Я не удивлена такой просьбой, но честно говорю: – Понимаете, Алла Сергеевна, дело в том, что я сама еще этого не знаю. – Я понимаю, – кивает она, – но рано или поздно вы узнаете. И я хотела бы, чтобы вы рассказали всё не только Кирсанову, но и мне. Может быть, моя просьба кажется вам глупой или странной, но я могу попытаться всё объяснить. Я с некоторых пор боюсь ходить на работу. Может быть, я схожу с ума, но мне всё время кажется, что кто-то только и ждет, чтобы я отвернулась, чтобы забыла убрать важные документы. Я знаю, Вадим думает, что всё это было направлено именно против него. Насчет кражи картины – не знаю и не хочу об этом говорить. Но что касается документов, то я почти уверена, что подставить пытались не его, а меня. Кто-то очень хочет, чтобы Кирсанов разуверился в моей компетентности. Она, похоже, действительно напугана. Или умело кажется таковой. – Думаю, вы преувеличиваете. Может быть, кто-то и взял эти документы, чтобы вас позлить или расстроить, но мне кажется, никто не хочет всерьез вам навредить. – Нет, они все этого хотят! – почти выкрикивает она. Какой-то закутанный в шарф прохожий смотрит на нас с любопытством. – Все, кроме Кирсанова, – она понижает голос. – Я не хочу сказать, что они все плохие, а я – хорошая. Но я чувствую себя среди них чужой. – Может, стоит попытаться эту ситуацию исправить? – советую я. Она поправляет вязаную шапочку и застегивает воротник пуховика на верхнюю кнопку. – Вряд ли получится. Да и что я должна для этого сделать? Испечь торт и пригласить всех на чай? Или самой напроситься к кому-нибудь в гости? Боюсь, они только посмеются надо мной. Даже не знаю, что ей сказать. Что она сама виновата, в том, что отношения со значительной частью коллектива не сложились? Думаю, она сама это понимает. А если не понимает, то и вряд ли поймет, что бы я ей ни говорила. Да и трудно завязать дружбу с людьми при таких принципиально разных подходах к самому понятию «дружба». Светлана Мимо медицинского кабинета на первом этаже университета я стараюсь проскочить незаметно – снова обсуждать со Светланой измену Вадима я не хочу. И благополучно миновав этот участок, вздыхаю с облегчением. И зря – я встречаю Елизарову на парадной лестнице. – Добрый день, Алиса Афанасьевна! – строго говорит она и буравит меня взглядом. Я здороваюсь и норовлю идти дальше. – Не могли бы мы поговорить? – спрашивает Светлана. – До начала занятий еще десять минут. Я могу сказать, что мне нужно еще перелистать конспекты или проверить контрольные работы, но почему-то не говорю, а послушно плетусь за ней. – Алиса, скажи честно – ты или Саша поговорили с Кирсановым? Она смотрит на меня как на провинившуюся ученицу (точно такой же взгляд я видела в детстве у моей первой школьной учительницы Амалии Николаевны в те моменты, когда оказывалось, что я не выучила уроки) и невольно заставляет меня оправдываться. – Я – нет. Мне, знаешь ли, не очень удобно обсуждать с ним эту тему, – бормочу я. Она кивает – с этим она согласна. С таким же успехом она может обсудить с ним это сама, но тоже явно считает это неудобным. – Но Саша с ним разговаривал. Он передал ему твои слова. Ее брови взлетают вверх. – И что? – вопрошает она. Я пожимаю плечами. – Не знаю. Кирсанов не считает нужным передо мной отчитываться. Она приглаживает коротко стриженые волосы – не знаю, зачем – неужели тоже волнуется? – Может быть, Саша был недостаточно убедителен? – предполагает она. – Хочу тебе сказать, что их разговор не подействовал на Вадима – я видела его вчера вместе с этой девицей в «Гостином дворе». Она прекрасно знает имя-отчество «этой девицы», но предпочитает называть ее именно так. – Они что, целовались и в магазине? – ужасаюсь я, едва сдерживая смех. – Нет, конечно, – она ужасается отнюдь не понарошку. – Они даже не держались за руки. Но всё равно выглядели по-идиотски. Кажется, я глупо хихикаю. – Что в этом смешного? – удивляется Светлана. – Он поступает непорядочно, а вы это одобряете. Честно говоря, мне не хочется выслушивать ее нотации – я уважаю ее мнение, но вовсе не обязана его разделять. – Извини, Света, но тебе не кажется, что это – не наше дело? Они – взрослые люди. – Знаешь, Алиса, – холодно говорит она, – есть такое понятие – женская солидарность. Мне кажется, ты об этом забыла. Звонок на урок избавляет меня от необходимости отвечать. Нехорошо так говорить, но, кажется, я понимаю, почему Степан на ней не женился. Таня Плачущей Таню я застаю совершенно случайно – если бы она знала, что я вернусь на кафедру за пакетом с контрольными работами, который забыла у себя на столе, уверена, она постаралась бы сдержаться. Но я возвращаюсь, распахиваю дверь в кабинет и вижу ее залитое слезами лицо. – Танечка, что случилось? Она размазывает ладошками слезы по щекам и шмыгает носом. – Ничего, Алиса Афанасьевна. Это я так, вспомнила кое-что. А слёзы всё катятся и катятся. Я не люблю навязываться и понимаю, что иногда лучше сделать вид, что ты чего-то не замечаешь, но сейчас не такой случай – насколько я знаю, у Рогозиной нет ни близких подруг, ни друзей, которые могли бы помочь ей в трудную минуту – только не вполне порядочный жених, из-за которого она наверняка и плачет. Я беру стул и сажусь рядом с нею. – Лучше расскажи, в чём дело. Тебе станет легче. Она видит во мне только сыщика, сующего нос в чужие дела, и пугается. – Вы не подумайте, Алиса Афанасьевна, к кафедре это не имеет никакого отношения. Это – личное. Несколько минут мы сидим молча. Она колеблется. – Я не знаю, что мне делать, – наконец, выдыхает она. – От меня вчера ушел мой парень, с которым мы жили вместе почти два года. У нас были серьезные отношения. Мы собирались пожениться. А он взял и ушел. Просто собрал свои вещи, сказал, что полюбил другую, вызвал такси и уехал. Она снова захлебывается слезами. Я помню, что говорила о Танином молодом человеке Анастасия Васильевна, и думаю, что такая развязка – не самый худший вариант. – У него самого в Питере нет ни квартиры, ни комнаты. Значит, он переехал к ней. Значит, они уже встречались с ней какое-то время. Получается, он обманывал меня. Она похожа на обиженного ребенка – влюбленная девочка, впервые столкнувшаяся с предательством. – Я его очень сильно люблю. И я готова за него бороться. Только я не знаю, как его найти. Мне одновременно и смешно, и немного грустно. «Парень без адреса» – почти как в кино. – А может быть, не нужно его искать? – спрашиваю я. Она хлопает ресницами. – Не нужно? – Может быть, стоит успокоиться, подумать. – Вы не понимаете, Алиса Афанасьевна, я же всё только для него делала. Я ради него на всё была готова! Она замолкает, и во взгляде ее опять появляется испуг. – Но он же этого не оценил, – напоминаю я. – Знаешь, Танечка, есть люди, которые не способны ценить доброту. Они думают только о самих себе. Мне кажется, твой молодой человек как раз из таких. И это хорошо, что ты сейчас об этом узнала. Ну, найдешь ты его, может быть, даже убедишь вернуться. Только зачем? Чтобы спустя несколько лет он снова тебя бросил? Может быть, стоит попробовать обойтись без него?