– Но Сашка никогда не работал в детективном агентстве! – Ну, и что? – возражает Вадим. – Они-то этого не знают! Они будут думать, что он – профессионал. Кого-то из них это заставит очень сильно нервничать. – А с Сашкой ты посоветовался? – Посоветовался. Правда, уже после того, как сделал его детективом. – И что он? – допытываюсь я. – Разозлился, конечно. Но потом признал, что из этого что-то может получиться. Я сказал им, что Давыдов проведет предварительный этап расследования, а потом уже мы решим, стоит ли привлекать к работе специалистов из агентства. Ну, а в связи с тем, что он не может бывать у нас в университете каждый день, именно ты будешь задавать нашим сотрудникам те вопросы, которые его интересуют. – Вот уж спасибо! – умиляюсь я. – Как ты не понимаешь? – горячится он. – Это же упростит ситуацию. Ты сможешь спрашивать их о чём угодно. Не нужно искать предлог для разговора и бояться вызвать подозрения. – Конечно, – соглашаюсь я. – Теперь они просто откажутся со мной разговаривать и будут правы. – Не откажутся, – уверенно заявляет он. – Это будет выглядеть странно. Если человеку нечего скрывать… – Каждому есть что скрывать, – говорю я. – И они не обязаны перед нами отчитываться. – Не обязаны, – подтверждает он, – но если они не замешаны в этой истории, то должны нам помочь. Хочешь совет? И хотя я не отвечаю ни «да», ни «нет», он его дает: – Побеседуй сначала с Квасцовым. – Почему? – быстро спрашиваю я. – Ты признаешь, что он – основной подозреваемый? – Вовсе нет! Наоборот, я хочу отвлечь внимание от Светлячка. Я не хочу, чтобы они думали, что мы ищем женщину. И не хочу, чтобы кто-нибудь догадался, что это дело связано с моим прошлым. Никита отнесется к этому с пониманием. Я с ним уже разговаривал. А после того, как он ответит на твои вопросы, остальные уже не смогут отказаться. Он достает из кармана пачку сигарет, но вспоминает, что мы находимся в университете, и с сожалением запихивает ее обратно. – Что они знают о Красавине? – спрашиваю я. – И что ты рассказал им о краже картины? – О Красавине они знают почти всё, что знаю я сам. Когда я помогал ему в учебе, это не осталось незамеченным. А чтобы вытащить его на госэкзамене, мне пришлось подключить к делу почти всю кафедру. Правда, тогда он еще не был депутатом – всего лишь бизнесменом и начинающим политиком областного уровня. Но когда он прошел в Думу по партийному списку, о нём писали все местные газеты. Наши сотрудники даже подтрунивали надо мной – дескать, знаешь, кому помогать. Что касается картины, тут тоже всё открыто. Мой разговор с Дашей слышали все. А когда Никита дозвонился до меня из аэропорта, я тоже находился на кафедре. – А кто еще находился на кафедре в тот момент? – быстро уточняю я. Он качает головой. – Не помню, извини. Я только-только вернулся с ученого совета, взял в руки телефон, а там – несколько пропущенных вызовов – Никитиных и Дашиных. Я был слишком взволнован, чтобы заметить, кто был рядом. Хотя я понимаю, к чему ты клонишь – тот, кто организовал всё это, тоже должен был быть в аэропорту. Но ученый совет затянулся, и у этого человека было время, чтобы съездить за картиной и вернуться обратно в университет. – Так что же ты сказал на кафедре о краже картины? – повторяю я. – Сказал, как есть. Что Красавины отправили картину в подарок Даше, и что кто-то очень ловко воспользовался ситуацией. Я сказал, что картина – дорогая (да депутаты, наверно, других подарков и не делают), но стоимость ее не называл. По отдельности я с ними не разговаривал. Поговори сама – может быть, тебе удастся что-нибудь выяснить. Он говорит так, словно я работаю здесь не преподавателем, а детективом. – А ты не думаешь, что мне хотелось бы работать в коллективе, где меня уважают, а не боятся? – задаю я риторический вопрос. – Что мне хотелось бы, чтобы у меня были здесь друзья? Он встает с кресла и подходит ко мне. – А у тебя есть здесь друзья – я и Сашка. Разве я могу возразить? Квасцов – Итак, что вы хотите знать? – серьезно спрашивает Никита. Мы находим пустую аудиторию, я сажусь за преподавательский стол, а Квасцов бродит между колонками парт. Я чувствую себя неуверенно, но стараюсь этого не показать. – Почему вы опоздали в аэропорт? – этот вопрос напрашивается сам собой, и Квасцов будет удивлен, если я его не задам. Он не пытается оспорить мое право задавать вопросы и готов сотрудничать. – Я задержался в ателье. Мастер был занят до без пятнадцати четыре, да и примерка затянулась. Выяснилось, что я немного похудел со времени предыдущей примерки. Должно быть, это нервное. – Да? – проявляю я заинтересованность. – Я очень люблю свою невесту, – признается он, – но предсвадебная суета кого угодно может выбить из колеи. Особенно если ты собираешься жениться на дочке известного человека. Ее семья считает, что я недостаточно хорошо одеваюсь, не обладаю тонким вкусом, не там провожу отпуск. То есть очень многое делаю не так, как им бы хотелось. – И вы готовы измениться? – Нет, не готов. Но я готов сделать вид, что готов измениться. Она того стоит. Когда он говорит о невесте, его лицо делается светлым и мечтательным, и я почти проникаюсь к нему симпатией. Но только почти – я сейчас детектив, а он – главный подозреваемый. – И долго вы собираетесь делать вид? – До тех пор, пока они не поймут, что я тоже чего-то стою. А они уже начинают это понимать. Я дал ее отцу несколько, надеюсь, дельных советов по выводу одного из его предприятий из кризисной ситуации – всё-таки я экономист, хоть и теоретик. Теория тоже чего-то стоит. – Он тоже это понял? – Думаю, да, – он не считает нужным скромничать. – Он предлагает мне после свадьбы возглавить норвежский филиал его фирмы. Филиал небольшой, но нужно же с чего-то начинать. Я, правда, не управленец, но постараюсь научиться – это может быть интересным. – Готовы изменить науке? – улыбаюсь я. – Нет, не совсем. Надеюсь, что и в Норвегии можно будет работать над докторской диссертацией. Знаете, Алиса Афанасьевна, недавно мне пришла в голову удивительная идея. Пока это всего лишь идея, но на ее основе может получиться неплохое исследование. Я уже обсудил ее кое с кем тут, в Питере. Отзывы, правда, получил не очень лестные, но гениальные мысли не всегда признаются сразу. Проблема еще и в том, что по направлению моего исследования диссертационных советов не так много. Нужно искать выход на московский диссертационный совет, постараться выяснить, насколько это диссертабельно. Интересная тема для разговора, но через несколько минут прозвенит звонок, и в аудиторию хлынут студенты. Он тоже это понимает. – Тунгусов и его помощник не показались вам подозрительными? Он качает головой: – Нет. Они заволновались, когда выяснилось, что картину забрал посторонний, но это – естественная реакция. Нет, думаю, они тут ни при чем. – А в аэропорту вы не видели никого из знакомых? – Нет, я уже думал об этом. Пытался вспомнить, не показалось ли мне что-нибудь странным? Не показалось. Мне очень жаль, что я подвел Вадима Александровича. Если бы я приехал в аэропорт вовремя, картина была бы доставлена по назначению. Не понимаю, кто мог всё это устроить? Уверен, что никто из сотрудников нашей кафедры сделать этого не мог. Детское какое-то заявление! Думаю, он и сам это понимает. – Но кто-то же сделал! – усмехаюсь я. – Кстати, что говорят об этом остальные? – Теряются в догадках. Сначала – попытка залезть в компьютер шефа, затем – кража письма и договора. И, наконец, – картины. Необъяснимая история. Извините, Алиса Афанасьевна, но можно мне тоже задать вам вопрос? Я настораживаюсь. – Конечно. – Вы тоже имеете отношение к детективному агентству? Я задумываюсь на секунду – соврать или нет? – но решаю, что не стоит. – Нет. – Еще раз извините, но, по-моему, кустарное расследование ни к чему хорошему не приведет. Надеяться, что кто-то выдаст себя в обычном разговоре – наивно. Всё это только осложнит обстановку в коллективе. – Скажите это Кирсанову, – советую я. – Я говорил, – вздыхает Никита. – Он думает по-другому. Анастасия Васильевна