А еще через две недели он позвонил полковнику, который продиктовал телефон отца Никодима — настоятеля церкви в деревне Старые Холмы, которая находилась в двадцати километрах по Ярославскому шоссе. Кудрин сказал, что он настоятеля давно знает, тот крестил его детей и что тот готов встретиться с Егором. Егор от души поблагодарил полковника, который сыграл большую роль в его судьбе, и даже сказал, что напишет его портрет. Встреча с отцом Никодимом Егору очень понравилась, он рассказал настоятелю о превратностях своей судьбы, и тот не стал возражать против открытия при церкви детской школы рисования. Он выделил небольшое церковное помещение для этого, но при этом подчеркнул, что все атрибуты для рисования должны быть за счет Егора, который с радостью на это согласился. Через месяц, с помощью отца Никодима, Егор и Елена купили небольшой участок земли на краю деревни Старые Холмы и стали строить себе дом. Елена продолжала работать в институте, завершала докторскую диссертацию, а Егор всего себя отдавал занятиями с детишками в православном кружке творчества, контролируя по вечерам ход строительства дома. На следующий год они переехали в свой новый дом, и сельская неторопливость привнесла в их быт новые чарующие впечатления, спокойствие и умиротворение — новую жизнь, перечеркнувшую старые страницы прошлого. Блюз опавших листьев Лето выдалось в Москве довольно жарким, солнце нещадно палило, выжигая траву и пыльную листву деревьев. Одна отдушина была для гуляющих по улицам города — тенек от козырьков стоящих друг за другом домов. В одном таком теньке, образовавшемся от карниза большой роскошной витрины магазина «Музыка», очарованным странником стоял уже немолодой человек в светлых брюках и белоснежной рубашке и внимательно рассматривал выставленные музыкальные инструменты. И, как простой школяр, он заново открывал и любовался каждым сверкающим на солнце предметом, пропуская через себя его неповторимый звук. И пальцы вдруг послушно и ритмично застучали по ноге, отбивая такой знакомый с детства джазовый ритм. Черное с синим отливом электропианино — настоящее чудо века, по размеру небольшое, но с большими красивыми клавишами, — уже наигрывало одну из самых известных композиций Дюка Эллингтона «Караван». Элегантный саксофон, поблескивая боками, вступил резко, быстрым темпом с композицией Чарли Паркера. И конечно — величавый контрабас не заставил себя долго ждать, задал-таки основу своим глухим плотным звуком, возвышаясь над всеми музыкальными инструментами, как дядя Степа у Михалкова. Ему вспомнилось, как в детстве он учился в музыкальной школе играть на пианино и свою учительницу музыки, которая впервые показала ему некоторые джазовые аккорды, и как они с друзьями пытались играть джаз у него дома, где стояло старое пианино «Ростов Дон». И тот фанерный ящик от посылок, выкинутый кем-то на помойку, казался им весьма сносным барабаном, а соседский мальчишка упорно пытался кухонными ножами выбивать на нем сложный ритм свинга. — Товарищ Кудрин, Евгений Сергеевич, вот так встреча! — прервал его радужные мысли подошедший худощавый человек. Человек обернулся и увидел перед собой своего старого сослуживца Владимира Кочетова, весь образ которого — и улыбка на загорелом лице, и взлохмаченные рыжие волосы в сочетании со впалыми щеками — был похож на солнце с его расходящимися во все стороны лучами. — Привет, Володя, сколько же мы не виделись? — удивленно произнес он. — Да, пожалуй, лет восемь, с того момента, как я ушел из вашего отдела в транспортную милицию, а сейчас вот уже как полгода на пенсии, и теперь моя работа — воспитывать внуков, — ответил Кочетов. — Я тоже подал рапорт на пенсию и жду со дня на день приказа, — с грустью в голосе произнес Кудрин. — Говорят, на пенсии жизнь только начинается. А по большому счету ее надо прожить так, чтобы голуби, пролетая над вашим памятником, терпели из уважения. А какими судьбами вы оказались здесь, вроде бы еще рабочий день? — спросил Кочетов. — С утра зашел к ребятам в отдел — там все необычно тихо, все затаились в ожидании нового начальника, да и потом меня в последние дни практически не задействуют по работе, вот и решил прогуляться по городу. Мои все уехали на дачу, а я так давно просто так не шлялся по Москве, аж с самого детства, — ответил Кудрин. — Ну и, конечно, старая любовь к джазу привела вас именно к музыкальному магазину, небось, что-то вспомнили из детства. Я помню, как вы играли на пианино джазовые темы и рассказывали, как «лабали» в юности. Весь отдел знал ваши увлечения анекдотами