Кудрин в свою очередь также показал свое удостоверение и представил Романа Вольского. — Мне приказано оказать вам содействие, так что располагайте мною, — сказал Сорокин. — Спасибо, — произнес Кудрин и быстро ввел в курс дела капитана, рассказал ему о цели приезда, и они прошли в холл пансионата. В холле за большим столом сидела пожилая женщина, которая, увидев пришедших мужчин и среди них капитана Сорокина, явно стушевалась, привстала со стула. — Семеновна, привет, где тут у тебя приютился Прыгунов, поведай-ка нам? — игриво спросил Сорокин, изображая на лице строгость. Семеновна быстро собралась и без лишних слов четко ответила: — Борис Иванович, как всегда, живет в люксе № 1, к нему только что зашли его друзья, что с ним приехали. Она твердой походкой, раскачивая полными бедрами, направилась по красной дорожке в конец коридора и рукой показала, где расположен этот люкс на первом этаже; Кудрин со своими спутниками зашагал по направлению к номеру. Постучав в дверь номера, они услышали тяжелые шаги, дверь приоткрылась, и в проеме возник огромный бритоголовый мужчина с выпученными глазами. — Чего надо? — громко пробурчал он. — Открывай дверь, милиция, — резко сказал Сорокин. Мужчина, одной рукой придерживая дверь, другой попытался ударить кулаком Сорокина, но тот увернулся, а Кудрин перехватил его руку и резко потянул на себя, как когда-то учили. Мужчина не удержался на ногах и упал, а Кудрин заломил ему руку за спину. В этот момент из комнаты выскочил еще один такой же громила, но тут вмешался Вольский, он вытащил пистолет и показал удостоверение. — МУР, — громко вскрикнул Роман, — ложитесь, гады, а то перестреляю! — голос явно перескочил на фальцет, но мужик не стал сопротивляться, как-то осел, опустившись на колени. — Где Зайчик? — резко задал вопрос Кудрин. Лежащий на полу громила тихо произнес: — Да в комнате он сидит на кровати, никак не может отойти от вчерашнего… Они прошли в комнату и увидели скрюченного моложавого мужчину с пробором волос на голове, горбинкой на носу и родинкой на правой щеке. В руках он держал бутылку водки и, не обращая ни на кого внимания, пил содержимое прямо из горлышка. На секунду он отвлекся от бутылки и посмотрел на вошедших мутным отрешенным взглядом. На столике, стоящем под окном с открытой форточкой, Кудрин сразу увидел маленький сафьяновый мешочек красного цвета. — Чей это мешочек? — спросил он. — Первый раз видим, наверное, Бориса Ивановича, — закивали оба мужика. — Где-то я это уже видел: плотные, бритоголовые «двое из ларца», — вспоминал Женя детскую мультяшку. — Вот что, Рома, — сказал Кудрин, обращаясь к Вольскому, — пока я здесь приятно общаюсь, пригласи понятых и оформи протокол изъятия этого мешочка. — Он аккуратно открыл его и увидел, что внутри находились монета и золотая печатка с выгравированной буквой «С». — Да, прискакал Зайчик, — подумал про себя Кудрин. — Давайте, хлопцы, рассказывайте все теперь по порядку, как вы тут отдыхаете, почему такие взъерошенные, нервные? — садясь рядом на стул, ласково предложил Сорокин. — Значит, так, — заговорил один из дружков Прыгунова, — приехали мы в пансионат в восемь часов вечера, и Борис Иванович сразу же пошел в ресторан ужинать. Он, как всегда, ужинал один в отдельной комнате ресторана. Я принес ему две бутылки водки «Пшеничная», ящик которой у нас всегда лежит в машине, и он прямо при мне выпил одну залпом. Он всегда так начинал свой ужин. Меня и Серегу он никогда не приглашал за стол, поэтому мы ужинали за обычным столом рядом с этой комнатой. Минут через тридцать Борис Иванович вышел, держа в руке почти пустую бутылку водки, и мы пошли в бильярдную. Он очень любит играть в бильярд и может играть всю ночь напролет, при этом сильно выпивая. Там уже было много народу; все три стола были заняты, но когда увидели Бориса Ивановича, все расступились. Он подошел к одному из столов, собрал шары в треугольник и начал играть с каким-то мужиком… — А он выпивал за игрой? — спросил Кудрин. — А как же, — ответил охранник, — раза три бармен наливал ему «Кровавую