А сам ухмыляется. – Конечно, не для этого! – честно говорю я. А у самой вопрос на языке так и вертится. – Неужели совсем ни о чём спросить не хочешь? – удивляется дядя Дима. – А то, пожалуйста, спрашивай. Я сейчас сытый, довольный, любую служебную тайну выдать могу. Тетя Лена сердится: – Дай девочке спокойно чаю попить. Но я уже спрашиваю: – А что там с той девушкой, Альбиной Скуратовой? Она пришла в себя? – Нет, – качает головой дядя Дима. – А лечащий врач говорит, что даже если она придет в себя, то не факт, что что-то вспомнит. Так что и тебе советую забыть об этой истории. – Ага, забыть, – бурчу я. – А мне, между прочим, сейчас все мужчины нашей кафедры подозрительными кажутся. Я разговариваю с ними и думаю – а, может, это один из них ее по голове стукнул? У Никиты Квасцова даже причина для этого была. Он на дочери миллионера жениться собирается. И если у него со Скуратовой интрижка была, то в его интересах было, чтобы его невеста ничего не узнала. Ткаченко, кажется, весело. – А тебе только этот Квасцов подозрительным кажется? – хитро прищуривается он. – Нет, не только. Наш аспирант Сережа тоже очень странный. С ним, наверно, хоть много лет на кафедре проработай, всё равно не поймешь, что он за человек. Он всё время молчит. То ли он очень умный, то ли, наоборот, дурак. – А женщины? – интересуется тетя Лена. – Женщины тебе подозрительными не кажутся? Женщины мне кажутся подозрительными в связи с совсем другой историей, о которой Ткаченко ничего не известно. И я удивляюсь: – А при чём тут женщины? – А с чего ты взяла, что на Скуратову именно мужчина покушался? – вопросом на вопрос отвечает она и подливает чай в мою чашку. – А разве нет? Мне кажется, это само собой разумелось. – Эх ты, детектив! – ухмыляется дядя Дима. – А кто говорил, что хороший следователь должен принимать во внимание все версии? Забыла? Разве женщина не могла столкнуть с полки тот аппарат? Я не очень уверенно отвечаю: – Но зачем? Зачем женщине ее убивать? Мы же думали, что от нее хотел избавиться мужчина, с которым у нее был роман. Майор Ткаченко запихивает в рот изрядный кусок пирожного и, не спеша, жует. – Мы? Алисочка, ты что-то путаешь. Если помнишь, я всегда склонялся к тому, что никакого преступления там вовсе не было. Историю про отвергнувшего ее мужчину придумала ты. – Ну, хорошо, – соглашаюсь я. – Может быть, я погорячилась. Но если это был несчастный случай, то почему вы вдруг заговорили о женщинах? Просто так? Они переглядываются. – Не знаю даже, стоит ли тебе говорить, – тянет дядя Дима. – Ты опять невесть что придумаешь. Тетя Лена смеется: – Да говори уж, раз начал. А то она еще больше нафантазирует. – У нас свидетель появился, который утверждает, что за полчаса до того, как ваша Таня Скуратову обнаружила, какая-то женщина выбежала со склада. Свидетель – студент. Он в тот момент курил у запасного выхода, что, как ты сама понимаешь, строго запрещено. Поэтому, когда он шаги услышал, то спрятался за дверь и стал тушить сигарету. Так что, кто это был, он не видел. – Тогда почему он решил, что это была женщина? – Почувствовал запах женских духов, – вклинивается в разговор тетя Лена. – Хотя аромат описать не может. Да что с него взять – мужчина! – По его словам, она не просто вышла со склада, она пулей вылетела оттуда, – добавляет дядя Дима. – А значит, наверняка обнаружила там Скуратову. Тогда возникает вопрос – почему она никому не сообщила об этом? Не потому ли, что сама была в это замешана? – А тот студент? Он же должен был что-то слышать! Эта штуковина упала с верхней полки. Там такой грохот должен был стоять. – Он подошел всего за несколько секунд до того, как кто-то выбежал со склада, – едва успел закурить. К моменту его появления преступление уже могло быть совершено. – Но зачем? Зачем какой-то женщине ее убивать? – Девочка моя, – снисходит до объяснения дядя Дима, – ты сама себе противоречишь. Ты