и джазом, так что неспроста вы оказались именно здесь, — проговорил с улыбкой Кочетов. — Не скромничай, Володя, насколько мне память не изменяет, ты сам страстный поклонник джаза, именно это увлечение тогда нас с тобой и подружило. Да ты к тому же неплохо играл на гитаре, и я всегда завидовал твоей способности брать сложные аккорды. А по поводу того, что меня привело сюда, ты настоящий провидец, — с грустью в голосе проговорил Евгений Сергеевич, — я как раз и вспоминал годы своей юности, смотря на эти прекрасные музыкальные инструменты, так давно это было, даже и не верится. Если бы нам тогда хотя бы мизерную часть того, что здесь в витрине… Ты посмотри, Володя, какая красота, вон и труба тебе подмигивает всеми цветами радуги. Кочетов уставился на трубу в витрине, как будто впервые ее увидел. — А как шпарил Луи Армстронг, — продолжал Кудрин, — ты помнишь, как мы в командировке в Якутске в тайге включили радиоприемник, а оттуда — «Hello Dolly»? — Помню, конечно, помню, — ответил Кочетов, — а мне вспоминается, как на вашем дне рождения вы на пианино, а я на гитаре играли мою любимую тему свинга «Sing,sing,sing». Ох мы тогда и оторвались, я даже струны порвал не гитаре. Евгений Сергеевич, — продолжал собеседник, — я сейчас очень тороплюсь, жена отправила за покупками на дачу. Кстати, есть интересное предложение — сходить завтра вдвоем в джаз-клуб на Большой Бронной, что у метро Пушкинская. Мы должны были пойти туда с сыном, и я заказал столик, но супруга сказала, что на даче гараж протекает, и нужно срочно починить крышу. Вот сын и поедет с ней на дачу, а у меня на завтра талон к зубному врачу, поэтому и не еду с ними. Так что воскресный вечер у меня совершенно свободен, и я в вашем распоряжении. — А кто там будет выступать? — оживился Кудрин. — Джаз-квартет из Твери, — ответил Кочетов, — это сравнительно новый и пока не известный коллектив, поэтому народу будет мало, и у нас будет время пообщаться. — Согласен, — кивнул Кудрин. — Ну, тогда до завтра, в половине восьмого вечера жду у клуба, столик заказан на мою фамилию, — проговорил Кочетов и, распрощавшись, ушел. На следующий день Евгений Сергеевич впервые за много лет занимался домашними делами. Перед отъездом на дачу жена попросила его повесить полку в прихожей, и он несколько часов кряхтел и потел, прежде чем полка оказалась на месте. От усталости он прилег на диван и мечтательно подумал о предстоящем джазовом концерте. Однако не прошло и часа, как зазвенел телефон, и, сняв трубку, он услышал хриплый неразборчивый голос Кочетова. — Евгений Сергеевич, мне зуб вырвали, и вся щека опухла, не могу говорить, придется вам одному идти в клуб, извините, что так получилось, — прошамкал он. — Зуб — дело житейское, что же, пойду один, все равно вечер свободный, выздоравливай, Володя, а мы обязательно встретимся, — сказал с огорчением Кудрин и положил трубку телефона. Какое-то время он еще раздумывал над своим вынужденным одиночеством, но не долго. Неожиданно подвернувшаяся возможность и желание послушать любимую музыку не оставили ни единого шанса провести весь вечер с телевизором в обнимку с диваном. В половине восьмого вечера Евгений Сергеевич не спеша шел по Большой Бронной и уже на подходе к клубу увидел большое скопление людей, стоящих у входа. Клуб находился в полуподвальном помещении старого дома, и прежде чем пройти к двери, необходимо было спуститься по ступенькам вниз. Он подошел к стоящему у ступенек невысокому парню лет двадцати и спросил: — А что тут, собственно, происходит, почему целая толпа стоит у дверей? — А вы что, ничего не знаете? У них в клубе на сегодня все изменилось, и вечером здесь дает всего один концерт знаменитый Дэн Гор со своим Новоорлеанским оркестром, — резво ответил тот. Это имя ничего не говорило Кудрину, уж не такой страстный знаток он был всех джазовых знаменитостей, но то, что он услышал, привело его в легкое возбуждение, и он стал пробираться к входу в клуб. Но ничего не вышло, все прибывающие люди заполонили маленькую площадку перед клубом, и Кудрин понял, что у него не получится пройти. Неожиданно он увидел стоящую в метрах двадцати милицейскую легковую машину. Подойдя к работникам милиции, Евгений Сергеевич впервые за многолетнюю службу решил воспользоваться своим положением руководителя высокого ранга, другого пути не видел. Он подошел к молодому капитану милиции, показал ему свое удостоверение личности и объяснил, что у него столик заказан, а пройти он не может. Милиционер козырнув Кудрину, без слов повел того сквозь разношерстную