Над парадным входом в здание университета устанавливают новогоднюю иллюминацию, и поток студентов и преподавателей тянется к запасному выходу. К тому самому выходу, который у меня ассоциируется с тем страшным событием, который майор Ткаченко квалифицирует как «несчастный случай». Я проскакиваю мимо архивных дверей и чувствую холодок на коже. Умом я понимаю, что холод объясняется обычным сквозняком, но ощущения всё равно неприятные. Я почти выбегаю на улицу и останавливаюсь на крыльце – жду задержавшегося на кафедре Вадима. Идет мокрый снег – даже непонятно, чего в нем больше – собственно снега или всё-таки дождя. У крыльца стоит мужчина в синей рабочей куртке. Я встречаюсь с ним взглядом, и мурашки снова пробегают по коже. Я не знаю, кто он, но мне становится страшно. Он смотрит на меня, не отрываясь, и что-то бормочет себе под нос. – Ты кто? – наконец, разбираю я. Выглядит он странно – он молод, но волосы давно не стрижены, не мыты и даже не чесаны; на форменной куртке не хватает нескольких пуговиц. Но отнюдь не по этим признакам, а по чему-то другому, внешне мало уловимому, я понимаю, что он не вполне нормален. – Ты кто? – снова, уже громче, спрашивает он. – Преподаватель, – выдыхаю я. Надеюсь, он не ждет, что я назову свое имя? Я оглядываюсь – ну, где же Кирсанов? Молодой человек подходит чуть ближе. – Ты в подвал не ходи, – шепчет он. – Тебе туда нельзя. Самое правильное – это вернуться обратно на кафедру. Но я не могу сделать ни шагу – словно загипнотизирована его диковатым взглядом. – Она не любит, когда девушки туда ходят. – Кто она? – спрашиваю я, хотя уже догадываюсь, что он ответит. – Агнесса Евгеньевна. Я нервно передергиваю плечами. – Не знаю я никакой Агнессы Евгеньевны. Он испуганно подносит указательный палец к бледным потрескавшимся губам. – Тсс! И хорошо, что не знаешь. Не надо тебе ее знать. Я и той, белобрысой, говорил – не ходи в подвал! А она пошла! Да еще и с сигаретой. А Агнесса Евгеньевна жуть как девушек не любит. А курящих девушек – и подавно. В ее время девушки вовсе не курили. В гимназии с этим было строго. Слыхала про гимназию-то? Самая лучшая тут гимназия была. Ученицы по струнке ходили – уж за этим Агнесса Евгеньевна следила. Во мне борются страх и любопытство. И любопытство побеждает. Впрочем, слушать про директрису дореволюционной гимназии мне совсем не интересно. – Ты разговаривал с той девушкой, что пострадала в подвале? В тот день, да? Он кивает. Я задыхаюсь от волнения. Кажется, он сам не понимает, насколько это важно. – Она что-то говорила тебе? Зачем она пошла в подвал? – Я ей рассказал про Агнессу. И про то, что курить тут нельзя. А она только хихикала. А потом в подвал пошла. Зачем, не сказала. – А ты? – почти выкрикиваю я. – Ты тоже пошел с ней в подвал? Он пятится. – Я дурной, что ли? Зачем бы я туда пошел? Там Агнесса Евгеньевна – я знаю. Лишний раз ее лучше не беспокоить. – Значит, ты не видел, как на нее та штуковина упала? – я не знала, поймет ли он, если я скажу – «аппарат для разрезания бумаги». Он снова подходит поближе. – Ха – упала! Чего бы ей просто так падать? Столько времени стояла на полке, а тут вдруг упала. – Но она же упала! – возражаю я. Он ухмыляется. – Всяко, не сама по себе упала. Ее сбросили! Он почти торжествует, видя, какое впечатление производят на меня его слова. – Сбросили? – лепечу я. – Кто сбросил? Он хмыкает и поднимается еще на одну ступеньку. Я уже могу разглядеть легкую небритость на его лице, и удивительно белые зубы, сверкнувшие в странном оскале. Но испугаться я не успеваю – на крыльцо выходит стайка студентов – они говорят и хохочут все разом. Ни на меня, ни на моего странного собеседника они не обращают ни малейшего внимания. – Кто сбросил? – настойчиво повторяю я, когда студенты удаляются на приличное расстояние. Парень смотрит на меня со смесью страха и восторга. Того самого восторга, который, как следует из приключенческих фильмов и книг, свойственен каждому настоящему герою. На героя он, правда, не тянет, но тайны, наверняка, любит. – Понятное дело, кто сбросил, – неторопливо, будто издеваясь, говорит он. Мои нервы уже на пределе, и мне уже хочется послать его куда подальше и вернуться на кафедру к Вадиму, когда он, наконец, выдыхает: – Агнесса Евгеньевна! Ну, что за фигня? Я чувствую себя полной дурой. Что я ждала услышать от не вполне адекватного человека? Нет, он ничуть не издевается. Он сам верит в то, что сказал. И, кажется, даже радуется, что посвятил меня в свою тайну. Я едва сдерживаю раздражение. Мне так и хочется сказать ему всё, что я думаю о его больной фантазии. Впрочем, и о своем порыве сыщика тоже. Но он по-прежнему буравит меня взглядом. Чего он ждет? Похвалы? Поддержки? Впрочем, хоть какого-то ответа он заслуживает. – Привидения не могут двигать предметы, – понятия не имею, так ли это на самом деле, но кинематограф, кажется, уверен, что это так. – И даже если Агнесса Евгеньевна терпеть не может курящих девиц, у нее не хватило бы сил, чтобы столкнуть с полки тот тяжеленный аппарат. Я жду, что он расстроится. Может быть, даже расплачется – психически неуравновешенные люди легко выходят из себя. Но он выслушивает мои слова совершенно спокойно и даже находит достойный ответ. – Конечно, она не сама, – соглашается он. – Она и руки бы марать не стала. Она заставила это сделать другого человека. Внушила ему мысль, и он пошел в подвал и сделал, что она хотела. Он говорит с такой убежденностью, что мне становится не по себе. – Кто он? – выкрикиваю я. – Ты его видел? Снова скрип открывающейся двери. На сей раз на крыльце появляется Вадим. – Извини, я задержался – пришла дипломница, пришлось с ней пообщаться. Наверно, я смотрю на него, как на привидение, потому что он морщит лоб и спрашивает: – У тебя всё в порядке? – переводит взгляд на парня в рабочей куртке. – Он тебя напугал? Парень благоразумно предпочитает ретироваться – секунда, и он скрывается за вновь скрипнувшей дверью. – Алиса, что-то случилось? – Кто это? – Это? Это гардеробщик Аркадий. А почему ты спрашиваешь? Заметила, что он немного того, с приветом? Не обращай внимания – он безобидный. Странный, да, но, как говорят врачи, крыша у него съехала не совсем – так, небольшое временное помешательство. Он еще в прошлом году был одним из лучших студентов на факультете. А потом увлекся изучением паранормальных явлений и сам немного сдвинулся. – И что? Его не отчислили из университета? – Ему дали академический отпуск по состоянию здоровья. Надеемся, что он придет в себя – парень он способный. Сначала собирались отправить его домой, в деревню, но там он не сможет нормально лечиться – там до районной больницы сто километров. А здесь он наблюдается у врачей, принимает таблетки. К тому же, его двоюродная тетка – заместитель директора по хозяйственным вопросам. Она и настояла, чтобы мальчику дали возможность остаться в городе. К работе он относится добросовестно, к тому же за ним стараются присматривать. Надеюсь, он тебя не испугал? Я мотаю головой – нет. Вадим сбегает с крыльца, протягивает мне руку. – Ну, что, пойдем? До ученого совета – полтора часа. Я как раз успею накормить тебя обедом. Я не уверена, что должна пересказывать ему наш разговор, но с кем еще я могу сейчас посоветоваться? Мне хочется пойти в гардероб и задать Аркадию еще несколько вопросов. Может быть, он действительно видел кого-то в тот день в подвале? Какого-то мужчину? И да, я выкладываю Кирсанов всё то, что несколько минут назад услышала сама. Он слушает внимательно, но по губам его бегает ухмылка. Я не обижаюсь, нет. Может быть, мне сейчас как раз и нужно, чтобы кто-то привел меня в чувство и объяснил, как глупо верить диким бредням полусумасшедшего человека. Вадим делает это блестяще. – Что ты надеешься от него услышать? Фамилию преподавателя или студента, которого он видел тогда заходящим в подвал? Вполне возможно, он кого-то назовет. Но будет ли это правдой или очередной его фантазией? Не удивлюсь, если он видел кого-то из наших сотрудников – мы все тогда относили коробки в архив. Может быть, он видел кого-то в подвале гораздо раньше, чем туда спустилась та девушка. Или, наоборот, гораздо позже. У него в голове всё могло перепутаться. Да и зачем снова возвращаться к той истории? Даже полиция согласилась с тем, что там не было ничего криминального. Ну же, Алиса, будь благоразумна! К тому же, я ужасно хочу есть, а перед ученым советом еще нужно подредактировать доклад. Он умеет убеждать. По крайней мере, меня. Картина Пчелина