сочинила историю, а теперь сама же ее отбрасываешь. Если ты готова поверить в то, что на Скуратову мог покушаться женатый мужчина, в которого она была влюблена, то почему бы не предположить, что то же самое могла сделать его жена? Представь, что он был увлечен Скуратовой настолько, что готов был на ней жениться. А его жена не готова была уступить его сопернице. Могла она решиться на преступление? Думаю, что могла. Я вздыхаю: – Наверно, могла. И если это теперь ваша основная версия, то я даже этому рада. Удивлены? Я рада тому, что наша кафедра не имеет к этому никакого отношения. У нас на кафедре нет замужних женщин. Вернее, есть, но они уже пенсионерки, и они бы точно не смогли забраться по лестнице на такую высоту. А остальные наши преподавательницы – совсем еще девчонки. Правда, Степанцова была замужем, но она уже разведена и с бывшим мужем не контактирует. Мне, правда, становится чуточку легче. – Вынужден тебя разочаровать, – с сожалением, как мне кажется, говорит дядя Дима. – Версия, которую я тебе предложил, даже не принимается нами во внимание. Почему? Да потому, что мы нашли кавалера Скуратовой. Он не женат. Сам он вне подозрений – в интересующий нас день его не было в Питере – это мы проверили. И отношения у них с Альбиной, судя по всему, серьезные. По его словам, они собирались пожениться. – Значит, он и есть тот богатый Буратино, который заваливал ее подарками? Дядя Дима открывает окно и закуривает. – А вот тут как раз много неясностей. Доходы у него весьма скромные. Он точно не смог бы купить Скуратовой квартиру. – Но она же купила себе дорогую одежду и съездила на юг, – напоминаю я. – Да, я не забыл. Но вполне возможно, что ее спонсировал вовсе не поклонник. Сделав такое заявление, он возвращается к чаепитию. Невозмутимо уплетает йогуртовое пирожное и явно ждет, что я начну приставать к нему с расспросами. Что я и делаю незамедлительно. Расправившись и с пирожным, и с шоколадным батончиком, он неторопливо начинает: – На прошлой неделе я ездил на фабрику, где она работает, побеседовал с ее коллегами. И одна из девушек рассказала мне занимательную историю. В конце августа они с Альбиной после работы вдвоем ходили в бар – отмечали получение премии. Выпили, разговорились, и она рассказала Скуратовой, что они с мужем собираются купить квартиру по ипотеке. И тогда Альбина заявила, что хочет сделать то же самое. Подруга решила, что она шутит, и спросила, представляет ли она, сколько ей каждый месяц придется платить по кредиту, и если представляет, то где она собирается брать столько денег? Альбина сказала, что есть человек, который поможет ей выплачивать проценты. Подруга снова не поверила и полюбопытствовала, где она такого хорошего человека нашла? А Скуратова ответила, что тот человек не такой уж и хороший, просто он хочет, чтобы она, Альбина, молчала кое о чём, что может повредить его репутации. Тут подруга не выдержала и засмеялась. Дескать, что за тайны Мадридского двора? Альбина обиделась. Как утверждает девушка, с которой я общался, Скуратова сказала дословно следующее: «Думаешь, вру? А вот и нет! Бабу я одну знаю. Эта баба несколько лет назад от своего ребенка отказалась. А теперь порядочную из себя строит. И, понятное дело, не хочет, чтобы кто-нибудь узнал, что она дитятю в роддоме оставила». Подруга Альбине всё равно не поверила. А вот я думаю, что Скуратова могла говорить правду. Как мы выяснили, после окончания школы она десять месяцев работала санитаркой в роддоме. Она вполне могла запомнить дамочку, которая отказалась от своего ребенка. А когда снова встретила ее спустя несколько лет, то поняла, что сможет на этом заработать. Возможно, та женщина уже замужем или собирается замуж, и ее муж или жених понятия не имеют, что где-то растет ее сын, от которого она отказалась. – А почему сын? – спрашиваю я. – Ну, это я так, гипотетически. – Мне кажется, это