– Еще как! – смеется Кирсанов. – Думаешь, с чего он вдруг вскочил? Ему при нас со своей Джульеттой разговаривать неудобно. Честно сказать, я очень за него рад, хотя влюбленность иногда мешает работе. Он же у нас – тютя. На дискотеки не ходит, в бары и рестораны – тоже. Не поверите – он со своей невестой в библиотеке познакомился. В библиотеке! Как в старом советском кино. Я допиваю чай и требую налить еще. Я не отказалась бы добавить в чай и коньяку, но всё спиртное – в гостиной. – Значит, ей повезло, что она его встретила, – констатирует Сашка. – Девушкам, которые предпочитают библиотеки дискотекам, бывает трудно найти себе кавалеров. Да еще таких завидных, как Квасцов – молодой ученый, кандидат наук. Вадим хитро улыбается. – Тут еще неизвестно, кому из них больше повезло. Ее отец – владелец нескольких лесопильных заводов. Карпенко – может быть, слышали? Миллионер, одним словом. А Надя Карпенко – девушка скромная, деньгами, как ни странно, не избалованная. Так что Никита может сделать неплохую партию – так, кажется, раньше говорили? И любовь у них, похоже, настоящая – что тоже редкость по нынешним временам. Ну, что же, теперь хотя бы понятно, почему Никита оказался в числе приглашенных. Мы с Сашкой переглядываемся – эх, Даша, Даша. И тут же хозяйка появляется на пороге во всём своем блеске. – Вадик, разве можно держать гостей на кухне? Она укоризненно качает головой и увлекает меня в гостиную. – Алиса, я же еще не показала тебе свои картины! Сначала я думаю, что она сама начала рисовать, и на всякий случай подыскиваю слова для выражения восторга. Но предположение оказывается неправильным. На выкрашенной в приятный нежно-зеленый цвет стене висят две настолько интересные картины, что я понимаю – автор у них другой. На одном холсте – несколько колоритных персонажей в интерьере гостиной конца девятнадцатого или начала двадцатого века. На другой – морской пейзаж. – Трудно поверить, но их написал один человек – Владимир Пчелин, – сообщает Даша. – Удивительно, правда? Честно сказать, в живописи я не разбираюсь. Но я восхищаюсь – и совершенно искренне. – Я обожаю их! Вот, смотри – эта картина попала к моему дедушке еще до войны. Он тогда и не думал, что она представляет какую-то ценность. Она лежала у него в чулане. Представляешь? Он был коммунистом, врагом мещанства, а тут – купец с семейством. Он выкинул бы ее на улицу, если бы не бабушка, которой картина нравилась. То, что это – шедевр, дедушке объяснили много лет спустя. Он подарил мне ее на восемнадцатилетие. С тех пор я – фанат Пчелина. Она показывает рукой на книжную полку, там – великолепные альбомы о живописи. – А я даже не слышал о таком художнике, – робко говорит вернувшийся с улицы Квасцов. Даша пожимает плечами. – Да, он не очень известен массовой публике, но его произведения ценятся истинными знатоками. Он – передвижник. Надеюсь, – она бросает взгляд в сторону Квасцова, – про передвижников вы, Никита, слышали? Он кивает и краснеет. – А вторая картина? – спрашиваю я. – Ее подарил нам на свадьбу дядя Вадима – Питер. Я рассказала ему о дедушкиной картине, а он ухитрился где-то достать еще одну работу Пчелина. Это был лучший свадебный подарок! Она наслаждается, говоря о картинах. Я не знаю, сколько они стоят, но понимаю, что дорого. – Между прочим, одна из первых картин Пчелина – «Молодые у тестя» сразу была приобретена для собрания Третьякова, а это что-нибудь да значит. До революции он писал, в основном, бытовые картины, а потом резко сменил направление. Вы только послушайте названия его послереволюционных картин: «9 января 1905 года», «Казнь Степана Разина», «Всесоюзный колхозный съезд в гостях у Красной Армии». Думаю, такие картины на моего дедушку произвели бы впечатление. Квасцов хихикает: – Какая чушь! Глаза Даши темнеют от возмущения. – Зря вы так, молодой человек, – подает голос сидящая в кожаном кресле молодая женщина, одетая так стильно и дорого, что рядом с ней даже Кирсанова не кажется королевой бала. – У каждой эпохи должны быть свои живописцы. И, если вам интересно, несколько лет назад на аукционе Русской галереи искусств картина Пчелина «Письмо с фронта» оказалась лучшим лотом торгов – за нее заплатили шестьдесят тысяч долларов! Все почтительно молчат – сумма впечатляет. – Но, дорогая Даша, почему вы мне раньше не рассказали эти удивительные истории? – продолжает незнакомка. – Если бы я знала, что вы так любите Пчелина, то внесла бы свою лепту в пополнение вашей коллекции. В кабинете секретаря моего мужа висит одна из его картин – как раз революционной тематики. А Аркаша у меня – демократ, и она у него не в фаворе. Я буду рада подарить ее вам. Даша подносит