толпу, осаждавшую входную дверь. Зайдя с большим трудом в клуб, он увидел, что все столики уже заняты, остальные меломаны забили проход как сельди в бочке. И, несмотря на раскрытые окна, духота была нестерпимой, хоть топор вешай. Мгновенно вспотев, Кудрин уже не рад был, что пришел. Неожиданно появившемуся администратору капитан все объяснил, и тот повел их к заказанному столику. Там уже уютно обосновалось шесть человек. Администратор ловко освободил одно из кресел, объяснив, что это индивидуальный заказ. Недовольные стали было возмущаться, но, поймав строгий взгляд капитана милиции, быстро успокоились и встали сзади столика. Кудрин поблагодарил капитана милиции и уселся в кресло, удачно стоящее напротив сцены. Администратор вместе с милиционером ушли по направлению к выходу, с трудом пробиваясь сквозь стоящих в проходах людей. На небольшой сцене уже стояли ударная установка, пианино, контрабас и микрофоны. Минут через двадцать опять появился администратор и, зайдя на сцену, подошел к микрофону. — Уважаемые друзья, — начал он, — сегодня вам сказочно повезло и вместо объявленного ранее квартета сегодня у нас в гостях с единственным благотворительным концертом известный американский джазовый исполнитель на банджо Дэн Гор. Все дружно захлопали и подняли такой дружный свист, что у Кудрина явно заложило уши. — Любители джаза знают, — продолжал администратор, — что Дэн Гор является лауреатом многих джазовых фестивалей, а в 1978 году был награжден престижной азиатской премией как лучший исполнитель на конкурсе джазовой музыки в Сеуле. В программе концерта вы услышите лучшие произведения эпохи биг-бендов, прозвучат темы свинга с его пульсацией, основанного на отклонении ритма от опорных долей, а также музыка соул-джаза, основанная на сочетании блюза и американского фольклора. И, конечно же, вы услышите музыку в стиле кантри, основанную на сюжетах из американской истории и жизни Дикого Запада. Дух искусства кантри, как известно, определялся подбором струнных инструментов, а на его стиль влияла негритянская музыкальная культура. Это проявляется в ритмике и свободной импровизационной манере исполнения, а также в использовании таких инструментов, как банджо и губная гармошка. Итак, господа, — Дэн Гор и его оркестр! Под бурю оваций сцену заполнили музыканты, а последним легкой походкой вышел высокий широкоплечий мужчина в черном костюме с атласной отделкой. Небрежно сдвинутая на лоб шляпа в тон костюма и густая борода выглядели многообещающе. В одной руке он держал банджо, а в другой губную гармошку. Первые звуки оркестра, исполняющего знакомую Кудрину джазовую тему, повергли его в изумление. Музыка всегда жила в нем, порой выводила из равновесия, вызывала восторг. И он давно не слышал такой слаженной, виртуозной импровизационной игры музыкантов. А когда Дэн Гор стал играть соло на банджо и не просто аккордами, а переборами пальцев по всем струнам инструмента, Евгений Сергеевич неожиданно для себя понял, что он непостижим и недосягаем, как пришелец с другой планеты, и подобно другим зрителям стал громко аплодировать и несколько раз даже свистнул от удовольствия. Музыкальные темы шли одна за другой, без всякого объявления, но многие зрители прекрасно знали эту музыку и с первыми тактами очередной джазовой темы громко аплодировали. А когда оркестр заиграл известную композицию Бенни Гудмена, Дэн Гор, отложив банджо в сторону, стал играть соло на губной гармошке, зал взорвался шквальными аплодисментами и продолжительным свистом. Кудрин с упоением смотрел то на высокого чернокожего контрабасиста с застывшей улыбкой на лице, то на полного саксофониста с явными азиатскими корнями, то на ударника, бьющего по барабанам с открытым ртом, то на пожилого чернокожего пианиста в ярко-белой шляпе. Но чаще всего его взгляд останавливался на массивной фигуре Дэна Гора, виртуозно игравшего на банджо. Из-за густой бороды было непонятно, улыбается он или просто в такт пьесы открывает рот и напевает про себя мотив темы. Все первое отделение концерта прошло как на одном дыхании, и зрители, забыв о духоте и тесноте в зале, с восторгом слушали прекрасные мелодии традиционного джаза и необыкновенно слаженную игру музыкантов. Когда внезапно появившийся на сцене администратор клуба объявил перерыв, музыканты как по команде пошли отдыхать в комнату, находящуюся сбоку от сцены. Евгений Сергеевич обернулся и увидел плотную толпу людей, сидевших за столиками и стоявших в проходах, которые увлеченно, делясь впечатлениями, обсуждали игру музыкантов, особо выделяя