Сашка послушно кивает, уточняет только: – А где мы с вами будем пить? – В вашей машине, – без тени смущения говорит Сташевская. Но Сашка предлагает другой вариант: – Сейчас вы наденете что-нибудь теплое, и мы поедем в ресторан – мы как раз с Алисой туда собирались. Договорились? Про мэрию он, кажется, уже забыл. Но Вероника качает головой. – Нет, не могу. Я обещала проводить Настю до дома. Занятия у нее заканчиваются через полчаса. По требованию Сашки Вероника соглашается набросить на плечи его куртку, но решительно отказывается сесть на переднее сиденье и устраивается на заднем. Мы находим нужный магазин, покупаем бутылку коньяка и порезанные на дольки фрукты. По сути дела, коньяк пьет только Сташевская. Сашка – за рулем, и он налегает на фрукты. А я лишь старательно делаю вид, что пью – я спиртное не уважаю. После третьей порции Вероника спрашивает: – Надеюсь, я не показалась вам слишком навязчивой? Сашка смеется: – Ну, что вы! Если только совсем чуть-чуть. Она тоже смеется. На лице у нее уже играет румянец, а куртка сброшена с плеч. – А давайте не будем говорить о делах, – вдруг предлагает она. – Поговорим о погоде, о кино, о литературе – о чём угодно, только не о кафедре. Отчество у меня – Ильинична, но можете называть меня просто Никой. Я от разговора отстраняюсь. Во-первых, потому что Сташевская на меня сердита, во-вторых, потому что незамужней женщине гораздо приятнее поговорить с неженатым мужчиной. И я оказываюсь права. На небольшом пятачке возле здания магазина сияет огнями искусственная елка. Хотя до Нового года еще далеко. – Ника, а где вы собираетесь праздновать Новый год? Она ставит опорожненный стаканчик на сиденье и пожимает плечами. – Еще не знаю. Друзья зовут в Турцию. – А разве в Турцию ездят зимой? – удивляется Сашка. – Еще как ездят! – подтверждает она. – Путевки в это время года фантастически дешевые. Понятно, что зимой в море купаться не станешь, но в хороших отелях – бассейны на каждом этаже. Отличное питание, культурная программа, экскурсии, на которые в жару не поедешь, – прекрасный отдых. А вы где обычно празднуете? – Дома, – отвечает он. – С мамой и сестрой. – А любимая девушка? – голубые глаза Сташевской распахиваются еще шире. – Таковой пока нет, – признается он. – Не может быть! – не верит Вероника. – А мне говорили, что эту сказочку Алиса Афанасьевна для нас придумала. А вы, правда, очень робкий и застенчивый? Спиртное начинает оказывать на нее действие. – Не знаю, – почему-то стесняется Сашка. – А девчонки сказали, что на самом деле вы – женатый. И лекции у нас в университете взялись читать только по служебной необходимости. – Девчонки, девчонки, – передразнивает он. – А сами-то вы что обо мне думаете? – Что одно другому не мешает, – заявляет она. – Вы можете быть и частным детективом, и неженатым мужчиной. – Ну, что же, – смеется он, – за это и выпьем. Но она решительно закрывает пластиковый стаканчик рукой. – Нет, спасибо. Я уже согрелась. И никакие уговоры не помогают. – А, между прочим, мы снова заговорили о работе. А как же кино и литература? Сашка честно сознается: – Извините, Ника, я не читаю женских романов. А обсуждать с вами новеллы Моэма или «Ярмарку тщеславия» Рабле я не вижу смысла – вряд ли вам это будет интересно. Это звучит довольно грубо – кажется, он сказал первое, что пришло в голову. Он не любит блондинок – я это знаю. Теперь, кажется, знает и она. Голубые глаза сердито сверкают. Она берется за ручку дверцы. – И почему все мужчины думают, что раз блондинка, значит обязательно дура? Вопрос риторический, но Сашка пытается что-то сказать. Она не слушает. – Если я иногда читаю женские романы или смотрю «мыльные оперы», то это не значит, что меня не интересуют более серьезные вещи. Я, между прочим, кандидат в мастера спорта по шахматам. А моя любимая телепередача – «Что? Где? Когда?» Просто иногда очень хочется окунуться в сказку. Мы ошалело смотрим, как она ловко выскакивает из машины. Прежде, чем захлопнуть дверь, говорит: – И, между прочим, «Ярмарку тщеславия» не Рабле написал, а Теккерей. Она идет в сторону университета. Сашка бежит следом. – Ника, подождите! Ника, я прошу прощения. Я не хотел вас обидеть. К тому же, и обидеть не получилось. Уели вы меня по всем статьям. Но она продолжает горячиться. – Да, я наивная и верю в любовь, но это не значит, что я дура. И если вы считаете, что я плохой педагог только потому, что осветляю волосы… – Да что вы! Я уверен, что вы – прекрасный педагог. И я готов извиниться еще раз и два, и десять – сколько скажете. Она сменяет гнев на милость. – Ладно, не будем больше об этом говорить. Вы с Алисой Афанасьевной, наверно, спросить меня о чём-то хотели? Спрашивайте! Он предлагает снова сесть в машину, и она возвращается, хоть и без большой охоты. – Я, в общем-то, догадываюсь, что вы хотите знать. Не я ли ползала в компьютер Вадима? Так вот, отвечаю – не я. И в истории с картиной я тоже не замешана. И не знаю, кто бы это мог сделать. Одно могу сказать – Настю вы зря подозреваете. Она не любитель живописи. – Вероника Ильинична, а какие у вас отношения с Аллой Прудниковой? – это уже я вношу лепту в разговор. – Нормальные отношения, рабочие. Не дружеские, но и не враждебные. А если вы намекаете, что я из личной неприязни украла у нее бумаги, то это – полная чушь. Я вообще в эти тонкости не вникаю. – Насколько я знаю, у вас с Прудниковой недавно была ссора? – Ссора? – удивляется Вероника. – Ах, вы про понедельник? Да не ссора это была вовсе! Ну, повысила она голос. Всякое бывает. Наверно, дома у нее проблемы, вот она на нас и срывается. – И всё-таки, Ника, – вмешивается Сашка, – вы знали, что было в том письме, которое в день рождения Вадима Варя должна была отнести на почту? Она думает, наморщив лоб. – Не помню. Правда, не помню. Что документы на конкурс должны были отправлять – знала. Но вот что именно в тот день – вряд ли. Да и мне-то что за корысть была этот конверт красть? Наоборот, если бы мы грант получили, появилась бы возможность что-нибудь дополнительно заработать. Так что, думаю, письмо случайно потерялось. Из наших никто кафедре вредить бы не стал. – Ну, да, конечно, – не сдерживается Сашка, – у вас тут всеобщая любовь и взаимовыручка. Знаете, Ника, мне уже надоело слушать про ваш замечательный дружный коллектив. Про то, что все вы в одной упряжке и тянете в одну сторону. Вы – уже пятый человек, который мне об этом сказал. Но факты, как известно, вещь упрямая. А факты, между прочим, совсем о другом говорят. Она снова хмурится. – Зря вы так. Мы, действительно, в одной упряжке. Хотя, может, кое-кто в другую сторону тянет. Зная о дружбе Сташевской и Степанцовой и об их общей нелюбви к Алле, я уточняю: – Это вы Прудникову имеете в виду? Вероника смотрит на меня с удивлением. – Нет. С чего вы взяли? Алла, конечно, единоличница, но воду льет на ту же мельницу, что и мы. – Тогда кого вы имели в виду?