ладошку к губам. – Что вы, Нонна, я не могу принять такой подарок! Женщина небрежно машет рукой, словно речь идет о рисунке ученика художественной школы. – Пустяки! Секретарь моего мужа ничего не понимает в живописи. Аркадий к ней тоже равнодушен. А я хочу подарить картину вам! Что же в этом плохого? Тем более, что на сегодняшний праздник я пришла без подарка. Ну, же, Даша, признайтесь, что это доставит вам радость. Даша не находит слов для изъявления чувств. Ах, это удивительно! Просто превосходно! Даже немыслимо. Я шепотом спрашиваю у Вадима, кто эта женщина. Он так же шепотом отвечает: – Нонна Красавина – новая Дашина подруга. Родом из Питера, но сейчас живет в Москве. Между прочим, жена депутата Государственной Думы. – Тогда понятно, – киваю я. – А депутат – тот самый политик, который учился в нашем университете? Вадим молча кивает. – Для депутата Государственной Думы картина стоимостью несколько тысяч долларов – действительно, пустяк. Но Вадим хмурится. – Неважно, пустяк это для него или нет – Даша должна отказаться от подарка. Я усмехаюсь – вряд ли Даша думает так же, как он. Вечеринка заканчивается в полночь – как в сказке про Золушку. Разговор с Андреем Андрей приезжает в Питер только на один день. Мы вообще с ним редко видимся, хотя могли бы навещать друг друга каждые выходные – всего четыре часа на «Сапсане». Но Андрей считает, что это не рационально – деньги можно потратить с большей пользой. Он вручает мне пакет с овощами (подарки он тоже любит практичные) и ласково трется носом о мою щеку. – Алиса, я по тебе скучал. Для него признание в любви – почти подвиг. Любовь ведь тоже иррациональна. Поэтому я не требую от него красивых слов. – Ты уже написала заявление на увольнение? – спрашивает он. Объяснить, почему я ввязалась в эту историю, труднее всего оказывается именно Андрею. У него – слишком рациональный ум, чтобы любить приключения. – Это – глупо! – заявляет он, когда я рассказываю ему о просьбе Вадима. – Что глупо? – решаю уточнить я. Он с удовольствием объясняет: – Во-первых, ты – не детектив, и все твои познания о ремесле сыщика почерпнуты из дешевых романов, что не может принести никакой пользы. Во-вторых, сомнительно, чтобы Кирсанову вообще требовалось что-то расследовать – это может оказаться обычным розыгрышем. И, в-третьих, даже если таинственная мстительница действительно существует, это – его проблемы, в которых он сам и виноват. Кому, как не тебе, знать о его многочисленных неразборчивых связях. Светлые брови его сведены над переносицей, в глазах – немой укор. – О каких многочисленных связях ты говоришь? – возмущаюсь я. – И почему я должна о них знать? Он примирительно улыбается. – Не сердись, я не хотел сказать ничего обидного. Я только хотел напомнить, что ты тоже была в числе тех, с чьими чувствами он не слишком считался. Или ты уже забыла? С его стороны напоминать мне об этом – верх бестактности, но таков уж он есть – в поисках истины он не останавливается ни перед чем. Я знаю его характер и научилась не судить его строго. А о том, что Вадим когда-то поступил со мной так же, как с таинственным Светлячком, я и сама помню слишком хорошо. Хотя с тех пор прошло немало лет. Когда на горизонте появилась Даша, у меня на собственном опыте появилась возможность убедиться, что джентльмены всё-таки предпочитают блондинок. Она так легко и незаметно стала для него самым близким человеком, что я и оглянуться не успела, как оказалась с Кирсановым в ювелирном магазине, куда он пригласил меня, чтобы помочь ему выбрать золотой браслет для любимой на День Святого Валентина. И мы выбрали – очень красивый и дорогой. И я фальшиво улыбалась и говорила, что очень за него рада. А что еще я могла сказать? Мы продолжали общаться и после его свадьбы – хотя наши встречи стали не такими частыми и теплыми. А потом случилось то, о чём я уже, кажется, говорила. Я пришла поздравить Кирсановых с рождением сына, а Даша не пустила меня дальше прихожей. Она приняла подарок из моих рук, сказала: «Спасибо!», а когда из гостиной донеслись чьи-то голоса, улыбнулась и начала оправдываться: – Извини, что не предлагаю войти. У нас там гости. Ты их не знаешь, и тебе с ними будет скучно. Я поняла ее правильно – она хотела сказать совсем другое. Я не была ни поэтессой, ни художницей, ни женой важного чиновника. Это со мной Дарье Кирсановой было скучно. Вадиму я об этом не рассказала. Зачем? Она была его женой, а я – всего лишь подругой юности. Но с тех пор я под любым предлогом стала отказываться от приглашения к ним в гости. А со временем они и вовсе перестали меня к себе приглашать, и о том, как живет Кирсанов, я узнавала только от Сашки.