Мэри» — водку с томатным соком грамм по двести в стакан. — Силен бродяга, — заметил Сорокин. — Не то слово, — продолжал охранник, — он как приезжает, так оттягивается до утра, а бильярд — это только начало. Но вчера вечером, видимо, и его «заклинило»; он играл-играл и вдруг распластался на бильярдном столе. Когда мы с Серегой подскочили к нему, он уже был никакой, двух слов не мог связать. Взяли мы его под руки и оттащили в номер, положили на кровать, а он, как нам показалось, был без сознания и дышал с надрывом. Мы испугались и вызвали дежурную медсестру, которая быстро пришла. Она осмотрела Бориса Ивановича и сказала, что пульс в норме. А когда стала натирать виски нашатырным спиртом, он как бы очнулся, а потом захрапел. И еще она сказала, что нужно открыть форточку, а то воздух спертый, и что к утру он оклемается. — Во сколько это было? — спросил Кудрин. — Принесли мы его в номер ровно в девять вечера, — ответил он, — я еще тогда на часы посмотрел. А когда мы его волокли к номеру, дежурная смотрела телевизор — «Новости» начинались. Где-то в первом часу ночи я заходил к Борису Ивановичу проверить, как он там… — И что Борис Иванович? — спросил Вольский. — Да спал как убитый, — сказал он. — А все-таки, мог Прыгунов все же встать и отлучиться куда-либо? — спросил Кудрин. — Да вы что, Борис Иванович практически в бессознательном состоянии был, он не только ходить не мог, но и ползать был не в силах, — ответил приятель Зайчика, — ну а сегодня мы его только-только пробудили, да вы и сами видите, какой он… — Ну ладно, — сказал Кудрин, — оденьте его, мы едем на Петровку. Прыгунов с нами поедет, а вы заводите свой тарантас, и следом за нами. И не дай бог свинтить, из-под земли достану, — с угрозой в голосе сказал Кудрин. — Да поняли мы все, поедем за вами, не враги же мы себе, — ответил один из них. Вольский быстро закончил работу с протоколом и вышел в коридор к дежурной, а когда садились в машину, он доложил Кудрину, что Семеновна подтвердила сказанное приятелями Зайчика. Кудрин поблагодарил Сорокина за помощь и попросил его опросить людей, которые были вчера в бильярдной, и медсестру, которая приходила к Прыгунову. По приезду на работу Кудрин пытался поговорить с Зайчиком, но тот все еще тупо смотрел на него и сохранял молчание. Евгений Сергеевич понял, что сегодня разговора не получится, и пока он оформлял документы на задержание Прыгунова по подозрению в краже, Вольский в соседнем кабинете опрашивал его приятелей. А Зайчик с отрешенным взглядом сидел в кабинете Кудрина, продолжал молчать, глядя на противоположную стенку. Кудрин позвонил дежурному и вызвал охрану. Прыгунова увели. Евгений Сергеевич пригласил к себе Вольского и сказал: — Рома, оформи необходимые документы на обыск квартиры Прыгунова. Адрес его местожительства ты знаешь, сам пробивал по адресному бюро. Я сейчас иду к Кочеткову на доклад, все ему расскажу, а ты с материалами после зайдешь к нему, он завизирует — и мигом в прокуратуру к дежурному прокурору. Когда получишь его санкцию, поедешь на обыск с дежурным следователем, я договорюсь с начальником управления. — Есть, товарищ подполковник, — по-военному ответил Вольский, а Кудрин собрал все документы и не спеша отправился на доклад к начальнику управления. После доклада руководству Евгений Сергеевич пришел к себе в кабинет, уселся в кресло и задумался. Он перебирал в памяти эпизоды поездки в пансионат и встреч с Прыгуновым. Столько выпивать, как Зайчик, думал он, это немыслимо, ведь тот практически потерял человеческий облик, не вполне соображая, что с ним происходит. А ведь Прыгунов — алкоголик, продолжал размышлять Кудрин, выпивает до беспамятства. А может, это не болезнь, а способ жизни или состояние души? Или это уже болезнь психики человека, а вирусоносителем является общество. Тогда и лечить необходимо именно его, так как, не уничтожив источник болезни, нельзя одолеть и само заболевание. Мысли Кудрина прервал зашедший сотрудник отдела, и Евгений Сергеевич с головой погрузился в текущие рабочие вопросы. В понедельник, придя