Я боюсь произнести это вслух. Но промолчать еще страшнее. – О своей жене, – выдыхаю я. Сашка, кажется, показывает мне большой палец. – Ты с ума сошла? – осведомляется Кирсанов. – Ты соображаешь, что говоришь? Даша тоже полна благородного негодования. – А может, Алиса, ты сама отправила то письмо? Ты, кажется, тоже обо всём прекрасно знала. Она не уточняет, что я знала, но это и так понятно. У Светланы снова начинают пылать щеки – ей неуютно рядом со взяточником. Ничего, потерпит. – Ты, кажется, тоже была влюблена в моего мужа, а он тебя бросил? Разве не так? Теперь уже щеки пылают у меня. Но даже хорошо, что она это сказала. Теперь, во всяком случае, я тоже могу сказать Вадиму то, что думаю. Вопросы Даши я игнорирую и продолжаю обращаться к Кирсанову. – Как раз тогда твоя жена узнала, что у тебя есть другая женщина. Думаю, она боялась, что ты уйдешь из семьи, и решила отомстить и подпортить тебе репутацию – чтобы ты не достался сопернице весь в шоколаде, Кирсанов старательно выговаривает каждое слово: – Это всё твои домыслы. – Хорошо, пусть домыслы, – не спорю я. – Но сути дела это не меняет, – и поворачиваюсь в сторону дяди. – Дмитрий Сергеевич, скажите, а можно проверить отпечатки пальцев на том письме? Почти уверена – Дашины там найдутся. Кирсанова кривит губы. – Какая чушь! Но дядя Дима поддерживает игру. – Такая экспертиза возможна. Думаю, мы довольно быстро сможем ее провести. Конечно, всё это – ерунда! Полиция не станет возиться с каким-то там письмом, не имеющим к делу прямого отношения. Но Даша задыхается от гнева. – Да как вы смеете? Да на каком основании? Вы что, обвиняете меня в чем-то? Я совершила преступление? Ткаченко машет руками. – Да что вы! Вы поступили так, как должен поступать каждый законопослушный гражданин. А она нервничает всё больше и больше. – Тогда я не понимаю, зачем мы это обсуждаем. Это наше с Вадимом дело. – Конечно, – признает дядя Дима ее правоту. – Но разве я не предлагал вашему мужу обсудить это в более узком кругу? На Вадима будто вылили ушат холодной воды. Хотя, по-моему, о том, что анонимку написала Даша, он мог догадаться и сам. – Я ничего никому не должна объяснять, – заявляет Кирсанова. – Но кое-что всё-таки хочу сказать. Да, я написала то письмо. И меня может понять любая женщина. Для меня было шоком узнать, что у моего мужа есть любовница. Не удивительно, что я совершила дурацкий поступок. Я сразу же о нём пожалела, но сделать уже ничего было нельзя. Я, как могла, постаралась исправить ошибку. И я ни перед кем не должна извиняться по этому поводу. Понятно? Вадим тут же бросается на ее защиту. – Перестань, не оправдывайся. Ты имела на это полное право. Я усмехаюсь – цирк, да и только! А Вадим уже нападает на доблестного майора полиции. – Вместо того, чтобы заниматься анонимками, лучше бы выяснили, кто украл картину и подсыпал снотворное Никите. Кажется, разобраться с этим – ваша прямая обязанность. – А мы это выяснили, Вадим Александрович, – говорит дядя Дима. И тихие слова его звучат как набат. Кто украл картину? – Правда, я не уверен, что мы должны обсуждать это именно здесь, – прибавляет он. – Что за ерунда? – морщит лоб Вадим. – Мы для этого сегодня на кафедре и собрались. Дядя Дима откашливается, выдерживает паузу, хотя и без этого внимание всех присутствующих сосредоточено на нем, и приступает к рассказу. – Начну с того, что признаюсь – в вашу историю, Вадим Александрович, о девушке-Светлячке, которая решила отомстить, я не поверил. Хотя теперь я понимаю, что такая девушка есть, но очень рад, что этот вариант я отверг – он только отвлек бы меня. Тут я положился на мнение моей племянницы Алисы. Помнишь, ты сказала, что для такой изощренной мести у той девочки не было причин. Я решил, что ты права. – Нельзя ли ближе к делу? – нервничает Вадим. – А то это напоминает дешевый детектив, где сыщик долго и нудно рассказывает о том, как он пришел к истине. Это никому не интересно. – Ну, почему же? – возражает Вероника. – Нам очень даже интересно. Тебя мы выслушали. Дай высказаться другим. Но Кирсанов только выдыхает: – Сначала скажите – кто украл картину? – Ну, что же, – кивает дядя Дима, – можно пойти и таким путем. Вы спрашиваете, кто? Я отвечаю – Квасцов. Дружный вздох проносится по кабинету. – Этого не может быть! – без тени сомнения заявляет уже вполне пришедшая в себя Даша Кирсанова. – Он без пяти минут был зятем человека с огромным состоянием. Зачем ему было так рисковать? – Полная чушь, – поддерживает супругу Вадим. – Вы не понимаете, что говорите! Он был честнейшим человеком, настоящим ученым. Его совершенно не волновали ни деньги, ни другие материальные