надуманно, дядя Дима. Зачем было той дамочке на убийство идти? Она бы Скуратовой деньги предложила. – Возможно, она и предложила. Она дала ей деньги на шмотки и поездку в Сочи. Но аппетит Скуратовой рос. Не у каждой даже очень состоятельной женщины найдутся деньги, чтобы оплачивать чужой ипотечный кредит. Да, возможно, она и не хотела ее убивать. Альбина пришла в университет, потребовала встречи. Та предложила встретиться на складе, поскольку должна была отнести туда бумаги. Возможно, они так и разговаривали – одна стояла на лестнице, пытаясь запихнуть пачку курсовых на полку, а другая – внизу. Я почти кричу: – Нет, подожди! Ведь всё это значит, что женщина, с которой встречалась Альбина, – с нашей кафедры! – А почему нет? – философски замечает дядя Дима. – Или ты думаешь, что потенциальные преступники живут в резервациях? Они могут работать где угодно – в том числе и в университете. И если ты думаешь, что непременно почувствовала бы убийцу, проработав с ней несколько недель на одной кафедре, то ты – наивный ребенок! Скуратова в запале могла пригрозить, что расскажет кому-нибудь правду о давней истории, если не получит нужную сумму, а жертва (на тот момент она была еще не преступницей, а именно жертвой) запаниковала и просто столкнула с полки то, что попалось под горячую руку – лишь бы заставить Альбину замолчать. Или, проталкивая свою коробку, уронила ту штуковину случайно – такое тоже могло быть. Конечно, в этом случае она тоже виновата – в неоказании помощи, в оставлении в опасности. Но она могла подумать, что Скуратова мертва, и испугалась, что ее обвинят в убийстве. Вот и сиганула с места преступления. Ну, скажи, Алиса, есть у вас на кафедре кандидатура на такую роль? Я отвечаю чересчур поспешно: – Нет, конечно, нет. А сама в уме перебираю. Алла Прудникова? Нет, у нее ребенок есть. Хотя, возможно, был и другой. Ну, что за глупости! Анастасия Степанцова? А вот эта точно не подходит. Так же, как и лаборантка Таня – та даже себе на нормальную одежду денег наскрести не может, не то, что на чей-то ипотечный кредит. Всё это я честно излагаю Ткаченко. Дядя Дима хрюкает: – Ну, для этих девочек мы другую роль подберем. Не веришь? Эту историю мне уже другая коллега Скуратовой рассказала. Однажды, когда она была в гостях у Альбины, в дверь позвонили. Альбина пошла открывать и долго разговаривала с кем-то на лестничной площадке. Потом разговор пошел на повышенных тонах, и гостья услышала, как женский голос сказал: «А я ради него на всё пойду. Так и знай!» Когда Альбина вернулась, девушка спросила, что случилось. Скуратова отмахнулась: «Да, бывшая моего парня приходила. Представляешь, эта дура еще и угрожала!» Как тебе такой вариант? Я молчу. Дядя Дима хлопает меня по плечу. – Алиса, ты только сильно-то не впечатляйся! Это – не более, чем версии. – А парень Скуратовой? – вопрошаю я. – Он что говорит? – Говорит, что не было у него никаких подружек, и он понятия не имеет, о ком идет речь. Не хочет никого впутывать в эту некрасивую историю. Его можно понять. А если хочешь знать, я по-прежнему уверен, что Скуратова сама на себя тот аппарат уронила. Случайно, конечно. – А как же та женщина, что выскочила со склада? – А что женщина? Она зашла на склад, увидела человека на полу, испугалась и убежала. А потом побоялась в этом признаться. Легко ему говорить! А я всю дорогу до дома только и думаю о наших девочках. Одна из них может быть Светлячком. А другая … Нет, об этом я даже думать не хочу. Нет у нас на кафедре такого человека. Произошедшее на складе – случайность. Бедный глупенький Вадим! Он думает о Светлячке, вся вина которой заключается лишь в том, что она заставила его вспомнить прошлое и чуть-чуть поволноваться. Знал бы он! А впрочем, зачем ему знать? Ткаченко прав – всё это не более, чем предположения. Вот придет Скуратова в себя… Нет, всё-таки Андрей прав – детектив из меня никудышный.