при этом виртуозность игры Дэна Гора. Неожиданно дверь комнаты, в которую ушли музыканты, открылась, и оттуда вышел сам Дэн Гор, сделал несколько шагов в направлении сцены, с интересом рассматривая зрителей в зале, и остановился прямо у столика, где сидел Евгений Сергеевич. — Очень знакомый шрам! Где я мог его видеть? — пронеслось в голове Кудрина, с нескрываемым любопытством разглядывающего джазмена. А он стоял совсем близко — черная борода, горбатый, крепко посаженный нос и этот шрам, протянувшийся от левого надбровья к самому уху. — Не может быть… — Мысли Кудрина лихорадочно заметались. — Точно, грабли в Брехово! А вот и банджо в кожаном чехле… Дениска… — Денис Горин, — неожиданно для себя выпалил Кудрин и встал из-за стола. Дэн Гор на секунду замешкался и, подойдя вплотную к Кудрину, на чистом русском языке произнес: — Кто вы и откуда знаете меня? — Да Женька я, Кудрин, из Беляева! — с надрывом произнес Евгений Сергеевич. — Бог мой, Жека Кудрин, друг далекого детства, — прошептал Дэн Гор и схватил Кудрина в свои объятия. Народ в зале притих, наблюдая за неожиданной встречей двух друзей, и кто-то захлопал в ладоши, а зал неожиданно его поддержал. — Жека, умоляю, только не уходи после концерта, мы должны обязательно поговорить, — сказал Дэн Гор и, смахнув наметившуюся слезу, быстрым шагом вернулся в оркестровую комнату. Ошеломленный неожиданной встречей, Евгений Сергеевич опустился в кресло, прикрыл глаза, и картинки юности сами собой всплыли в его голове, будто и не было большого разрыва во времени, будто все происходило здесь и сейчас. А оркестр все играл и играл очередную джазовую тему…. Трое молодых ребят прицельно быстро шли по дороге в направлении к продовольственному магазину. Они были необычайно возбуждены; утром один из них, Толик Орешкин, выходя из подъезда многоэтажного дома, споткнулся и упал. Уже лежа на земле, он увидел лежащий в кустах целый рубль и, несмотря на ушибленное колено, схватил в руку лежащую банкноту и резво вскочил на ноги. До самого вечера Толик молчал, а когда из дома вышли его друзья Женя Кудрин и Денис Горин, он, загадочно улыбнувшись, вытащил из кармана брюк мятый, еще влажный от утренней росы рубль. Все были в восторге и пожелали друг другу чаще спотыкаться, а когда оказалось, что у Женьки в кармане было двадцать копеек, а Денис наскреб еще семнадцать копеек, они, разом соображая, притихли. — Пацаны! Так это же рубль тридцать семь копеек — аккурат бутылка портвейна «Три семерки», — торжественно произнес Толик. Ребята переглянулись, и всем стало ясно, что они будут покупать. — А может быть, все-таки купим плодово-ягодное вино за восемьдесят семь копеек, тоже неплохое вино, и сдача останется, а завтра, может, еще денег наскребем, — жалобно посоветовал Денис. — Да уж нет, гулять так гулять, — ответил Толик, — а потом это мой рубль, что хочу, то и покупаю. Берем портвейн, мы уже взрослые пацаны, а не шкеты какие-то, пьющие всякую бормотуху. Купив бутылку портвейна, ребята бодрым шагом пошли обратно к своему дому. Подойдя к одиноко стоявшему девятиэтажному дому, они направились в небольшой пролесок, состоящий из берез и старых осин. Еще год назад ребята нашли в этом пролеске несколько упавших деревьев, распилили их на четыре части и зарыли их как сваи в землю. А между этими сваями они прибили фанеру, которую нашли в мусорном баке у дома. Получилась небольшая комнатка, крышу которой они накрыли выкинутым кем-то за ненадобностью рубероидом и сверху завалили ветками и прутьями от деревьев, в изобилии валявшихся в пролеске. В получившемся домике-шалаше они сделали из досок две небольшие лавки, а посередине поставили днищем наверх большое ведро — еще один дар помойки. И этот шалаш они назвали «голубятня», хотя никаких голубей там не было, да и никто из ребят их никогда не гонял. В этой «голубятне» они чаще всего и сидели по вечерам, пели под гитару всякие блатные песни, курили и иногда выпивали вино, когда появлялись деньги. Вот и сейчас они направились в «голубятню», в укромном месте которой всегда был «дежурный» стакан. Выпив по сто граммов портвейна, они разговорились, а Денис, как старший из них, достал из кармана полупустую пачку болгарских сигарет «Шипка» и угостил каждого сигаретой. — Откуда такое богатство, Дениска? — спросил, затягиваясь сигаретой, Женя. — Да по случаю в техникуме за пластиковый пакет выменял, курите, пацаны, — с ноткой благодетеля проговорил Денис. — А откуда у тебя пластиковый пакет, это же такой дефицит, и делают такие пакеты только за «бугром»? — спросил Толик.