блага, ни, тем более, картины. И Юля Кондратюк качает головой: – Это звучит нелепо. Но дядю Диму не так-то легко смутить. – Знаете, дорогие товарищи, очень часто человек скрывает свою истинную сущность за умело сделанной маской. Вы сейчас наградили Никиту Аркадьевича большим количеством похвал, и возможно, во многом вы правы. Но поверьте моему опыту – увлеченность наукой, положение в обществе и внешняя кротость отнюдь не могут помешать не очень порядочному человеку время от времени показывать свою подлинную натуру. Если позволите, я тоже начну рассказ с событий, которые произошли несколько лет назад. Ваш бывший коллега учился тогда на четвертом курсе института. Он приехал в город из провинции, жил у старшей сестры, был увлечен учебой (что, надо признать, большая редкость в наши дни). Но однажды этот пай-мальчик оказался на дискотеке, где и познакомился с девушкой Ниной. Она тоже чуралась шумных компаний и была домоседкой, так что не удивительно, что их потянуло друг к другу. Их роман длился полтора года – вплоть до того момента, как девушка сказала ему, что беременна. Судя по всему, для Никиты Аркадьевича это было шоком. Он как раз оканчивал институт, собирался поступать в аспирантуру, заниматься наукой и вовсе не хотел обзаводиться семьей. Тем более, что Нина не соответствовала его представлениям об идеальной супруге – она выросла в детском доме, жила в коммунальной квартире, училась всего лишь в колледже. Он пробовал убедить ее сделать аборт – она категорически отказалась. И тогда он совершил первую из известных нам подлостей – он заявил, что ребенок не от него. Конечно, вы можете сказать, что сейчас существует множество способов подтвердить отцовство, даже если мужчина категорически его отрицает, но девушка Нина не захотела ничего доказывать. Она решила, что вырастит ребенка сама, и никаких претензий Квасцову предъявлять не стала. Он спокойно получил диплом, поступил в аспирантуру, защитил кандидатскую диссертацию и, наконец, собрался жениться на девушке Наде. Одна бульварная газетенка даже опубликовала статью о шикарном романе молодого ученого и дочери миллионера. И вот здесь стоит отметить еще один очень важный нюанс – у Нины была подруга и соседка – некая Альбина Скуратова, тоже воспитанница детского дома. Она прочитала в газете о том, что бывший ухажер ее подружки вот-вот женится на очень обеспеченной девушке, и спросила Нину, что бы та стала делать, если бы вдруг появилась возможность потребовать от отца ее ребенка крупную сумму денег. Нина ответила, что не взяла бы от него ни копейки. И тогда Альбина решила действовать сама. В статье было указано место работы Никиты, и она пришла к нему в университет. Спросила, знает ли его невеста о том, что у него есть сын, и не хочет ли он помочь этому сыну материально. Она не была уверена в результате – вполне могло оказаться, что он давно уже сам рассказал всё будущей жене. Но он растерялся, запаниковал, и она легко получила от него сто тысяч рублей, на которые обновила гардероб и отдохнула на море. Но аппетит, как известно, приходит во время еды. Вернувшись с юга, Альбина вознамерилась сменить комнату в коммуналке на окраине города на отдельную квартиру. Она прекрасно понимала, что действовать нужно быстро – после свадьбы Квасцов мог оказаться не таким податливым. По объявлениям в газетах она нашла несколько подходящих вариантов и снова приехала в университет. Она знала, что сам Никита – отнюдь не миллионер, и потому в своих требованиях была разумна – от него ей нужно было поручительство по кредиту и пятьсот тысяч на первоначальный взнос. Он пробовал возмутиться, снова заявил, что это не его ребенок. Но с Альбиной этот номер не прошел – она сказала, что его тесть-миллионер наверняка не откажется заплатить за генетическую экспертизу, которая и выведет Никиту на чистую воду. Он пробовал объяснить, что у него нет тех денег, которые она требует – он и так уже взял кредит в банке на то, чтобы подготовиться к свадьбе. Она посоветовала ему продать машину, а также быть скромнее в свадебных расходах. Но, думаю, больше всего его пугало именно поручительство по ее кредиту. Он не сомневался, что оплачивать этот кредит придется тоже ему, а это было чревато неприятностями. Его тестю быстро стало бы известно, что он каждый месяц платит крупную сумму за некую женщину, которая приобрела квартиру в кредит. Какой вывод мог сделать тот? Правильно – что его зять купил квартиру своей любовнице. В любом случае, истина скоро бы открылась. Самым разумным в данной ситуации было бы честно признаться во всём своей невесте – думаю, она простила бы его, ведь речь шла об очень давней истории. Но