другу, они начали обсуждать детали предстоящей операции. Марков доложил, что Сиплый — это действительно вор в законе и дважды за грабеж отбывал наказание. Освободился в марте этого года и работает в парке Эрмитаж слесарем. Судя по оперативной информации и материалам дел предварительной проверки по последнему преступлению, Сиплый — он же Коренев Борис Владимирович, 1940 года рождения, прописан по адресу 4-я Сокольническая улица, дом 47. Как было нами установлено, по этому адресу он в настоящее время не проживает. — Он залег у некой Яриной Веры Ивановны, проживающей по адресу: Люсиновская, 64, квартира 1, — сказал Санин, — вот и предстоит нам его сегодня там брать; это, кстати, дом особенный, в нем проживают ветераны войны, а сам дом находится на особом учете в Моссовете. Я связался по телефону с председателем ветеранского комитета этого дома Иваном Ивановичем Смолиным, коротко объяснил ситуацию, и он будет нас ждать вечером у подъезда. — Коренев — социально опасный тип, бывший боксер, может быть вооружен и, судя по старым материалам, жадный и осторожный, наверняка будет сопротивляться, — проговорил Марков. Они решили наведаться к Яриной в десять часов вечера. К обусловленному времени вся оперативная группа на двух машинах подъехала на Люсиновскую улицу. Машины остановились за два дома раньше указанного адреса. Все рассредоточились и стали занимать заранее обговоренные позиции. Подъезд был не на улице, а внутри дома, и, как представлялось, окна квартиры должны были выходить именно во двор. Таких домов было много, и расположение квартир не вызывало сомнений. Двое сотрудников остались у окон, двое — в подъезде, а Женя, Санин, Марков и встретивший их Смолин направились к двери квартиры и позвонили в звонок. — Кто там? — проговорил женский голос. — Вера Ивановна, откройте, это Смолин Иван Иванович, мне нужно, чтобы вы подписали ходатайство в Моссовет по поводу ремонта подъезда дома, — проговорил он. Дверь открылась, и на пороге квартиры возникла полноватая женщина в темном бархатном халате. Все трое мигом ворвались в квартиру и увидели настежь открытое окно, выходящее прямиком на улицу. Кудрин подбежал и выпрыгнул в окно; он увидел в нескольких метрах от себя огромного мужчину в одних трусах, убегавшего в сторону автобусной остановки. Напрягая все мышцы своего тела, Женя бросился в догонять его. Сзади себя он краем глаза увидел бегущего вслед за ними Сергея Санина. Неожиданно громила остановился, и Женя буквально влетел в его объятия, а потом удар по челюсти — и у него все поплыло перед глазами… Когда Кудрин пришел в себя, он увидел, что лежит на диване в какой-то квартире, и ему в нос суют отвратительный нашатырь. — Женька, пришел в себя, ну ты мужик! — услышал он голос Сергея Санина. Немного привстав с дивана и осмотревшись, Женя увидел лежащего на полу громилу с наручниками за спиной и стоящих вокруг него оперативников. Все лицо горело, и разговаривать Женя не мог, в голове зашумело, и он снова лег на диван. Потом он почувствовал опять противный нашатырь, мужчину в белом халате и резкую боль в скуле. — Все нормально будет, — услышал он мужской голос и открыл глаза. Над ним склонились улыбающийся Сергей Санин и откуда-то появившийся полковник Стуков. — Ну слава богу, все в порядке, — услышал он спокойный голос Ивана Михайловича. На следующее утро, когда Кудрин проснулся, он увидел больничные стены и улыбающуюся медсестру. — Как ваше самочувствие? — произнесла она. — Где я? — произнес Женя, ощущая боль в скуле. — Вы в первой городской больнице, — произнесла тихим голосом медсестра, — но лучше не разговаривайте. Вам вчера свернули скулу, хорошо, что наш хирург был на работе и вставил ее на место, и что самое важное — нет перелома, завтра можете идти домой. На следующий день уже было значительно лучше, и Женя даже мог разговаривать. Во второй половине дня приехал Сергей Санин, и они на дежурной машине поехали в управление. — Ну, проходите, ребята, и присаживайтесь, — с улыбкой сказал Стуков, увидев стоящих на пороге кабинета Кудрина, Санина и курсанта. — Вы просто молодцы, и я выражаю свою благодарность за успешное завершение этого трудного дела. А капитану Кудрину особенно, — отметил он, переводя взгляд на Женю, — я написал рапорт руководству о поощрении молодого нашего сотрудника. А теперь о главном: как вы, видимо, поняли, главным фигурантом этой истории был именно Коренев Борис Владимирович по кличке Сиплый. Освободившись весной этого года из заключения, он стал подумывать, чем стоит дальше заниматься. Поскольку он был хорошим слесарем, без труда устроился в сад Эрмитаж на игровую детскую площадку, которая постоянно выходила из строя. В это же время Коренев познакомился с Семушкиной и закрутил с ней роман. Ну а поскольку она, по словам Сиплого, стремилась к роскоши и легкой жизни, а особенно после того, как однажды врач-терапевт рассказала Кореневу о способностях в области гипноза своего коллеги из поликлиники, он и придумал такой необычный способ обогатиться. После обильного возлияния на одном из праздников в поликлинике, используя мягкий и нерешительный характер невропатолога Колобко, она буквально затащила пьяного коллегу к себе домой. А утром Семушкина объявила, что он ее изнасиловал, и она подаст заявление в милицию. Понятно, что