Часть 28 из 61 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Так вот, — продолжал кинолог, — одна из женщин сказала, что примерно часа полтора назад видела двоих мужчин у калитки двора Свирского.
— Очень хорошо, а где она? — нетерпеливо спросил Кудрин.
— Да вон у дома стоит на улице, в цветном платке, — махнул рукой кинолог и показал на среднего возраста женщину в цветастом платке, стоящую на центральной дороге.
Кудрин еще издали внимательно оценил женщину, подошел к ней, представился и попросил рассказать о том, что она видела.
— Я — Деева Любовь Алексеевна, живу рядом, прямо напротив Свирских, — угодливо затараторила женщина, переминаясь с ноги на ногу в резиновых сапожках. — Где-то около одиннадцати вечера я вышла из дома встретить дочку с тренировок из Лужников. Когда муж в командировке, я всегда ее встречаю. Очень поздно тренировки заканчиваются. Так вот, встретила я дочку, и мы идем по улице, а когда подходили к дому, я увидела двух мужчин, стоящих у калитки дома Свирского. Оба были среднего роста, в темных куртках, на голове у одного я заметила вязаную шапочку, хотя воротник куртки и закрывал лицо. А вот другого я очень хорошо увидела, он стоял напротив фонарного столба. У него был такой четкий пробор в волосах, — она невольно ткнула себя в темечко, давая понять, что именно здесь должен быть пробор. При этом она так наглядно двигала головой, что платок то и дело сползал, и ей приходилось резким движением возвращать его обратно. — И нос еще с большой горбинкой, а на правой щеке, вот здесь, — она показала у своего носа, — большая родинка…
— А еще что-нибудь запомнили? — в надежде спросил Кудрин.
— Да вроде все, — выпалила Деева, — это же мельком было, мне как-то ни к чему было приглядываться.
— Вы так хорошо описали того мужчину, хотя и видели мельком, — сказал Кудрин.
— Так я преподаю в художественной школе рисование карандашом, — опять участливо забормотала Деева, — и рисуем мы в основном натюрморты. Но, как и у всех художников, память у меня хорошая, — энергично притопнула ногами, — приходится запоминать всякие мелочи, это же очень важно в эскизных работах.
— А вы могли бы сейчас нарисовать портрет того парня? — с просьбой в голосе выпалил Кудрин.
— Ну, уж портрет — это громко сказано! А хотя почему бы и нет, давайте попробуем, — даже обрадовалась возможностью помочь, — зайдем ко мне в дом, может, и дочка что подскажет…
Они зашли в небольшой домик, стоящий напротив двора Свирского. Как оказалось, дочка Деевой ничего не смогла добавить к рассказу матери, но минут через пятнадцать в руках Кудрина был нарисованный карандашом эскиз лица моложавого мужчины с выраженной горбинкой на носу и родинкой на правой щеке.
Кудрина как будто током ударило, он где-то раньше видел этого человека, но вспомнить не смог.
— Спасибо большое, Любовь Алексеевна, вы нам очень помогли, — сказал Кудрин, — сейчас к вам зайдет следователь, расскажите ему о том, о чем мне сообщили, он возьмет у вас объяснение…
С этим Кудрин вышел из дома Деевой. На дороге он увидел следователя Рюмина, беседующего с пожилым мужчиной.
— Евгений Сергеевич, — подозвал он Кудрина, — вот Дмитрий Иванович Ясин видел около одиннадцати часов вечера двоих мужчин недалеко от дома Свирского. Я его уже опросил, пообщайтесь с ним…
В свою очередь попросил Рюмина зайти в дом к Деевой и взять у нее объяснение, так как она тоже видела их в это же время.
Кудрин чиркнул спичкой, жадно закурил:
— А наше время уже перешагнуло за полночь, — подумал он. Животный инстинкт подавал все признаки жизни: хотелось есть, пить и спать одновременно. — Но выбор сделан уже давно. Такая работа. Чистим, чистим Землю от накипи — только чище она не становится.
— Расскажите, Дмитрий Иванович, что вы видели? — попросил тихо Кудрин.
— Значит, так, — откашлявшись, со знанием дела бойко начал рапортовать Ясин, — около одиннадцати вечера я вышел из дома на улицу, стало быть, покурить и заприметил двух молодых мужиков. Они шли аккурат от дома Свирского, и я подумал про себя — какие-то незнакомые люди шастают по селу, да еще так поздно. Хорошо, что года два назад поставили фонари на улице, и дорога наша освещается. Это я к тому, что увидел — они были одеты в темные куртки. Один из них такой горбоносый, похож на армянина.
Кудрин внимательно слушал. На вид совсем старик, а бодренький какой, суетливый, ушанка набекрень, валенки с калошами, заправленные брюки.
— Этого вы видели? — спросил Кудрин, показывая Ясину рисунок.
— О! Мать честная, точно он! Когда этот мужик-то сигарету стал прикуривать, то в свете огонька я увидел его лицо. Ну, вылитый армянин! Больше и сказать нечего-то, — подытожил свой рассказ Ясин.
— А почему именно армянское лицо? — попытался углубиться в его монолог Кудрин.
— Да вот недавно по телевизору фильм показывали про Ми-мино, так там один армянин был очень похожий на того мужика, о котором я вам говорил…
— Ну, теперь все понятно, — улыбнулся Кудрин.
— А что с соседом-то нашим: скорая была, потом милиция приехала, убили мужика, стало быть? Время неспокойное сейчас, — сочувственно крякнул старик.
— Да нет, все нормально, его увезли в больницу, обычный сердечный приступ, — привычно успокоил Кудрин и пошел по дороге в сторону дома Свирского.
Подойдя к дому, у калитки он увидел эксперта-криминалиста Геннадия Сергеевича Балабанова — одного из самых опытных в управлении, который сразу доложил:
— Товарищ подполковник, я закончил осмотр; отпечатки пальцев в большом количестве, но думаю, что они принадлежат хозяину дома. Более точно смогу сказать только завтра. И еще, у калитки я нашел скомканную пачку сигарет «Мальборо», которую на всякий случай приобщил к документам. А вдруг это ценный вещдок!
— Да какой там вещдок, могли и с улицы забросить эту пачку, — устало пробубнил Кудрин.
С этими словами он подошел к Семенову и попросил того приехать завтра к нему в десять часов утра на Петровку, 38.
Домой Кудрин попал только к двум часам ночи. Он долго не мог заснуть, все вспоминал, где он мог видеть человека, нарисованного Деевой. Но сон уже накрывал тяжелой пеленой. Мысли буксовали, приобретая неясное ориентирование, не давали ему навести порядок в голове. Завтра, завтра, все завтра…
Утром в субботу ранний телефонный звонок разбудил. Звонил дежурный по Главку и попросил Кудрина приехать пораньше на работу к девяти часам утра по распоряжению начальника управления.
Через час он уже вошел в кабинет полковника Кочеткова.
— Ну, рассказывай, Евгений Сергеевич, о вчерашнем происшествии, тут мне уже разные звонки пошли и из избиркома, и из других организаций. Из больницы звонили — скончался Свир-ский от обширного инфаркта, но никакого криминала обнаружено не было; умер своей смертью, — поведал Кочетков.
Кудрин в свою очередь подробно все доложил полковнику и достал из папки рисунок Деевой.
Кочетков усталым, но твердым взглядом глянул на рисунок и чуть ли не радостно воскликнул:
— Так это же Боря Зайчик! Борис Петрович Прыгунов. Ты, Женя, должен его помнить, он проходил четыре года назад по делу ограбления магазина «Меха» на Ленинском проспекте.
— Конечно же, Зайчик, — пронеслось в голове Кудрина.
— Подручный Свирского, его правая рука, у братков его называют беспредельщиком, — продолжал Кочетков, — две ходки за грабеж имеет. В настоящее время работает заведующим небольшого продуктового магазина; под честного коммерсанта косит бандюга. Они с этим Свирским давно у нас в оперативной разработке, много за этим Зайчиком числится дел. Давай, Женя, бери это дело в свои руки и начинай работу; я, конечно, понимаю, что это немного не по профилю твоего отдела, но… кандидат в депутаты все же. Ты сам был на месте происшествия, вот тебе и карты в руки.
— Да в том-то и дело, товарищ полковник, что дела как такового нет: Свирский умер своей смертью от инфаркта, криминала там не было, в доме был порядок, ничего не украдено, все чисто, — подытожил Кудрин.
— А кто на помощника напал? Да и Зайчик вдруг проявился в этот момент у дома своего шефа… Работай, Кудрин, — начальник дал понять, что разговор закончен и «обжалованию не подлежит», — а Прыгунова найди мне живым или мертвым.
С этим напутствием Кудрин вышел из кабинета полковника и направился в свой отдел. У двери его уже ждал помощник Свирского.