на работу, увидел, что его уже ждал Роман Вольский. — Ну что у тебя, Роман? — спросил подполковник. — Первое, — начал Вольский, — по поводу Гагарина. Действительно, Гагарин Павел Васильевич проживал на улице Шаболовка, дом 12, квартира 5. В июле этого года он трагически погиб вместе с женой в автомашине. Из материалов архивного дела следует, что они сгорели в ней из-за загорания электропроводки и последующего взрыва. Остался у них сын Вячеслав, который был на момент трагедии в командировке, его показания есть в деле. — С этими словами он передал Кудрину папку с характерным инвентарным номером архива. Евгений Сергеевич открыл папку и внимательно просмотрел ее. — Так, — сказал он, — вот протокол осмотра места происшествия, объяснения свидетелей и постановление об отказе в возбуждении уголовного дела, в резолютивной части которого было написано, что пожар и взрыв произошли вследствие загорания электропроводки машины. Вывод был один — несчастный случай. — А где же протокол судебно-медицинского заключения? — подумал Кудрин. — Да и вообще странно, что осмотр места происшествия и объяснения брал один следователь Рогозин, а рапорт на имя руководства о вынесении по этому делу отказа в возбуждении уголовного дела писал другой — Марков. Все это как-то насторожило Евгения Сергеевича; он вдруг обратил внимание на Вольского, который молча сидел на стуле и явно что-то еще хотел сказать. — Давай дальше, Роман, что там с обыском квартиры Зайчика? — спросил Кудрин. — Да на первый взгляд вроде ничего особенного, — начал Вольский, — неухоженная квартира, много пустых бутылок и всякого хлама. Но вот на кухонной полке, в пустой банке из-под консервов я обнаружил золотые часы марки «Картье». — С этими словами Вольский достал из портфеля прозрачный целлофановый пакет, в котором лежали наручные золотые часы. Он явно был доволен своей находкой и пытался это скрыть. — Но самое интересное, — продолжал он, — что на задней стороне часов имеется гравировка «Е. М. Свирскому от сотрудников в день 60-летия». Кудрин взял пакетик, повертел его в разные стороны и, приглядевшись, увидел эту гравировку. — Я на всякий случай изъял часы и запротоколировал факт изъятия, — сказал Вольский. — Молодец, Рома, правильно сделал, — похвалил его Кудрин. Он взял трубку телефона и вызвал к себе Васильева, сотрудника его отдела. — Сергей, — обратился Кудрин к вошедшему в кабинет Васильеву, — тебя сейчас Рома введет в курс дела, а потом возьми у него адрес дочери Свирского и поезжай к ней домой. Предъяви ей на опознание сафьяновый мешочек и содержимое его — монету и золотую печатку, а также золотые часы, лежащие в полиэтиленовом пакетике, и все запротоколируй. — С этими словами он передал Васильеву все перечисленные предметы. Как только вышли сотрудники, в кабинет зашел эксперт-криминалист Балабанов. — Евгений Сергеевич, — сказал он, — по происшествию в пятницу следов пальцев рук в доме, кроме хозяйских, не обнаружено, однако на зажигалке «Зипфер» и мятой пачке сигарет «Мальборо», которая валялась у калитки, выявлены отпечатки пальцев Прыгунова Бориса Ивановича. — Вот как! — воскликнул Кудрин. — Теперь понятно, что Зайчик был в тот вечер у дома Свирского, а скорее всего, и в доме. — Геннадий Сергеевич, — обратился к эксперту Кудрин, — еще просьба, посмотрите одну металлическую коробочку с того места происшествия, что-то там в замочном отверстии, как-то ключ странно проворачивается — какие-то непонятки. Он передал Балабанову металлическую коробку и ключик к ней. — Хорошо, конечно, посмотрю и доложу вам, — сказал эксперт и вышел из кабинета. К трем часам дня в кабинет Кудрина доставили Прыгунова. Он уже оклемался и сразу же с порога громко возмутился: — За что взяли? Я ничего не сделал; ну выпиваю, но это не запрещено… — Когда ты в последний раз видел Свирского? — резко спросил Кудрин. — В пятницу часа в два дня заезжал к нему минут на десять на работу, а после уехал по делам, а уж потом в пансионат, — хмыкнул Зайчик. — Больше не встречались с ним вечером? — настойчиво повторил Кудрин.