тот перепугался и стал упрашивать ее не делать этого. Вот тогда Семушкина и поставила условие, чтобы он вводил в сон тех людей, которых она будет к нему посылать на прием. Ну а дальше вы уже сами знаете, как было дело, повторяться не буду. Расчет был простой — потерпевшие в основном из богатых и состоятельный семей, поэтому в милицию обращаться не станут. Ключи от квартир потерпевших и от сейфа по слепкам делал Сиплый, а квартиры бомбила Семушкина. Их расчет вполне оправдался, за исключением кражи из квартиры Рылеевой, которая реально обратилась в милицию. Все ценности, украденные Семушкиной, были спрятаны у нее дома, и Сиплый знал, где именно. В какой-то момент она решила внимательно посмотреть украденное и обнаружила среди драгоценностей эскиз картины и орден Владимира третьей степени. Так вот, по словам Сиплого, они специально ходили в Третьяковскую галерею, где и узнали, чей эскиз картины попал к ним в руки. Несколько дней тому назад Коренев пришел к ней на квартиру, где у них произошел сильный скандал о дележе украденных ценностей, а когда Сиплый захотел взять эскиз, чтобы прицениться у знающих людей, она вообще отказалась отдавать его в руки Коренева. Семушкина, по словам Сиплого, заявила, что всю работу делала именно она, и доля ее должна быть большей. Тот, не задумываясь, без тени сомнений, задушил ее и все награбленное забрал себе. И если бы мы его не остановили, то искали бы сейчас на огромных просторах нашей страны. Ну а завершающую часть этого расследования вы, ребята, с блеском провели, попутно даже обнаружив в подвале дома склад с наркотиками. Свои ценности Рылеева забрала, а найденный вами эскиз она на днях передаст в дар областной картинной галерее города Калинина. Что касается других найденных в сумке Коренева ценностей, то, поскольку заявлений ни от кого не было, они будут проданы, а вырученные деньги будут переданы одному из детских домов Москвы. Таким вот стало для капитана милиции Евгения Кудрина первое боевое крещение в стенах Главного управления внутренних дел Москвы. Странное дело Поздний вечер поглотил без остатка очередной рабочий день. Наступила затянувшаяся пауза, и лишь капли дождя мерно стучали по стеклу — отсчитывали ее время. В непроглядной тьме двора стояла припозднившаяся осень. Подполковник милиции Евгений Сергеевич Кудрин собирался уходить домой, но последние детали этого длинного дня еще не отпускали его, настойчиво возвращали в проделанную работу. Он быстро сгреб со стола все документы; без них на фоне черного зияющего окна без занавесок стол выглядел свободным и сиротливым. Кудрин не изменял себе — любил порядок во всем, даже в сейфе аккуратно разложил стопкой папки. Было девять пятнадцать вечера, когда резко по уставшим нервам зазвонил телефон дежурного по Главку. — Здравия желаю, товарищ подполковник, это капитан Нестеров, тут вот такая вводная поступила, вам необходимо срочно выехать… — Нестеров, посмотри на время, — перебил его Кудрин, — я уже должен быть дома и отдыхать, пускай дежурная группа МУРа выезжает — это их прямая работа. — Но товарищ подполковник, — голос сбросил напор, перешел на пониженные обороты, и послышались извиняющиеся нотки, — я звоню по поручению полковника милиции Кочеткова, он сегодня дежурит от руководства, — затараторил дежурный, — минут десять назад по «02» позвонил неизвестный мужчина и сообщил, что произошло разбойное нападение на дом кандидата в депутаты Моссовета Свирского Ефима Михайловича по адресу: село Коломенское, дом № 18. Вы наверняка помните этого Свирского, он проходил у нас по некоторым уголовным делам. — Ничего себе, — вырвалось у Кудрина, — на самого Свирского наехали!.. — Я доложил полковнику Кочеткову, и он приказал, чтобы именно вы выехали с группой как один из самых опытных сыщиков Главка. Группа уже в машине и ждет вас, желаю удачи, Евгений Сергеевич, — закончил Нестеров и… отключился. Кудрин недовольно покачал головой, привычно закурил, надел плащ и нехотя вышел из кабинета. Дохнуло дождем, запахом прелых подкопченных листьев. Хорошо. Еще один год был на излете, девяностые входили в полную силу. Ехали по ночной безлюдной Москве. «Все могут короли!» — порядком поднадоевшая песенка внушала уверенность, хотелось вытянуть ноги в тепло и смаковать покой внутри себя. Кудрин, напрягая память, старался вспомнить все, что знал о Свирском. Свир в свое время был одним из самых крутых в столице. Чем он только не занимался: и рэкетом, и грабежами, не брезговал крышеванием девочек по вызову. Сколько раз его задерживали, но каким-то необъяснимым чудом ему удавалось избегать наказания. Сколько же людей он истребил, обогащаясь, идя к своей, непонятной для Кудрина, цели. А сейчас Свирский — директор универмага, да и еще кандидат в депутаты Моссовета. Сумбур, бессмыслица. Ну и времена наступили, как будто бы все перевернулось с ног голову. Кудрин вдруг вспомнил свое любимое детское произведение Чуковского «Путаница»: «Замяукали котята: Надоело нам мяукать! Мы хотим, как поросята. Хрюкать!» Раздумья Кудрина прервал водитель машины. — Кажись, приехали, — сказал он, — вот и дом № 18, люди какие-то стоят, и скорая отъезжает от ворот. Выйдя из машины, Кудрин увидел высокого плотного телосложения человека, который представился как помощник Свирского: