Выйдя из машины, они увидели троих молодых людей, стоявших недалеко от церкви. — Капитан Поспелов, — представился один из них, показывая свое удостоверение личности, — мы из местного РОВД направлены в помощь Вам. Представившись друг другу, они присели на лавочку, стоявшую в березовом пролеске. Кудрин рассказал о цели приезда в это село и в целом немного поведал о ходе расследовании по делу, после чего они стали обсуждать детали предстоящей операции. Дежурную машину Евгений Сергеевич попросил поставить на окраине села, чтобы не привлекать лишнего внимания. У церкви уже никого не было, только ветер свистел и задувал листву к двум одиноко стоящим могилам. Поспелов вынул из своей сумки два фонарика и любезно предложил их приехавшим коллегам. — Уже через полчаса будет темно и они пригодятся, — сказал он. Поблагодарив капитана, Евгений Сергеевич и Вольский аккуратно открыли скрипучую дверь, и зашли в стоящую напротив церкви избу; они устроились на лавке у окна, забитого деревяшками. Было неплохо видно в большие щели между ними, да и еще полная луна своим светом хорошо освещала, поэтому церковь стояла перед ними, как на ладони. А приехавшие оперативники направились в березовый пролесок, где было определено место их дислокации. Быстро стемнело, стало холодно и сыро, а еще часа через два они стали замерзать. Кудрин встал с лавки, сделал несколько упражнений руками и в этот момент послышался шум мотора. Они напряглись и внимательно уставились в прорези между деревяшками. Они увидели машину «Жигули», из которой вышел человек в светлой куртке, правый рукав которой был заправлен в карман. Следом за ним показался еще один широкоплечий человек, который держал в руке металлическую трубу. — Куда же они пойдут, где спрятан ящик? — тихо проговорил Кудрин. Приехавшие убедились, что в церкви никого не было, и направились прямо к двум одиноким могилам, которые находились справа от входа. Безрукий подошел к одной из могил и показал рукой на небольшую мраморную плиту, лежавшую на одной из них. Широкоплечий поддел трубой плиту, но она не сдвигалась с места, тогда он расставил ноги, взялся за железку двумя руками, еще раз поддел плиту и, она стала сдвигаться в сторону. Безрукий встал на колени и стал что-то делать, что не было видно наблюдавшим, и послышался лязг железа. — А, а, а, — закричал безрукий и единственной рукой стал бить ею о землю. В этот момент, как и было условлено, все вышли из своих укрытий и направились к могиле. — Руки в гору! — скомандовал Кудрин, — мы работники милиции и Вы окружены. Безрукий рыдал и не обращал на эту команду никакого внимания, а широкоплечий отойдя в сторону, поднял руки вверх. Когда они подошли к могиле, то увидели на месте мраморной плиты ямку, в которой находился ржавый металлический ящик. Его дверце было открыто, но внутри ничего не было: он был пустым. Кудрин не ожидал такого развития событий и был немного обескуражен увиденным. Оперативники быстро увели задержанных в свою машину, которая стояла также в конце села, а Кудрин с помощником, включив фонарики, стали внимательно осматривать развороченную могилу. Неожиданно луч фонаря высветил небольшой квадратный предмет синего цвета — это была необычная квадратная маленькая пуговица. Евгений Сергеевич поднял ее и машинально положил в карман пиджака. Он и сам не понял, зачем поднял ее, но какое-то внутреннее чутье подсказывало ему, что именно так надо сделать. Они постояли у могилы еще несколько минут, затем с трудом при помощи железной трубы, брошенной широкоплечим мужчиной, задвинули мраморную плиту и направились к машине. Через полчаса все были уже в кабинете Поспелова в Наро-Фоминском РОВД и провели первый допрос Обидайло. Но он разговаривать отказался, сказав, что является гражданином ФРГ. После этого приехали сотрудники городского КГБ и увезли его к себе в управление. Вторым задержанным оказался некий Забелин, у которого при обыске и нашли пистолет «Вальтер». Он не стал упираться и начал детально все рассказывать. — В 1943 году под Орлом я попал в плен к немцам, — не спеша проговорил Забелин, — и чтобы сохранить себе жизнь, согласился сотрудничать с ними и попал в разведывательную школу под Брянском. Там и познакомился с Мироном Обидайло, который был инструктором по минному делу. Он учил нас, как правильно минировать различные объекты и различать типы мин при разминировании. Даже жалование немцы платили небольшое, а Мирон брал его у меня за то, что договаривался с немцами, чтобы меня какое-то время не забрасывали в тыл к партизанам. Ну а потом, советские войска перешли в наступление, а я, воспользовавшись суматохой, сумел убежать в лес. Школу разбомбили наши самолеты, так что я своим побегом спас себе жизнь. Бродил дня четыре и когда я весь оборванный и голодный встретил передовой отряд партизан, они поверили мне, что я выходил из окружения. Благо, что я от немцев хорошо знал, какие войска сражались с ними на этом участке фронта. Проверять особо они не стали, так как каждый день были стычки с немцами, и было не до меня. Так я стал сражаться у партизан и получил даже две медали «За отвагу», был ранен; там, на белорусской земле и закончил войну. А Мирона больше я не видел с той поры как убежал из той школы. После войны работал на полиграфическом комбинате, а сейчас — наборщиком в типографии. — Так вот, — продолжал он, — три дня назад ко мне домой и явился тот самый Мирон Обидайло и попросил меня съездить в какую-то деревню за вещами. Он сказал, что сам не может их донести, так как нет одной руки. Я ему отказал, зная Мирона как хитрого и жадного человека, но он стал мне угрожать, что «настучит» на меня в КГБ и меня расстреляют как немецкого агента. Назначив на завтра на вечер встречу в Даниловских банях, он ушел. А на следующий день вечером, мы снова встретились в бане, и он мне сказал, что в начале войны спрятал ящик с золотыми слитками и что третью часть их он отдаст мне. И я согласился, подумал, что лучше деньги, чем позор. После бани мы пошли с ним в гостиницу «Националь» за деньгами, которые он обещал мне в качестве предоплаты. Я очень удивился, что он теперь гражданин ФРГ по фамилии Шмидке и приехал в Москву в качестве туриста. В холле гостиницы Мирон неожиданно увидел какого-то человека и очень испугался. Он велел мне пойти за ним следом и узнать его адрес. Утром следующего дня мы вновь встретились с Мироном в холле гостиницы, и я ему сказал, что это банщик Михеев из Даниловских бань, а проживает он, согласно справки из адресного бюро, на Мытной улице дом 56. Мирон дал мне пистолет «Вальтер», большую сумму денег и приказал сегодня же убить его. Я отправился к его дому и стал ждать банщика, а через какое-то время увидел, как он заходит в арку. Подойдя к нему, я надел глубоко под самые глаза свою шапочку, вынул пистолет, два раза выстрелил в него и убежал. А через час я был уже у Мирона и сказал, что банщик мертв и тогда мы договорились, что завтра, то есть уже сегодня, мы поедем в какое-то село под Наро-Фоминск. Мирон попросил меня взять с собой железный ломик и фонарик. Ну, а дальше Вы все видели сами… — Хорошо, теперь под протокол Вы расскажете все это моим товарищам, — сказал Кудрин и усталой походкой вышел из кабинета. В Москву они добрались к часу ночи, и водитель сначала отвез домой Васильева, затем Вольского, только потом подрулил к дому Евгения Сергеевича. Утром Кудрин после оперативного совещания доложил полковнику о произошедших событиях вчера вечером в селе Корнеево. — Неожиданная развязка, — задумчиво произнес Кочетков, — кто-то побывал на кладбище раньше… — У Обидайло вчера был нервный срыв от увиденного пустого ящика, по сути, он несколько десятилетий мечтал о своем золоте и вот — полный пшик, — проговорил Кудрин. — А Михеев в это время был уже в больнице, — сказал полковник, — да и не знал он точного места, где Обидайло зарыл в 1941 году ящик, так как он помнил лишь то, что они поставили его у входа в церковь, а потом выстрел — и все. — Что-то здесь не так, крути не крути, а об этом ящике знали лишь два человека, причем только один — точное место его укрытия, — проговорил Евгений Сергеевич. — Вот что, Женя, давай еще раз переговори с Михеевым, может какая мысль и придет в голову, — задумчиво произнес Кочетков. Кудрин пришел к себе в кабинет с грустным настроением, он подошел к окну и увидел капли дождя на мокром стекле, которые постепенно собирались в целый ручеек. И дождливая погода, и неудача в поиске золотых слитков, создавали невеселое настроение, и подкрадывалось чувство наворачивающегося пессимизма. Он поежился, уселся в кресло и посмотрел на рамку с фотографией, которая стояла у него на столе — они, обнявшись с женой, стояли на пляже в Одессе. Ему сразу как то стало тепло, и вспомнилась жаркая Одесса, где они с женой в августе отдыхали в пансионате. Тогда сразу по приезду они окунулись в атмосферу героев одесских анекдотов; они гуляли по Дерибасовской, по Ришильевской, торговались на Привозе, катались на одесском трамвае, заходили в дворики старой Одессы. Одним словом наслаждались пляжем и необычно смешным одесским юмором. Ему вспомнилось объявление на пляже: «Уважаемые граждане отдыхающие! Помните, не все то, что плавает в море — наши трудящиеся». Или, когда они с женой были на Привозе, то увидели, что в мясной павильон вошла толстая женщина, груженная сумками и, остановилась у прилавка со свиной головой. Несколько минут она пристально смотрела на нее и громко произнесла: — О, забыла мужу купить сигареты! Кудрин улыбался и вспоминал с удовольствием свой отдых на море, от этого становилось теплее и уже не казалось все таким мрачным. Но действительность берет свое и мысли опять закрутились вокруг ящика с пропавшими золотыми слитками. — Ну не могли же они просто так исчезнуть, — мыслил он, — значит, их раньше кто-то взял. Но кто? Михеев в больнице лежит раненный, если только инопланетяне за слитками пожаловали. Евгений Сергеевич отогнал нереальные мысли и уставился в потолок. Он увидел паутину, тянувшуюся с потолка к окну и маленького паучка. — Вот чертенок, плетет себе паутину и ждет, когда какая-нибудь букашка не попадет в нее, — подумал он, — а я кого жду, даже версий никаких; надо ехать к Михееву в больницу, хотя особого смысла в этом нет. С этими мыслями он позвонил Вольскому и пригласил его зайти в свой кабинет — Ну что ты думаешь, Рома про все это? — спросил он у своего сотрудника, когда тот переступил порог кабинета. — Да что-то не складывается у меня, — ответил тот, присаживаясь на стул. — Давай сначала, — сказал Евгений Сергеевич, — о ящике знали исключительно два человека, причем только Обидайло знал точное место его захоронения. Михеев этого знать не мог, так как лейтенант выстрелил в него тогда, когда ящик еще лежал перед входом в церковь. — А может Забелин, которому Обидайло поведал в бане о золотых слитках за день до этого, опустошил ящик? — неуверенно проговорил Вольский. — Да нет, Мирон хитрый лис, — сказал Евгений Сергеевич, — он ведь Забелину про слитки сказал, а о том месте, где ящик зарыл — ни слова. — Задачка получается не слабая, со всеми неизвестными, — тихим голосом сказал Роман. — Ладно, поехали к Михееву в больницу, может быть еще, что-то проясним, — громко проговорил Кудрин. Через полчаса дежурная «Волга» быстро их катила в первую городскую больницу. Они зашли к руководству, представились и попросили разрешения зайти в палату к Михееву. Врачи дали белые халаты каждому и через несколько минут они вошли к раненому. Михеев настороженно посмотрел на пришедших, а Кудрин, поздоровавшись с ним, уселся на табуретку, стоящую у окна. На рядом стоящей другой табуретке кучкой лежали какие-то вещи, а сверху — синяя байковая рубашка. — Это стиранные мои вещи, — сказал Михеев, — положите их на другую кровать и присаживайтесь. Кудрин сам взял эти вещи и, положив их на стоявшую рядом пустую койку, обратил внимание на квадратные пуговицы синего цвета на рубашке. Положив другие вещи на соседнюю койку, он взял рубашку в руки и увидел, что на манжете правого рукава такая пуговица отсутствовала. У него на мгновение дух перехватил, но мозг работал четко и поборов минутную растерянность он достал из кармана пиджака пуговицу, найденную вчера у могилы и приложил ее к манжете рукава рубашки. — Вот оно как! — громко произнес он, показывая пуговицу, — она именно от этой рубашки и была потеряна у церковной могилы. Михеев не стушевался, а только горько улыбнулся и с тревогой посмотрел на Кудрина. — Ну что, Павел Петрович, рассказывайте все как на духу, — тихо сказал он. — Да я бы все равно рассказал, — проговорил Михеев, — не нужно мне было это золото. Я только хотел как можно больнее отомстить Мирону Обидайло за то, что он сделал со мной. Представляю его перекошенную рожу, когда он увидел пустой ящик, а тут еще Вы нагрянули… — Теперь все по порядку, — продолжал он говорить, — я Вам на первой нашей встрече не все сказал. Когда в бане Мирон разговаривал с тем плечистым мужиком, он сказал, что послезавтра они должны съездить в одно село, а какое — не сказал, но я ведь знаю, о каком селе он говорил. Там, продолжал Мирон, у церкви стоят две могилы и в одной из них под мраморной плитой он в начале войны спрятал ящик с золотыми слитками. Но сдвинуть эту плиту он одной рукой не сможет, поэтому они поедут вместе, а за это Мирон обещал ему отдать третью часть спрятанных слитков. — А когда в гостинице «Националь» Мирон узнал меня, я понял, что надо действовать и быстрее, — продолжал свой рассказ Михеев, — выйдя из гостиницы, я поехал на работу, где стоял мой «Москвич», взял там фонарик и небольшой железный ломик, после чего поехал в сторону села Корнеево. Когда приехал туда, время было уже позднее и у церкви никого не было. Я достал из багажника фонарь, ломик и старый рюкзак, который собирался выбросить и направился к могилам. С большим трудом я отодвинул мраморную плиту и увидел ржавый железный ящик, лежащий в ямке под плитой. Пришлось долго повозиться с защелками, которые тоже заржавели и не хотели открываться, но я все-таки справился и открыл ящик. Переложив золотые слитки в рюкзак, я закрыл ящик, задвинул плиту на место и, оттащив рюкзак в машину, уехал домой. — Так значит слитки у Вас дома? — спросил Евгений Сергеевич. — Ну а где же им быть, — ответил Михеев и, слегка приподнявшись с кровати, открыл стоящую рядом тумбочку, достал связку ключей и передал их Кудрину. — Это ключи от моей квартиры, — тихо проговорил он, — а рюкзак найдете на антресолях в прихожей. Попрощавшись с Михеевым Кудрин и Вольский поехали к нему на квартиру. Они быстро нашли рюкзак и, открыв его, увидели золотые слитки. — Ну, вот Рома, — проговорил Евгений Сергеевич, — теперь я счастлив: и преступление раскрыли, и вещи потерпевших нашли, и золотые слитки вернули государству. — А что, только в этом и состоит Ваше счастье? — спросил Вольский. — И в этом тоже, но главное — мы достигли своей цели, — с улыбкой проговорил Кудрин, — но это уже из области философии; читай Рома Аристотеля и тогда может быть будет все тебе понятно. — Протокол будем оформлять? — спросил Вольский. — Да думаю, что ни к чему, ответил Евгений Сергеевич, — он же нам добровольно слитки передал. Они не спеша вышли из подъезда дома, а Роман кряхтел и чертыхался, неся рюкзак к машине. Через полчаса Кудрин входил в кабинет полковника Кочеткова с увесистым мешком в руке. Кудрин доложил ему о завершающем этапе операции по поиску ящика и высыпал на его стол груду золотых слитков. — Ну, Женя, ну молодец, все-таки докопался до этих слитков, — сказал он, рассматривая лежащее на столе богатство, — передавай материалы в следствие и можно сказать, что дело сделано и буду ходатайствовать о твоем поощрении. Через неделю, когда страсти по слиткам улеглись, Кудрина вызвал начальник Главка и сообщил, что за успешное раскрытие преступления и умелые действия по розыску государственных ценностей он награжден двойным окладом и представлен к внеочередному званию «полковник милиции». А капитан Вольский награжден памятными именными часами, которые от имени руководства он попросил вручить Кудрина. — Вот как бывает, — думал Евгений Сергеевич, шагая по длинным коридорам Петровки 38, — такое запутанное, на первый взгляд дело, а как оказалось — ларчик просто открывался; внимательность к деталям и четкий алгоритм оперативных мероприятий — вот пожалуй залог успеха в раскрытии любого преступления. А если рассуждать в глобальном плане, то я ведь действительно счастливый человек: прекрасная жена, отличные дети, любимая работа и множество интересных встреч с разными удивительными людьми, с их судьбами и неповторимыми жизненными историями… К вопросу о миражах