Семенов ничего нового Кудрину не сказал, но на вопрос, где находится Боря Прыгунов, удивленно захлопал глазами:
— А кто это такой?
— Зайчик ваш, такой прыгающий, — съязвил Кудрин.
— А, Зайчик, не знал, что его зовут Боря Прыгунов, — осторожно произнес Семенов, — он каждую пятницу уезжает в пансионат «Озерный» по Калужскому шоссе и гуляет там в субботу и в воскресенье. Да он и сейчас, наверное, там…
Семенов подробно объяснил, как проехать к этому пансионату.
— А вчера вечером вы не видели его у дома Свирского? — спросил Кудрин.
— Никак нет, он часа в три приезжал к шефу в универмаг, но пробыл недолго и уехал.
— А откуда вам известно, Семенов, что он поехали именно в пансионат? — язвительно спросил Кудрин.
Не придав интонации большого значения, он спокойно и сосредоточенно продолжил:
— Во-первых, Зайчик своим привычкам никогда не изменяет, а во-вторых, он уехали на джипе, так как дорога при подъезде к пансионату плохая, одни колдобины.
С этими словами Кудрин отпустил помощника Свирского и вызвал к себе своего сотрудника Романа Вольского, который по его просьбе был также на работе. Он только что закончил школу милиции и распределился к ним в отдел и очень напоминал Жене самого себя, когда сам только ступил на путь поиска и ошибок, когда позади стеной стояла пройденная наука, и так хотелось побыстрее проявить себя в раскрытии особо тяжелых преступлениях века. Сейчас это вызывало лишь легкую усмешку.
Только Кудрин положил трубку телефона, как он снова зазвонил.
— Евгений Сергеевич, — это была дочь Свирского, — отец умер… от обширного инфаркта….
Она часто всхлипывала в трубку телефона; Кудрин выразил ей соболезнование и сочувственно замолчал.
— Вы знаете, когда вчера поздно вечером я приехала в больницу, папа был еще жив, но находился без сознания, — продолжала Зотова, — так вот… я обнаружила, что у него не было золотой печатки, которую он носил всегда на среднем пальце правой руки. Эту печатку ему подарила его мать, моя бабушка. Я хорошо помню эту печатку, в ее середине выгравирована буква «С», отец никогда не снимал ее. Все это как-то странно, — сквозь всхлипывание сказала дочь Свирского.
— Спасибо вам, Татьяна Ефимовна, чуть позже еще поговорим, и до свидания, — сказал Кудрин, вешая трубку.
Когда Вольский зашел в кабинет, Кудрин был уже одетым, в плаще.
— Роман, значит, так, пробей в понедельник по Центральному адресному бюро города Павла Гагарина, которому примерно шестьдесят лет, и, возможно, он проживает в районе Шаболовской улицы, а сейчас собирайся, и на выезд, по дороге все объясню, и, на всякий случай, возьми с собой оружие, — приказал Кудрин.
Служебная «Волга» неслась по Калужскому шоссе, оставляя за собой взвесь грязи и мелкого дождя, «дворники» монотонно отстукивали незатейливое «тик-так», создавая некий уют в теплой кабине, уговаривали расслабиться, расслабиться…
Рома Вольский после лаконичной информации Евгения Сергеевича о цели выезда прислонился к окошку, задумчиво созерцал пролетающие встречные машины, ушел в себя. Перед отъездом в пансионат Кудрин позвонил коллегам в ГУВД области и предупредил о своем визите; это было необходимо сделать, так было положено.
Примерно через час они подъехали к пансионату «Озерное». Дорога была ужасной, они с трудом нащупывали ее, варьировали между колдобинами. Пару раз даже застряли, газовать пришлось, но не долго. Все-таки «Волга» на таких убойных дорогах хорошо справляется. Пансионат находился практически в лесу, рядом с небольшим заросшим озером. Фасад корпуса был покрыт отвратительной серой крошкой, у входа зияла огромная лужа, а у входной двери красовалась тусклая вывеска без нескольких букв: «Пансион..! Оз. рный».
— Можно подумать и «Озорной», — решил про себя Кудрин.
— Ну и зрелище! — стряхивая с брюк липкую грязь, воскликнул Роман.
В этот момент к машине подошел долговязый поджарый мужчина и представился:
— Капитан Сорокин Иван Данилович из местного розыска, — предъявил Кудрину свое служебное удостоверение.