он не хотел рисковать. Скуратова, между тем, продолжала требовать денег. Пришла она за ними и в тот, думаю, памятный вам всем день. – Ой! – вскрикивает Таня. Мне тоже становится не по себе – снова всплывает из глубин памяти почти забытая картина. – Да, он сказал ей, что денег пока не нашел, и посоветовал поискать других поручителей. А сам пошел на склад и полез на полку, чтобы поставить коробку. А она решила подстегнуть его и спросила, а сколько денег, по его мнению, согласится заплатить его будущий тесть за такую щекотливую информацию? Она стояла внизу, как раз под аппаратом для разрезания бумаги, а Квасцов находился в таком отчаянном положении, что мысль, что он может разом избавиться от этой проблемы, не показалась ему ужасной. И он сбросил на нее аппарат. Я закрываю глаза. Кто-то из девочек плачет – наверно, Таня. Значит, брошенный ребенок всё-таки был, только Альбина нарочно немного исказила данные, когда рассказывала о нём коллеге. – Откуда вы это знаете? – строго спрашивает Светлана. – Если свидетелей не было, то всё это не более, чем домыслы. – Нет, не домыслы, – жестко возражает Ткаченко. – Пару месяцев назад Альбина Скуратова пришла в себя. Правда, всё это время она утверждала, что не помнит ничего из того, что произошло на складе. Врачи говорили, такое возможно. Но я уверен, она лгала. Потому что едва она узнала о гибели Никиты, как вспомнила всё и сразу. Впрочем, речь сейчас не об этом. Совершив преступление, Квасцов пришел в такой ужас, что тут же убежал из университета – он был уверен, что Скуратова мертва, и решил, что самым правильным в данной ситуации будет хранить молчание. Не знаю, обрадовался ли он, когда выяснилось, что она жива. Думаю, пока шло расследование, он сходил с ума и с облегчением вздохнул, когда было решено, что это – несчастный случай. Но он понимал – как только Скуратова придет в себя и вспомнит всё, ему придется от нее откупаться. И поручительства по кредиту тут будет недостаточно – она могла потребовать, чтобы в обмен на ее молчание, он купил ей квартиру. Теперь речь шла уже не просто о недостойном поведении, а о преступлении. Думаю, она позвонила ему сразу же после выписки из больницы и потребовала компенсацию за молчание. Он собирался продать машину, но понимал, что этого будет мало. И тут вдруг его просят съездить в аэропорт, чтобы забрать очень ценную картину. О возможной стоимости картины он знал – насколько я понял, незадолго до этого у вас дома, Вадим Александрович, называлась цена другой картины того же художника – шестьдесят тысяч долларов. – Сколько? – ахает Степанцова. Ткаченко словно не слышит вопроса. – Конечно, Квасцов понимал, что другая картина может стоить гораздо меньше, к тому же продавать ее пришлось бы нелегально, но всё равно речь шла о двадцати, а то и о тридцати тысячах долларов, которых ему так недоставало. А организовать кражу картины было для него не так трудно – пару лет назад они с другом детства ездили в лес за грибами и рядом с железнодорожным полотном нашли паспорт. Сначала они хотели вернуть его хозяину, но побоялись, что их могут обвинить в том, что они сами же его и украли. И паспорт остался у друга Квасцова, лицо которого оказалось немного похоже на лицо человека на фотографии. Квасцов сочинил историю о том, что хочет подшутить над приятелем и заполучить картину, которую тот купил для своей жены. Всё это я знаю со слов того самого друга – человека отзывчивого, но не особо сообразительного. Ему достаточно было того, что Никита попросил его о помощи, и он охотно согласился поучаствовать в розыгрыше. Он приехал в аэропорт, получил картину и передал ее Квасцову, а тот отвез ее сестре, сказав, что это – его свадебный подарок невесте. Он был уверен, что вы не станете заявлять в полицию. – Это не может быть правдой, – плечи Вадима опущены, и он мало похож на себя самого получасовой давности. Но, кажется, он чувствует, что это – правда. – Картина сейчас у нас, в полиции, и вы можете получить ее после выполнения некоторых формальностей. К нам ее принесла сестра Квасцова. Она пришла в полицию только после убийства брата. Может быть, и вовсе бы не пришла, если бы не узнала, сколько может стоить картина Пчелина. Она поняла, что брат не мог ее купить – тем более, что любителем живописи он никогда не был, – догадалась, что картина – краденная, и испугалась, что брата могли убить именно из-за этой картины. Так что вынужден признать, большой заслуги полиции в раскрытии этого преступления нет. – Ужасная история! – передергивает плечиками Даша. – Мы столько лет общались с ним и даже не понимали, что он собой представляет. Бедная Надя! Она знает об этом?