В воскресенье днем Сашка везет нас – меня, Светлану Елизарову и ее сына Данилку – на лыжный стадион. Мы собирались туда уже давным-давно, но каждый раз поездка откладывалась – то у меня были лекции по выходным, то Данилка температурил, то сам Сашка уезжал из города по делам. Светит солнышко, и свежее снежное покрывало кажется вытканным из миллионов драгоценных камней. Больше всех радуется нашему маленькому путешествию Данька – он редко выезжает за город и к мужской заботе совершенно не привык. Он едет в машине на переднем сиденье, важно смотрит по сторонам и серьезно расспрашивает Сашку о назначении дорожных знаков, которые встречаются нам на пути. Он еще ребенок, но уже ужасно самостоятельный. Именно он по прибытии на стадион поит нас горячим чаем из термоса и угощает бутербродами. Именно он наносит мазь на наши лыжи, позволяя Сашке только чуть-чуть ему помочь. И именно он первым отважно скатывается с высокой горки. Светлана скользит за ним следом. Мы с Давыдовым немного отстаем. Пока мы катимся рядышком вдвоем, он, довольно улыбаясь, докладывает, что Валерия Витальевна уже почти признала Маркиза. – Представляешь – сказала, что он умен и даже симпатичен. Он сияет, словно похвалили не кота, а его самого. – А ему уже есть, чем гордиться – шерсть почти блестит, о его победах над другими котами во дворе слагают легенды, и на втором его ухе тоже появилась боевая отметина. – Дядя Саша! – кричит Данька, забравшись на очередной угор. – А давайте до леса наперегонки! Давыдов вызов принимает, и они выезжают из лыжни и несутся вперед коньком. – А хорошо тут, правда? – мечтательно улыбается Светлана. – Замечательная идея – устроить стадион в лесу да еще в таком красивом месте. Место тут действительно очень красивое. – А народу как много! – восхищается она. – А еще говорят, люди к спорту равнодушны. Первым к нам подъезжает Данька – запыхавшийся, но довольный. – А мы с дядей Сашей сейчас дядю Вадима видели! – радостно сообщает он. – Он тут тоже на лыжах катается. Я его догнать хотел, а дядя Саша сказал, что не надо. – Конечно, не надо, – подтверждает Давыдов, – потому что это вовсе не Вадим. Какой-то мужчина всего лишь на него похож. Но мы уже сами видим Кирсанова. И не только его. Он и Варя целуются, стоя под высокой елью. Оба на лыжах, но палки лежат на снегу. Сашка краснеет. Я, кажется, тоже. А на Елизарову я не решаюсь даже взглянуть. Кирсанов же и Варя никого и ничего вокруг не замечают. – Может быть, мы чаю выпьем? – почти спокойной спрашивает Светлана. – А то я замерзла. Мы с радостью ухватываемся за ее предложение и направляемся к машине. Из всех нас на сцену под елью не обратил внимания только Данька – он смотрел в другую сторону. Мы молча пьем чай и подкрепляемся бутербродами. Светлана делает вид, что ничего не произошло. Мы, впрочем, тоже. – А может, мы поищем дядю Вадима? – спрашивает Данька. – Я знаю – это был он. Светлана поправляет съехавшую ему на лоб вязаную шапочку и твердо говорит: – Нет, милый, дядя Саша же сказал, что ты ошибся. А мы сейчас уже уезжаем со стадиона. В глазах мальчика появляются слёзы. – Уезжаем? Уже? Да мы только недавно приехали. Но Светлана непреклонна: – У тебя еще уроки не сделаны. Ребенок куксится, а она молча складывает в пакет термос, конфеты и остатки бутербродов. – А мы сейчас еще в одно хорошее место съездим, – заявляет Сашка. – Посмотрим гонки на снегоходах. – На снегоходах? – ахает тот и тут же снимает лыжи. Через полчаса мы – уже на соревнованиях. Гонки оказываются увлекательным зрелищем, и Данька полностью ими поглощен – кричит, машет руками, болеет за своих фаворитов. Мы втроем стоим в стороне от волнующейся толпы. – Может быть, вы объясните мне ту сцену? – Светлана отворачивается от Даньки и смотрит на нас. – Для вас она, похоже, сюрпризом не стала. Я молчу. Мне неприятен этот разговор, и я не понимаю, почему она хочет обсуждать такую щекотливую тему. – А разве что-то произошло? – удивляется Сашка. – Ты сама сказала – Данька обознался. – Не издевайся надо мной! – почти выкрикивает она. – Это хорошо еще, что Даня не видел, как они целовались. Фу, мерзость какая! Сашка мрачнеет. – Ну, почему же мерзость? – возражает он. – А если наоборот – любовь? – Любовь должна быть честной! – парирует она. – А вот так, тайком, – это подло! На бледном, без малейшего следа косметики лице ее застыло выражение гнева. Мне жаль ее – она не умеет прощать. Как ни странно, и любить она, кажется, тоже не умеет. – Не будь такой категоричной! – просит Сашка. – Ты знаешь Вадима давно. И примерно представляешь, какие у него отношения с Дашей. Светлана цедит сквозь зубы: – Мне всё равно, какие у них отношения. Я знаю только, что они женаты и клялись друг другу в вечной любви. – Ты веришь в вечную любовь? – скептически усмехается Сашка. – Нет, – честно отвечает она. – Но я полагаю, что при любых обстоятельствах нужно стараться поступать порядочно. Я понимаю, что он мог разлюбить Дашу – такое бывает. Но он должен был честно всё ей рассказать. Разводы сейчас – явление обычное. И если бы он завел роман, будучи свободным человеком, я бы его не упрекнула. А строить отношения на лжи – это предательство. Данька поворачивается в нашу сторону, и мы с Давыдовым пытаемся ему улыбаться. Светлана – нет. Тонкие брови ее по-прежнему сведены над переносицей, губы дрожат. – А еще я настаиваю, чтобы вы рассказали обо всём Кирсанову! – вдруг требует она. – О том, что я знаю об его измене, и о моем к ней отношении. Да, да, рассказали! И передали ему мои слова! Может быть, это заставит его задуматься. Сашка мнется с ноги на ногу. Чего она хочет добиться? Он – один из немногих ее друзей, но если ему придется делать выбор, то думаю, он будет не на ее стороне. – Мне казалось, тебе не нравится Даша. – Не нравится, – подтверждает она. – Но это не важно. Она – женщина, и у нее есть чувства. Я решаю, что пора и мне вмешаться в их беседу. – Света, ты же понятия не имеешь об ее чувствах. Елизарова закрывает уши ладонями. – Перестаньте! Не хочу ничего об этом знать! Я понимаю – ей неприятно думать об изменах. Алла В понедельник занятия у меня и у Аллы Сергеевны заканчиваются одновременно, и мы вместе выходим из университета. На крыльце я вежливо говорю ей «До свидания» и собираюсь идти домой. – Подождите, Алиса! Ее рука в кожаной перчатке касается моей руки. – Могу я с вами поговорить? В ней нет сейчас ни спеси, ни неприязни. На улице не холодно – градусов десять мороза, но она почему-то дрожит. – Не беспокойтесь, я не стану вас задерживать. Я только хотела попросить вас о помощи. Я знаю, вы расследуете все эти странные случаи, что произошли на кафедре. Вы и …, – голос ее срывается, – Александр Дмитриевич. И я хотела попросить … Она мнется, и я подбадриваю: – Да, да, Алла Сергеевна, я вас слушаю. – Я хотела вас попросить сказать мне, кто тот человек, который взял письмо и договор.